стремиться содеивать и впредь все возможное...
посуху, минуя одну за другой разоренные, обезлюженные фракийские деревни.
Надобно было как можно скорей воротиться в Царьград, как можно скорей
добраться с любым торговым судном до Киева и, по крайней мере, ежели
совершится такая судьба, принять гибель вместе с владыкою. <Нет! Гибнуть
нельзя! - одернул он сам себя. - Надобно спастись и спасти Алексия!>
Константинополя развязывали руки Ольгерду.
Киев своих бояр с дружиною, приказав заключить Алексия со спутниками под
стражу, воспретив ему всяческую переписку с кем бы то ни было. Иные,
тайные наказы были переданы воеводам с глазу на глаз.
Алексия, взамен оставившего кафедру Моисея, и тотчас послали его на
поставление к Алексию.
пресвитеры, но до Киева, до владыки Алексия, новгородское посольство так и
не сумело добраться. Ольгерд перекрыл заставами все пути.
всяких препон. Замятня в Орде отдавала древний город в руки Ольгерда.
Князь Федор встречал насупленных литовских бояр винясь, низя глаза и
виляя.
уже за оградою послышалось ржание боевых коней и в настежь отворенные
ворота лавры начали въезжать попарно литовские всадники.
копьями наперевес повел противу конных литовских кметей. Крик, шум, гомон.
Лошади, тыкаясь в острия копий, вставали на дыбы. Бабы, роняя корзины с
яйцами и прочею снедью, с дурным заполошным визгом, мешая и тем и другим,
лезли аж под копыта коней, но поскольку толпа прихожан со страху рванула
вон из лавры, то и вынесла, давя и калеча непроворных, вон из двора, с
визжащими и причитающими женками, литовских потерявших строй и вспятивших
кметей. Никита, выгнав последних, а одного, упрямого, подколов рогатиною,
с треском захлопнул и заложил засовом монастырские ворота.
вой, кого-то задело в толпе, слепо кинувшейся, словно стадо, прямо на
конную литву, звонарь начал заполошно бить в колокол, и пока творилась вся
эта неподобь, Никита, вздев бронь и оборужив своих ратных, приготовил
костры к обороне и загородил ворота телегами.
забыв в сей миг, что находится внутри святой обители, грозя шестопером,
кричал поносное литовским воеводам, прикрываясь щитом от вражеских злых
стрел.
отхлынула, оставя тела двух изувеченных и растоптанных насмерть женок. Но
в этот миг явился князь Федор, ратники опустили луки, и начались
переговоры. Алексий вышел с крестом, приказал отворить ворота и
потребовал, чтобы литовские воеводы сошли с коней и объявили, что им нужно
в обители.
князя Федора, постановили на том, что русичи сдадут оружие, но сами
останутся в кельях и Алексий - по-прежнему в настоятельском покое. Ему
будет разрешено пользоваться церковью, и лишь охрана в лавре станет теперь
из литовских ратных.
забежал в избу, где была устроена временная молодечная владычной дружины,
оглядел стены и потолок, приметив щель между потолочинами и просевшей
балкою; подвинув тяжелую лавку, достиг, дотянулся и засунул в щель саблю,
оглянув - не видит ли кто? Заложил щель ветошкой, дабы и издали не видать
было ножен, соскочил, отдернул, натужась, лавку назад, сорвал шишак,
сдернул бронь, свернул ее и выбежал за дверь с тяжелым железным свертком.
Куда тут? Он сунулся за кельи, узрел яму, вырытую под стеною бродячим
псом, шуганул четвероногого хозяина, сунул бронь в самую глубину, оглянув,
узрел несколько битых древних плоских кирпичей и их затолкал в нору, дабы
проклятый пес не отрыл и не вытащил брони, и рысью, взмокший от усилий,
подбежал к молодечной в тот самый миг, когда там с поносною руганью,
плачем и криками ратники сдавали брони и оружие литвинам. Никита стремглав
нырнул в воющую толпу, начал бестолково соваться туда и сюда (литвины не
понимали, а своим не до того было), пока литовский боярин не взял его
крепко за шиворот.
