Молчаливые провожатые передали Никиту с рук на руки придверникам, которые
повели его по долгому проходу и по лестнице, и еще в двери, и в новые
двери опять (и он уже потерял счет лестницам и покоям), и наконец
открылись последние двери и он очутился в небольшой горнице, весь правый
угол которой занимала божница, более похожая на иконостас, жарко горящая
золотом в свете многочисленных свечей и лампад. Огромные иконные лики
строго глянули на Никиту, словно живые. Он огляделся, не сразу увидя того,
к кому шел. Алексий сидел в кресле, положив руки на подлокотники, в
дорогом облачении и белом клобуке. Темно-внимательный взор митрополита был
строг. Никита, оробев и почувствовавши слабость в ногах, опустился на
колени и так простоял во все время разговора.
мне выслушать твои глаголы или прежде повестить, с чем и к чему позвал я
тебя ныне?
очи Алексию. Мгновением подумалось было словчить, соврать, но тотчас
отверг. Ответил глухо и прямо:
Петровича Хвоста!
и скорого признания.
совершил сам - один, значит!
хотя отцу своему духовному?
был у Василь Василича правою рукой, овиноватили все одно ево, а не меня!
Кому я такой надобен? - Он снова усмехнул, произнеся последнее. Подумав,
добавил: - Дурак был. Не ведал, что молва вся на боярина падет! А опосле,
как понял, содеять уж нечего было...
Никиту.
Ну, а отъехали - ножом вот сюда! Дважды. И на площади бросил.
хошь и под пыткою! - твердо возразил Никита. - Невиновны они!
раздумчиво протянул Алексий.
ж, полгорода прикажешь и в железа ковать? Думаешь, иные кмети
вельяминовски того не желали?
всех сил сказать полную правду. - Ждал, што возьмут, и казни ждал. Уже и
простился...
боярином>, но услышал иное, удивившее его, сказанное потишевшим,
беззащитным голосом:
не прошай, владыко, и она не ведала ничего! Имя ее под пыткою не назову.
Алексий, задумчиво глядя на ратника, который уже все решил и заранее
распорядил своею смертью, забыв об одном только - о Господе.
из преданности Вельяминовым; возможно, и любовь тут была какою-то
причиной... Но Василию Вельяминову не долагал о том. И теперь предлагает
ему, митрополиту, самое простое решение: казнить убийцу, то есть себя
самого, похерив все дело. И умрет мужественно, чая, что совершил подвиг. И
погубит свою нераскаянную душу, предав ее адскому пламени, а Вельяминов,
который, и не убивая, и не зная об убийстве, все-таки убийца есть,
останется навсегда в стороне, и - что далее? Далее что?! Станет вослед
отцу тысяцким? А в том, что тысяцким теперь станет именно он (ибо никто не
захочет ныне посягнуть на место Хвоста), сомнений у Алексия не было.
стоящего перед ним на коленях невиноватого убийцу. - Вот и окончил свой
век! И зазноба твоя, твоя любовь, разве поплачет когда, ежели вспомянет, и
ратники, что скакали вместе с тобою... И я, русский митрополит, призванный
судить сильных мира сего, непутевой твоей головою спасу от праведного
наказания великого боярина московского!
удовольствию многих и многих на Москве. Ты совершил преступление, которое
готовил весь город. Готовили Вельяминовы и готовил Алексей Хвост, готовили
бояре и сам князь Иван - своим непротивлением злу, - назначивший Хвоста
тысяцким, не взвесив могущие совершить от сего беды...>
те, кто решит, что в этом ратнике всего лишь нашли козла отпущения, чтобы
снять вину с истинных виновников преступления. Более того, именно так и
подумают все! И даже он, Алексий, глядючи сейчас на убийцу, мыслит, что
виновен совсем не он и что для дела церкви и веры надобнее всего, чтобы
сей решивший погинуть раскаялся и осознал вину свою, а не был казнен
нераскаянным, таковым, каков он есть теперь.
стояла тишина, что слышно было, как потрескивают, оплывая, свечи. Наконец
митрополит пошевелился в кресле, и Никита поднял опущенное чело.
казнь нераскаянным. И - простить не волен. Ступай и покайся Господу. В
потребный час я сам призову тебя.
обтер Никите виски и ноздри тряпицею, смоченной в уксусе. Шатающегося
ратника подняли и увели.
разузнать, с кем из вельяминовской прислуги (почему-то понял, что именно
из вельяминовской) у Никиты Федорова любовная связь или подобие оной, а
узнавши, вызвать женщину и вслед за нею Василия Васильича Вельяминова.
молодая вдова, родственница Вельяминовых и племянница Михаила
Александровича, тестя Василь Василича.
убийца, но не опустила взора, только побледнела вся, прошептавши: <Грех на
мне!> - и на недоуменный взгляд митрополита пояснила:
я того не сумела понять!
Значит, ратник имел надежду, убивши Хвоста, получить руку вдовы?
вопросил вступившего в покой Вельяминова.
вымолвил он и тотчас поник взором, губу закусив. Понял, что ежели подымет
глаза - себя выдаст и Алексий поймет, что знал он, спервоначалу знал, кто
убил его недруга. Знал и прежде убийства, ибо понимал, зачем и к чему
посетил его Святками Никита Федоров.
различать орудие, коим убит пострадавший, руку, нанесшую удар, и волю,
направившую руку убийцы. Мне ведомо теперь первое и второе, но я хочу
узнать третье: кто был вдохновителем злодеяния? Сие мне неведомо до сих
пор! - строго примолвил он, глядя в белые от ужаса глаза Василия
Вельяминова, готового возопить, признаться или отречься от преступления,
совершенного, конечно же, его потаенною волей или хотением.
становящееся бурым, как в нем рождается гнев, бессильный перед духовною
властью, но тем более ужасный своею неисходною страстью.
поколения предков моих! Берегли и пасли, ратный труд свой и кровь
прилагая! Веси ли ты, Симеоне, яко тот, коего ты праведно изверг и изженил
и грамотою, к коей и батюшка мой руку свою приложил, заклинал не допускать
в ряды верных!.. Веси ли, яко тот ныне стал тысяцким на Москве! И ныне, и
ныне! Отмщенье свое получивший не этою рукою, не этою. Господи! Ныне ли
стали мы оттого, наш род, противны всему граду Московскому? Где правда?!
Уже разрушено дело Москвы, потеряны волости в стыде и обстоянии... Чьею
волею?! Кто преступник, я или он?!
ему в лицо своим строгим и безжалостным взором. Ответил:
Слава предков обязывает к подвигам, но не спасает от праведного суда! Кому
много дано, с того много и спросится. Ведаешь сам, Василий, яко по закону
остуда падает на весь род отступника, на его детей и внуков. И не токмо
он, но и потомки его навсегда изгоняются из местнического счета и теряют
родовые места в думе княжой.
за любовь ко мне слуг моих верных... Ибо ни делом, ни помышлением...
своих, Василий, ты должен и будешь говорить с отцом своим духовным!
Ступай, но помни, что суд еще будет и над тобою, и над тестем твоим, ибо
общий голос Москвы требует сего!
последнюю угрозу свою, что судить и осудить Вельяминова будет зело
Андреев Николай
Лукин Евгений
Белов Вольф
Ильин Андрей
Лукьяненко Сергей
Вронский Константин