и прямее, и бесхитростнее князя Василия! И мы, московиты, виновны в том,
что князь Василий ныне безлепо вершит неправду в тверской земле, угнетая и
расточая продажами волость Всеволодову!
Стефан, с беспокойством взглядывая то на Алексия, то на Федора.
и страстью: - И более скажу тебе, Федор! Вправе был бы ты овиноватить нас
всех в сугубом попущении князю Василию и был бы прав! Да, неправо творили,
и я тоже, Федор, и я тоже! И удерживали сына Александрова, и мирволили
Василию Кашинскому. И ежели противополагать две правды - правду Твери и
правду Москвы, то Тверь более права и изобижена Москвою! Да, да, да! - Он
рукою отвел, воспрещая, готового уже вмешаться в спор Стефана и продолжал:
- И ты прав, брате, ибо ты - епископ града Твери! Но не забыл ли ты,
Федор, что я митрополит всея Руси и о всей Руси должен, обязан мыслить в
свой черед? Должен, обязан заботить себя и тем, что ежели добрый,
справедливый и пылкий князь Всеволод пригласит Ольгерда на Русь и силами
Литвы разгромит дядю, а затем и Московскую волость, а затем и само
княжение владимирское, тогда вся Русь, а не токмо Москва или Тверь
погибнет из-за наших безлепых раздоров! Да, Федор! Ты скажешь, конечно,
почему тогда не Тверь должна стать во главе Руси Владимирской? Потому, что
не Тверь! Потому, что при Михайле Святом могла быть Тверь, а стала Москва,
потому, что столицы не избираются ничьей волею, они делаются, возникают!
Возможно - татары причина сему, возможно - духовная власть или иное что...
Но уже святой Петр предрек величие в веках граду Московскому! И мы,
духовная власть, должны мыслить о дальнем, о судьбе всей земли через века
и века! Не о том, на чьей стороне днешняя суетная правда и преходящая
власть того или иного князя. Например, помысли, что возмогло бы произойти
от брака Симеона и Марии, ежели бы дети их и сам Симеон остались бы в
живых, а чума унесла, напротив, всех мужей тверского княжеского дома?
Возможно, что оба сии княжества уже теперь слились бы под единою властью и
Русь, русская земля, и язык русский усилились бы во много раз!
стати великим князем всея Руси?
крещением Русь стала бы ему родиною! Да, тогда - но именно лишь тогда - он
мог бы, ежели похотел, стать русским и православным князем. Пусть и не сам
еще, но хоть в детях, внуках, в правнуках своих! Но сие невозможно,
отмолвишь ты, и я реку: да, сие невозможно! И вот почему я ратовал в
Цареграде, устрояя митрополич престол во Владимире, вот почему борюсь с
Романом, коего вы, тверяне, поддерживаете, вот почему ныне еду с
пастырским наставлением в Киев!
митрополита, что Алексий, неволею почуявши его взор, оборотил чело и
прихмурил брови, отвечая на незаданный троицким игуменом вопрос:
Федору:
времен и лет - воспитывать свой язык, умеряя животное, похотное в
человецех, и князей своих наставлять в строгих истинах веры Христовой, в
любви и дружестве, паче всего в любви к земле языка своего, навычаям и
преданьям народа! Как бы ни стало тяжко, даже и до невозможности, вынести
ношу сию! И потому я, русский митрополит, волею своею, и разумом, и
сердцем, и именем горнего Учителя нашего прошу тебя, и заклинаю, и
настаиваю владычною волею: да останешь и впредь на престоле своем!
указывая на Сергия:
обители своей содеивает важнейшее, премного важнейшее всех княжеских
усобиц в совокупном их множестве! Ибо жизнь духа есть истинная жизнь, и от
нее гибнет или же восстает все иное, сущее окрест. И печалуюсь, - тут же
Алексий оборотил чело к троицкому игумену, решив, что настал час и ему
сказать слово ободрения и укоризны, - и скорблю, будучи извещен о
нестроениях в обители Святой Троицы!
