Бяконтов.
разрешающий знак. Ярлыки будут даны! Московиты попятились к выходу. Слуги
все еще носили поставы сукон, связки мехов - нескудные дары князя
московского.
ордынских дворцов. С ним было всего двое спутников - Станята и престарелый
Аминь, киличей покойного Семена Иваныча.
иноземным ширазским вином. Алексий ел мало, к чаре только притрагивался
губами.
испестренного глазурью айвана.
в трудах, хан стар, занят! У хана есть сын, старший сын, Темир-Ходжа! Он
займет престол! Тогда ты проси, всего проси! Великий стол? Получишь и
великий стол! О-о, Темир-Ходжа - батыр!
себе дареную серебряную чару с гривнами-новогородками. Только к концу
третьего часа Алексий уясняет себе, что говорить надо даже не с
Темир-Ходжой (с ним лучше вовсе не говорить!), а с теми, про кого хозяин
дворца старательно умалчивает.
Мало того, что эмиры Сарая поддерживают ханов из Ак-Орды, а степь их не
хочет: и в Сарае, и в степи власти жаждут слишком многие, и стоит
Хидыр-беку упасть, настанет непредставимая смута. Темир-Ходжа посему,
пытаясь упредить события, уже прямо требует денег с Алексия, обещая в
случае победы великий стол передать московскому князю.
удаливши слуг. В низком покое полутемно. И сидят тесно вокруг стола, иные
- навалясь на столешню, не как бояре в думе княжой, а как заговорщики. Во
главе стола в темном облачении, склонивши лобастую голову, - Алексий.
Станята примостился сбоку на кончике лавки, положив на край стола вощаницы
и приготовив костяное новогородское писало. Лица строги. Ибо решают днесь
коренной вопрос - о власти. Которую надобно добывать тут, в Орде. И
добывать любыми средствами. Вот об этом-то, о <любых> средствах, и идет
спор.
Пусть это делает суздальский князь!
всего митрополит! Всему, даже и тому, что мы делаем здесь, должен быть
предел, дальше коего идти неможно! Грех!
райя, скот!
жидовинов все прочие - гои, и вовсе не люди! Да, да, вс° так! И все же
когда, зная это, человек отказывается вовсе от своих убеждений, когда
христианин забывает о Христе... Ты понимаешь, чем это грозит нам самим? Я
готов на все! Ради земли и языка своего! Но только не на то, чтобы русичи
утеряли совесть и закон Христовы! Да! Я знаю, что свои - ближние, а те -
враги! Не о том речь, чтобы объявить ближними все племена земные - тогда
нет ни ближних, ни дальних и нелепы заповеди Христа! Я достаточно искушен
в богословии. Но речь о том, чтобы, даже воюя с врагами, не потерять себя,
своего лица и своих убеждений! Ты понимаешь это? Помните вы все того
рязанского князя, который, дабы укрепилась земля, зазвал на пир и
уничтожил братью свою? Он бежал, да, да! От него отвернулась вся земля! Не
должно христианину идти любым путем, и не всякое средство хорошо для
достижения цели! И... не все употребленные средства оправдывает
достигнутая цель... - Алексий уговаривает не столько их, сколько себя
самого, ибо очень просто и очень соблазнительно подкупить Темир-Ходжу, дав
ему серебро и закрыв глаза на то, каким путем он начнет пробиваться к
престолу.
он на столе!
денег у Дмитрия Костянтиныча!
добавляя: - Только брешет он, что сын Бердибека!
самовластец в западной степи, Мамай, уже сейчас выставивший <своего> хана
Абдаллаха (Авдула, как его называли русичи), Мамай - это было, могло быть
надолго и всерьез.
замечает Семен Михалыч, пошевелясь на лавке.
кто выйдет наперед теперь и будет резать друг друга, а того, кто выждет и
заберет власть!
повелителя Орды, и уже дважды посылал к нему. Но Мамай тоже выжидал, не
желая связывать себя до времени обещаниями кому-либо. И, быть может, и
верно, был подкуплен Ольгердом?
Шепчет, загибая пальцы, называет новое имя - Мурут.
монашек). Но есть у него и брат, Эрзен. Оба они - сыновья Сасы-Буки,
праправнука Орды-Ичена, брата Батыя. Сына этого Эрзена, Чимтая, эмиры
звали на сарайский трон. Чимтай послал брата, Орду-Шейха, который был
вскоре убит, и на престоле утвердился Хидырь. Но у Орды-Шейха остался сын,
Мурад (Мурут - называет его, переиначивая по-русски, монашек).
Мурута Темерь-Хозе!
думает. Но вот взор его просветляется, он подымает голову и произносит
негромко одно лишь слово: <Мурут!>
ехать в степь, искать и ждать, пока наконец Мурут не явился нежданно сам к
Алексию в шатер, один, без свиты, якобы случайно заблудясь на охоте.
много сил потребовалось, чтобы его разговорить.
брату наследовал не сын, а младший брат, а когда откняжат все братья,
тогда наступал черед сыновей и племянников. Порядок этот русичи переняли у
степняков. И ты, хан, имеешь не меньше права на престол, чем дети и внуки
Хызра!
гостя, который наконец-то вовсе перестал улыбаться и глядел на Алексия не
мигая, подавшись вперед. Смугло-желтая рука хана с тонкими сильными
пальцами перебирала звенья наборного пояса. Рука была беспокойна, не то
что лицо. Пальцы мяли кожу, нервно ощупывая серебряные накладные узоры.
Дойдя до конца пояса, рука замирала и начинала свой танец вновь.
Бесстрастное плосковатое лицо хана не могло обмануть Алексия. Мурут
слушал, и слушал жадно, не пропуская ни слова.
сжались в кулак и застыли. Теперь говорили глаза. - У меня мало воинов!
сказал, сколько он может дать, прибавив, что, ежели великий стол вновь
перейдет к москвичам, сбавлять ростовскую дань они не будут. Хан
мрачновато глянул, опустил взор, поднял вновь. Сказал отрывисто:
страшен, Кильдибек... тоже не страшен! Дай серебро, русич, и мои беки все
станут за тебя! - Помолчав, вопросил с пронзительно загоревшимся взором: -
Почему ты, урус, не даешь серебра Темир-Ходже? Он зол на тебя!
русичей подымать сына на отца!
Помолчал, поднял взор, сказал твердо: - Я верю тебе, урус!
едва ли не поменялись местами. Ханам, истощающим степь во взаимной борьбе,
становится русская помочь важнее, чем Руси - помочь ордынского хана.
выводы. И обязательно еще раз повидать темника Мамая!
Прозоров Александр
Бажанов Олег
Володихин Дмитрий
Свержин Владимир
Афанасьев Роман
Влодавец Леонид