очередной илиак и усадил на мраморную скамью.
лицо. Не верилось, что уже ноябрь, самая пора осенних ненастий, слякоти,
снега с дождем и первых суровых заморозков.
Какая благодатная земля! Истинный рай! - почти примиренно думал он, не
поминая в сей час томительной волокиты в секретах и канцеляриях
патриархии, волокиты, которая держит его с самого августа в неопределенном
состоянии просителя, коему хотят, но почему-то не могут отказать.
вздрогнул, когда Кавасила, ссутулившийся рядом на скамье, глухим, полным
муки голосом выдохнул, невидяще глядя перед собою:
роскошь, в это гнездилище всевозможных пороков и всесветной гордости ушла
вся сила нашей империи! Со времен Юстиниана Великого мы вкладываем сюда
все, добытое трудами и кровью наших селян и армии! И вот: создали великое
скопище охлоса, изнеженных аристократов, жадных чиновников, и надо всем -
синклит, что сумел разложить нашу великолепную армию, уничтожить флот,
подорвать все силы ромейской державы!
умеют любить, и даже ненавидеть не умеют!
славою Андроника Первого! Узурпатора и убийцу!
уничтожил всех тех, кто умел и хотел защищать ромейскую державу!
о льготах и вольностях... Для кого?! Себя повелел изобразить в одежде
крестьянина с серпом в руках... Смешно! Плешивый сластолюбец, василевс, у
коего на пирах громоздились леса дичи и холмы рыбы!
Венгры безнаказанно отбирают Далмацию! А он? Трусит! И всего через два
года тот же охлос, та же самая чернь, еще недавно прославлявшая в нем
спасителя, забыв свои прежние клятвы, возит Андроника на паршивом верблюде
по городу, посадив задом наперед, шпарит кипятком, колет мечами и
забрасывает грязью. Но дело уже сделано, империя погибла! И сотворили это
даже не синклитики, а наглая столичная чернь!
вскоре, пришли крестоносцы. И город - краса мира, совокупивший в себе семь
чудес света, эллинскую мудрость и древние святыни христианства, столица
величайшей в мире империи, падает к их ногам, как источенное червями
яблоко; и грубые мужланы жгут, грабят и убивают на площадях богохранимого
града, насилуют женщин, разламывают в слепой ярости бесценные эллинские
статуи, позорят церкви, потешаются над святынями, обзывая ромеев трусами и
бабами, коим прилично сидеть за прялкой! Тех ромеев, предки которых
когда-то отбросили персов, отразили арабов и не раз и не два били западных
рыцарей!
сожиравшего империю!
никейские императоры сумели остановить врага и на западе, и на востоке!
Остановили латинян, отвоевали у турок Вифинию и берега Понта, разбили
болгар, присоединили Эпир и Фессалонику... Оставалось одно: вернуть град
Константина. И когда мы вошли сюда, воротились к этим дворцам, колоннадам
и стенам, тогдашний друнгарий флота воскликнул: <Теперь все погибло!>
уничтожив законную Никейскую династию. Михаил Восьмой ослепил ребенка
Ласкаря... Я понимаю, взрослого мужа, воина - но дитятю?!
который-де наводит турок на земли империи. А кто разорил поборами Азию и
утопил в крови восстание гордых акритов, открыв османам ворота Никеи?
Михаилу нужны были деньги, дабы отвоевать Грецию! Отвоевал он ее? Его
победы совершались руками наемников, а не самих ромеев, и, вот видишь,
там, перед нами, лежит потерянная навсегда земля, которая давала империи
лучших моряков и лучших воинов.
делал, что мог: отразил турок в Дарданеллах, остановил сербов, отбросил
болгар, вернул Морею. Но он... Да! Ты молча спрашиваешь меня! Да, отвечу
я, многие корят Кантакузина. Армия требует от него коронации Матвея.
Лучшие люди страны недоумевают, почему он не изгнал или не уничтожил
василиссу Анну, кровожадную иноземку, раздающую направо и налево земли и
богатства империи. Почему терпел и терпит молодого Палеолога, ставшего
теперь прямым врагом державы? Почему, почему, почему...