слова.
глаза и показывая руками, как с него снимают оружие.
разоруженных и враз потишевших ратных.
саблю - накось, выкуси!
судьбу своей сабли Никита так и не мог установить, ибо всех их развели по
клетям и посадили под замок, а к вечеру принесли только жидкой похлебки да
немного ячменного хлеба. Служба кончилась. Начинался стыдный и долгий
плен. Даже и того, что сотворилось с владыкою, не ведали русичи, ибо
лаврские монахи мало обращали внимания на чуждых им московитов-мирян, и
потому, просидевши три месяца в затворе, оборвавшись, обовшивев и отощав,
Никита не знал не ведал ничегошеньки, пока однажды безмолвный печерский
инок, принесший им в очередной раз воды и хлеба, не прошептал едва слышно,
торопливо отводя взор:
ратников, но монашек уже притворил двери, клацнул засов, и неведомо было:
правду ли баял инок, ложь ли? Но ежели правду, ежели Иван Иваныч уже не
жив, всем им и владыке Алексию пришла смерть. А умирать просто так Никите
никак не хотелось. Надобно было немедленно что-то думать о спасении и
затеивать бегство.
дошла очередь и до клирошан. Литовские воеводы грубо переворошили все
имущество московитов, забрали дорогие церковные сосуды, чаши, потиры,
серебряный сион, блюда, кресты, облачения. Алексию оставили единого
служку, и в церковь он теперь мог выходить токмо в сопровождении литовских
ратников. Тут уже возмутилась лаврская братия, и после долгой при
порешили, что ратные, приставленные ко владыке, должны быть обязательно
христианами, дабы своим присутствием на литургии не оскорблять святыни.
Это была хоть и малая, но все же надежда. На православных, хотя бы даже и
литвинов, Алексий надеялся повлиять.
литвинов, которые по-русски едва-едва понимали несколько обиходных слов.
начал использовать своих тюремщиков как учителей. К вечеру второго дня он
уже выучил десятка два обиходных литовских слов. Общее знание языков,
дисциплина ума и воля позволили ему в течение месяца довести свой
словарный запас уже до нескольких сотен слов и научиться составлять вполне
грамотно простейшие литовские речения. Приставленные к нему ратники, как
тот, так и другой, скоро души не чаяли в Алексии, сказывали ему о доме, о
семьях, о бедах и радостях своих, уже и молиться начали вместе с ним, а
там и запускать к нему, вопреки запрету, того ли, другого из иноков,
благодаря чему Алексий ведал обо всем, что творилось в монастыре и даже за
его стенами.
Алексия. Загорелые, обветренные, они у самой пристани едва не угодили в
лапы литовской стражи. Слава Богу, Станяте хватило ума ушмыгнуть, потянув
отца Никодима за собою, когда начался досмотр товаров лодейным мытником.
новости и малость растерялись. Инок, опасливо взглядывая на Станяту,
предложил скрыть отца Никодима. Путники молча переглянулись, и Станята
медленно, поведя бровью, склонил голову.
дверь, оставя их в маленькой пустой хижине у самого взвоза.
к Алексию! Коли ему одного служителя оставили, стало, меня пущай и берут!
- твердо заключил он. - Как-нито будем сноситься с тобою, а ты... Чаю,
наши есть тута! Дак разыщи, выясни, как оно... Надобно владыку спасать!
троекратно поцеловались.
дурака-холопа сперва перед игуменом, потом перед двумя литовскими
бояринами, поднял шум и, рискуя сто раз головою, добился-таки, что его
ввергли в узилище к Алексию, к вящей радости и Станьки, и самого Алексия.
Тут только и смог он рассказать, и то поздно вечером, о всех перипетиях
своего посольства, о смерти Паламы и о невозможности ныне воздействовать
на патриарха Каллиста.
стороже у владычных дверей литвин начал теперь ставить татар-наемников,
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Конан-Дойль Артур
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия