тут... - Он не докончил, фыркнул, зыркнул глазом на Акинфича.
одолели еговых молодцов вельяминовские, Хвост нес на молодого супротивника
сейчас подобное с неподобным. Кричал:
гневно прошал Хвост. - Пошто власть забрали под себя? И князь не во князя
им!
не восхотел рати на Москве, не то бы...
Акинфич. - Спешишь, Алексей Петрович, все спешишь! Ты ить тоже не тысяцкой
пока!
горницу. Отдал поклон гостю. Переглянул с родителем. Иван с душевным
облегчением встретил старшего своего, сказал сыну и гостю, обоим:
великому! Пошли, Господи, удачи Ивану у Чанибека-царя!
великий князь токмо и волен поставить тебя в Вельяминовых место!
другому. А в Лопасне, не гневай, Алексей Петрович, - отнесся Андрей Иваныч
к гостю, - не одни Вельяминовы в вине, все мы в той беде виноваты! И ты,
Петрович, тож: раскоторовали, рати распустили, не было кому подомчать с
помогой, ан грех и произошел! При Семене Иваныче так ли берегли
порубежье?.. Я, отец, с иной вестью к тебе. Ольгерд рати поднял. Из
Брянска гонец подомчал!
колену, воскликнул:
Марье Александровне, тверянке! Дак как тут крепить полки да сторожу слать,
с каких животов? - Алексей Петрович привирал, и сам знал, что привирает,
но... не он один желал, чтобы служебные Семеновы волости перешли в руки
ежели не свои, то, по крайности, великокняжеские.
Речь пошла злая, о главном, как показалось теперь, о князевом завещании,
порушить которое Вельяминовы не соглашались никак (берегли память Семена).
И как тут отобрать, как поладить? Без тысяцкого такого дела немочно было
поворотить никому, а Хвост сам предлагал...
сыну, протянул Иван Акинфов, но Андрей, супясь, смолчал. (<Навряд
Вельяминовы отступят от вдовы Семена!> - подумалось). - А тогда... (На
нехорошее дело такое и человек надобен экой... как Хвост). - Тяжело
поглядел на гостя хозяин и приговорил-припечатал: - Тогда... Поможем!
Токмо - думою штоб!
вотчин, для покою, для седатого сына и внуков надобно было держать руку
сильного. И потому он ныне, сам не очень и желая того, предавал род
Вельяминовых. Ежели бы хотя Андрей Иваныч остался жив! Но из троих сыновей
Калиты в живых остался один лишь Иван Красный, женатый, однако же, на
дочери Вельяминова! И как повернет боярская пря, что совершит еще в
московском княжении и с московским княжением - было неведомо.
переливалась на солнце. Тугими складками ходили мускулы, когда конь упруго
сгибал шею, вполглаза, искоса взглядывая на седока. Солнце с ощутимою
тяжестью палило горячую сытую землю. Горячий ветер клонил долу хлеба, и по
ним перекатывались такие же, как по холке коня, тугие блестящие волны зноя
и света, земной, горячей, налитой солнцем полноты.
укрепленная Лопасня, древний рязанский пригород, отбитый им наконец у
жадных москвичей. Город, стоивший Коломны. Город, который он теперь никому
не отдаст! И с этою победой пришло, снизошло на него возмужание. Доселе
все были мелкие ратные стычки, почти мальчишество, в коих токмо и
проверялась юношеская удаль молодого пронского и рязанского князя. Давний,
губивший рязанскую землю спор городов и рек - Прони и Оки, Пронска и
Рязани, Пронска и Переяславля-Рязанского - счастливо завершен нужною
смертью беспокойного убийцы Ивана Коротопола и последующим объединением
земли, в которой по праву наследования стал он теперь князем. Будет еще
пря и с Москвою, и с Ольгердом, будет кого укрощать и в самой рязанской
земле, и вечно будет грозить степное порубежье, но теперь, от дубовых стен
Лопасни, путь его прям и смел: возвеличить Рязань! Собрать, подчинить,
возвысить эту богатую и несчастливую, исстрадавшуюся землю! Землю, где
было все: и братоубийственная рознь князей, и предательства (полоненный
московский боярин Михайло Александрыч должен будет заплатить за давнюю
измену отца, за удавленного князя Константина, захваченную Коломну, за
все!). Землю, которую зорили и татары, и владимирские князья, землю,
которую еще князь Всеволод <сотворял пусту>, где что ни год, то поход, где
грубость ратная привычна и не тяжка, а древнее черниговское рыцарство все
еще светит, пробиваясь сквозь разор и смуты, высоким речением украшенных
словес, сумасшедшею удалью и гордостью княжеской. Просторами и ширью,
раскидистою красою дубрав, густыми хлебами богата и славна земля
рязанская!
конях с головокружительной кручи к слепительной, голубо-парчовой излуке
Оки и с хохотом, слышным даже отсюдова, скинув верхнее платье и сапоги,
кидаются в прохладные струи, подымая тучи серебряных брызг, снисходительно
слушает грубую речь и наивные похвальбы победителей, молчит, слегка
раздувая ноздри, вознесенный и отделенный ото всех свершившеюся победой.
Чуть улыбается краем губ, словами старинной повести, про себя, любуя
удалью своих кметей: <Удальцы и резвецы, узорочие и воспитание рязанское!>
победителем въехать в Рязань, сейчас приторочена к седлу. Прежде, до
Лопасни, не задумался бы искупаться в Оке наравне с кметями, а теперь,
когда новая, непривычная еще властность прилила к нему, властность князя и
победителя, он медлит, не ведая, как ему в этом малом деле достойно
поступить. Наконец, усмотрев пологий спуск, сам шагом подъезжает к реке.
Стремянный, бояре, кмети, все - рядом, все наперебой предлагают свои
услуги. Один держит стремя, другой почтительно принимает из рук княжескую
пропыленную и влажную от пота ферязь.
колебания, освобождается от рубахи, забелев на солнце мускулистым
подбористым телом, и решительно кидается в сверкающую упоительную воду,
выныривает и крупными саженками плывет вкось, супротив течения, чуя, как
ласкает и гладит горячее тело прогретая солнцем река.
быстро заматывает ему ноги в сухие онучи, заботно подвязывает ремешками
узорчатые княжеские кожаные поршни. Конь, тоже выкупанный, фыркает,
встряхивается, рассыпая облако мелких брызг, играя, перебирает копытами. И
по тому, как седлают коня, как заботливо укрепляют праздничную чешму на
груди скакуна, Олег чует, видит все то ж: новое, рожденное после Лопасни и
Лопаснею почтение к нему кметей, бояр и служилой чади.
щеках и подбородке, великий рязанский князь, самый значительный из владык
рязанской земли, с княжением коего она поднимется так высоко, как только
могла, означив еще одну утраченную историей возможность: стать столицею
новой Руси; поднимется, столкнувшись с подымающейся и уже заматеревшей
Москвою, и с ним же, с Олегом, окончит путь своей воскресшей и прерванной
славы...
времени своего?
Олега было больше сил и срока жизни, если бы не подымалась неодолимо
Москва, перенявшая старое наследие Владимирской Руси, - быть может,
великая Рязань и состоялась бы!
события не возникают сами собой, и им предшествуют эпохи подготовки
событий, оказывающиеся порою более важными, более трудными и даже более
доблестными. Невесть, состоялась бы Москва, ежели Калита с Симеоном не
добились стольких лет покоя земле, избавив страну от блеска побед и от
разора победных усилий. А к той поре, когда ветер времени, закручиваясь
воронкою, уже достиг Орды и сорвалось, и пошло, и возникла пора дел,
Москва имела больше за спиною накопленных сил: людей, зажитка (ибо война
дорога), а главное, духовного права стоять во главе. Ибо, ежели в Рязани и
подготовлялся свой духовный подъем, то осознавался он только как свое,
рязанское дело, и не было тут общего, общенационального замысла. А великое
всегда шире, чем свое. И политики, страны, народы, ставящие перед собою
одну сиюминутную злобу дня или одну цель замкнутого в себе, особного
существования, выигрывая сперва, неизбежно проигрывают потом, ибо забота о
себе токмо, замыкание в своем, ограниченном и рождает ограниченность, а с
нею - разброд и раздоры при первых же успехах. Да без отречения и
невозможен прочный успех! Хоть отречение и губительно для тех, кто
жертвует собою. И ключевым в эпоху ту оказалось то, что стояло за Москвою,
Каргалов Вадим
Лукин Евгений
Сертаков Виталий
Махров Алексей
Майер Стефани
Ковальчук Вера