теперь, когда он наводил сербов на Салонику, обещая Стефану Душану всю
Македонию с Эпиром в придачу, намереваясь - о, мерзость! - свою жену
Елену, дочь Кантакузина, передать сербам, яко пленницу, женившись на
дочери Душана, когда он дарит острова и земли венецианцам и генуэзцам,
нашим врагам, когда он осаждает Адрианополь, бежит на Тенедос и теперь,
как враг, жаждет с чужою помощью захватить священный город, - почему
именно теперь чернь возносит его до небес, а Кантакузина, спасителя
империи, клянет на всех площадях, приписывая ему все грехи прошлых и
нынешних Палеологов? Почему?!
Генуэзцы в Галате издеваются над нами! Вон она, гляди, торчит над городом,
башня Христа, выстроенная фрягами на захваченной у ромеев горе над
Галатою! Она видна со всех дворов, со всех улиц! Неужели еще и этого
мало?!
утвердить род Кантакузинов на престоле. Каллист, конечно, решительно
против. Он законник, и по <закону> считает истинным василевсом юного
негодяя, бежавшего к нашим врагам!
Алексий.
напортил себе историей с Гераклеей, его родным городом, взятым генуэзцами
в то время, как их митрополит пребывал в Константинополе. Коккин
утверждает теперь, что он лечился, что он вообще тяготился кафедрой и
мечтал о монашеской жизни! Он много пишет, сочиняет гимны, шлет письма во
все концы. На выкуп пленных гераклеотов собирал деньги по всему
Константинополю... Ты не слыхал про эту трагедию? О ней до сих пор судачат
на рынках!
адмиралом Николаем Пизанским. Остановились у Гераклеи. Это наша лучшая
крепость на Мраморном море, пойми! Генуэзцы стали, как водится, собирать
овощи с огородов. Греки набросились на них, двоим отрубили головы. Тогда
генуэзцы построили корабли в боевую линию и, пользуясь приливом, поплыли
прямо к стенам крепости. Градской епарх тотчас бежал, оставя ворота
открытыми. Жители ударились в панику. Город был сразу же взят, и начались
резня, насилия, грабежи. Сперва мало кого и брали в плен. Трупы женщин,
детей, стариков устилали берег. Только насытясь кровью, они полонили
остаток гераклеотов и распродавали их потом в Галате всем желающим...
Ромеи при Палеологах окончательно разучились воевать! Теперь винят Филофея
Коккина, что того не случилось в городе.
епископа! - отозвался Алексий, недоуменно пожимая плечами.
что искать, кто был виноват! Виноваты, конечно, те, кого рубили и обращали
в рабов! Виноваты мертвые, а с мертвых какой спрос? Спрашивают с Филофея
Коккина, друга Кантакузина, и с Кантакузина, друга Филофея. Поминают
Коккину его еврейскую кровь, хотя бежавшие защитники Гераклеи все были
чистокровными ромеями!
отдадим... Чему? Этому городу, убийце империи, этим сбежавшим сюда после
чумы, в обезлюдевший город, нищебродам и побирушкам, этой городской знати,
ненавидящей свой народ и ненавидимой народом! Вырожденцам, Палеологам,
наконец!
самому... Уйти? От этих дворцов, развалин, от прошлого величия империи, от
наших суетных разговоров, речей, энкомиев, славословий, от этой
заплатанной пестроты? Мне уже не уйти!
форуму, обозревая пестроцветные колонны, статуи, портики, под коими
некогда философы вели ученые споры, и арки седой старины? Все эти чудом
уцелевшие памятники нашей тысячелетней славы! О-о-о! - простонал Кавасила,
закрывая лицо руками. - Как я ненавижу этот город... И жить без него не
могу!
Алексий, мягко тронув спутника за рукав, первым поднялся со скамьи...
навеянный Кавасилою тяжелый причудливый сон, когда оживали дворцы и ползла
змеею торжественная процессия во главе с автократором - самодержавным
повелителем ромеев. Пышное действо, которое когда-нибудь - о, еще очень не
скоро! - будет повторено на Руси в шествиях грядущих московских
царей-самодержцев, ибо будут переняты и титул, и знаки власти, и даже
одеяния... Не скоро еще!
но вскоре пробудился опять и уже не спал - лежал, думал.
гибнущего города Константина, города, который так прекрасен показался ему
с воды: изумрудный и многоцветный, весь в садах и башнях... И еще не было