расплетая косы, и молча, жадно глядела на него, вздрагивая губами. По лицу
у нее от света единственной свечи бродили тени, и не понять было, не то
улыбается она, не то заплачет вот-вот. Никита стоял и смотрел, вдруг и
совсем оробев. Она встала, легонько пихнула его в грудь: <Сядь, тово!>
Наклонилась, стащила сапог с одной ноги, потом с другой. Он тут только
покаял, что забыл положить в сапоги хоть пару серебряных колец.
Выпрямилась и стояла перед ним, пока снимал платье и порты. Потом дунула
на свечу и сама охватила Никиту руками за шею. Он понес ее, неловко уронил
в постель. Вершил мужское дело свое, еще ничего не понимая, не чувствуя
толком. Застонал после со стыда. Она гладила его по волосам, шептала с
нежным бережением:
легко... Тоже сколь ночей... Все была одна да одна... Верно ведь, в
монастырь собиралась! И с тобою - долго не верила, что взаболь, а не так,
как у иных...
к себе, доставив наконец и ей радость супружеской близости. После долго
ласкал, дивясь и познавая ненавычное тело любимой, которую так долго хотел
и ждал, что и верить перестал, что она - такая же, как и все, из плоти и
крови, живая и земная, хоть и боярского роду. Женка, жена, супруга, своя,
родимая. И уже - навек.
брякала посудою. Наталья легко вскочила, оправляя смятую рубаху. Накинувши
летник и сунув ноги в чеботы, пробежала в баньку, вернулась свежая,
умытая, с уже заплетенными косами, и тотчас принялась хозяйничать,
приговаривая, что надобно содеять и то, и это, и третье...
дареную - посельскому грамоту показать и самим... Може, и переедем туда
зараз!
щеки ладонями, глядя круглыми распахнутыми глазами, выговорила: - И думать
не смей! Да я тебя никому теперь не отдам! До великого князя дойду, в ноги
брошусь!
мягком, губами добрался до шеи. Целовал долго-долго, стараясь не
всхлипнуть, не возрыдать. Что она могла, и что мог даже и сам Иван Иваныч
во всей этой жестокой кутерьме!
терема, взглядывала, значительно поджимая губы, совестилась избяного
разору и нечистоты, изо всех сил старалась не уронить и себя перед
гостьей, тем паче, когда Никита объяснил, кто такая его жена. (Про дареную
деревню мать, кажись, даже и не поверила.)
головою. Решительно вывел мать в сени. Объяснил, что под следствием, что
неясен исход, что сам Вельяминов бежал из Москвы. Мать уже ровно ничего не
умела понять, только опасливо хлопала глазами. Выговорила потерянно:
приедем, справим свадьбу по-годному!
Матвею о своих делах, решил, не отлагая, съездить в деревню.
вдвоем с Натальей. Никита вздел лучшее платье, закутал жену в просторный
дорожный вотол. Прихватил саблю для всякого дурного случая.
из утра. Над дорогою разноголосо орали птицы. Грело солнце, и Наталья,
прикрываясь от летевшей в лицо снежной крупы из-под копыт, распахнула
вотол.
как выехали за Москву, распахнулся во всю весеннюю невозможную ширь.
Курились розовыми дымами деревни, струисто разбегались поля, воздух
голубел, и синел лес, и стадом сияющих белоснежных барашков текли по
синему простору небес облака. Он оборачивался, глядел и видел близко
розовое лицо со следами его поцелуев, простое, свое, близкое, словно
сказочная княжна растаяла в отдалении лет, а рядом с ним сидела живая,
задумчивая и веселая, земная вся, своя женка, что будет мыть полы и
стирать портна, нянчить детей и обихаживать скот и возьмет на свои плечи
много поболе того, что и помыслить неможно было бы с тою, далекой и
сказочной... Она кричит что-то, но бежит конь, и Никита, плохо слыша,
наклоняет к ней ухо, и она, обнимая его за шею, повторяет, жаром овеивая
ему лицо:
заехать в село с господским двором и разыскать посельского. Делу помогло
то, что холоп бывал у Вельяминовых и встречал там Наталью Никитишну.
Потому поладили быстро. Пригласили попа, прочли грамоту, выпили меду. Поп
поздравствовал молодых, и Наталью Никитишну в особицу. (Понял лучше
посельского, что вина тут - Натальина, а муж - сбоку припека и без нее
деревни бы ни в жисть не получил.)
всех восьми дворов, пили пиво. Мужики крякали, присматривались к новому
господину.
наконец вполседой кряжистый крестьянин, хитро и чуть насмешливо озирая
Никиту. - Коли жить, дак енто, хоромы надо спроворить каки-нибудь!
вельяминовское подаренье. Тут же заспрашивали, как ныне станет у них с
дорожною повинностью, погонят ли на городовое дело и надо ли, по прежнему
уложению, возить лес?
Но тут решительно вмешалась Наталья Никитишна, объявив, что лес будут
мужики теперь возить во свою деревню на хоромы для нового володетеля.
Посельский померк лицом, но смолчал. Наказы Василь Василича выполнялись
свято, а о бегстве боярина на Рязань слухи еще не дошли.
уехал, Никита прямо объявил мужикам, что ежели они постараются, он и за
лес частью заплатит, и на хоромном строении не обидит древоделей, кто
станет хоромы рубить. А прослышавши про обещанное им серебро, мужики разом
повеселели и уже без хитрых усмешек, придвинувшись вплоть, заговорили,
перебивая друг друга. Серебро надобилось всем прежде всего на ордынский
выход, и потому иногда нипочем шли и говядина, и хлеб, и лен - лишь бы
выручить клятую ордынскую гривну, выручить и тотчас отдать, пополнив
единою каплей тот непрестанный серебряный ручеек, что поил и поил до
времени ханские города и гордых вельмож ордынских, а также и русских
князей, покупавших тем серебром благорасположение татарских беков и самого
хана.
на полу, на овчинах. От хозяйской постели заботливая Наталья отказалась,
не пожелав знаться с въедливыми насекомыми.
пологий склон неширокой речки, избы, раскиданные по косогору там и сям,
остов испорченной водяной мельницы, близкий березовый и еловый лес на той
стороне - всю эту небогатую, незвонкую природу, без больших, открытых
взору пространств, высоких речных крутояров, красных медноствольных
боров... Впрочем, и бор был, но, как ему пояснили, дале по берегу.
землю-то, и самую красивую, любят не столь красоты ради, сколь в меру
труда и забот, вложенных в нее тобою самим!
себя. - Може, и не вернусь сюда? А Наталья?> И, отогнав ревнивую мысль о
том, что Наталья вдругорядь выйдет замуж, заставил себя думать об
обещанном сыне, об этом мальчике, которого он, возможно, и не увидит в
глаза, который пройдет босыми ножками по этой земле, станет потом ловить в
речке сорожек, гонять в ночное коней и, может быть, вспомнит когда и о
том, что у него был такой непутевый отец, Никита Федоров, сложивший голову
в боярской жестокой борьбе.
будить, осторожно повернулся на бок и погоднее натянул овчину на плеча.
Скупая слеза невесть с чего скатилась у него по щеке, защекотавши ухо.
<Ну, ты!> - одернул сам себя Никита, но еще долго лежал, слушая сонную
тишину избы, и ворчанье скотины за стеною, и тонкий мышиный писк, и лишь
когда Наталья, не просыпаясь, забросила ему руку на шею и крепче прижалась
к его груди, у Никиты отлегло, отвалило наконец от сердца, и он уснул.
сговаривались погоднее с мужиками, хлопали по рукам. А еще через день,
отягощенные деревенскими дарами: поросенком, битою птицей, двумя мешками с
мукою и крупой, корзиною яиц, кадушкою масла и несколькими кругами белого
деревенского сыру, они уезжали назад, в Москву. Деревенские вышли
провожать Никиту. Бабы присматривались к Наталье Никитишне, мужики щупали
глазами своего нового господина, мяли ему руку медвежьими пожатьями,
прошали, когда сожидать. Никита точного дня не называл, отговариваясь
службою. Наконец отъехали. Из негустой толпы крестьян еще долго махали
вслед платочками бабы.
в один день с митрополитом Алексием.
Шилова Юлия
Конюшевский Владислав
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Березин Федор
Шилова Юлия