надобно, дабы выстроить город, в пожаре выгоревший дотла? Ежели судить по
Москве и градам иным - единою осенью возможно восстановить все порушенное!
А населить град созванным отовсюду народом? Единым летом возможно и сие
совершить! А завоевать царство? Сгубить, разорить, разрушить, испустошить
землю, даже и поворотить реки или вырубить леса?! И сколь надобно сил,
времени и терпения, дабы воспитать, создать, вырастить единого смысленого
мужа? Побороть в нем похоть и гнев, злобу и трусость, леность и стяжание?
Воспитать сдержанность, храбрость без ярости, честность и доброту? Научить
его ежечасно обарывать собственную плоть и многоразличные похоти плоти?
Уйдут на то многие годы и труды! Но без оного мужа, воспитанного и
многоумного, более скажу - без многих подобных мужей не станет прочен ни
град, ни волость, ни княжество! Без сего ничто иное не станет прочным,
ибо, - тут Сергий едва-едва, чуть приметно улыбнулся, почти повторив слова
Алексия, - без духовного, в себе самом, воспитания людей все прочее суета
сует и всяческая суета!
троицкого игумена, поник головою и, воздохнув, подтвердил:
в этот миг побоялся показать сотрапезникам.
на глаз вопросил негромко:
возможет порою митрополит, могущий приказать, заставить, усовестить!
сказал тебе! Долог и притужен путь духовного покаяния! Но неможно тут
свыше велеть ничему! Росток не станешь тянуть из земли, дабы скорее вырос,
так и мужа, не созревшего разумом или неготового душою, кто повелением
своим возможет содеять духовным и смысленым? Об едином скорблю, владыко!
Не в пору, мнится мне, уезжаешь ты в Киев! Именно теперь надобен ты в
русской земле!
должен!> - сказал его взгляд), Сергий примолвил просительно:
исхитренных не токмо в духовных трудах, но и в жизненных невзгодах и
бедствиях! Способных, ежели надобно, даже и к деянию бранному!
обнял и трижды молча поцеловал.
было.
новоназначенным келарю и эконому, кратко повестив, что должен на несколько
дней отлучиться из обители. И никому ничего более не сказав и не взявши
никого в провожатые, в тот же день вышел на лыжах за ворота обители и
утонул в рождественском серебряном снегу.
шестьдесят верст в сутки, имея пищею только ржаные сухари, которые он
сосал дорогою, и нигде не задерживаясь в пути, Сергий скоро миновал
Махрищенский монастырь на Киржаче, где игуменом был его знакомец Стефан,
но и тут только лишь обогрелся, выхлебал мису ухи и тотчас устремил далее
в путь по лесным зимникам, пока не вышел на Владимирскую дорогу, и уже
утром третьего дня миновал Владимир, не заходя в город и не останавливая,
а на шестой - подходил к Нижнему.
тотчас и немедленно послать скорого гонца в Печерскую лавру, в Киев,
упредив, ежели мочно, приезд Алексия и известив тамошнюю братию, что
митрополиту угрожает беда и надобно спасать его от возможной гибели. И по
сомкнутым устам, по устремленному упорному взгляду Сергия было внятно, что
Дионисий непременно послушает его, и гонца пошлет, и содеет все, что мочно
содеять ему, выученику лавры Печерской, дабы отвратить нависшую над
митрополитом беду.
ободрив своего вчерашнего недруга, Алексий с любовью отпустил Федора в
Тверь.
правильно и ежели и не содеял вполне из недруга друга, то, по крайней
мере, может быть уверен теперь, что Федор не станет строить ковы противу
него, пока он пребывает в далеком и враждебном Киеве.
торочили коней. Среди многочисленной свиты митрополита был в этот раз и
Станята, верный спутник его предыдущих странствий, и Никита Федоров,
которого Алексий взял с собою впервые, едва ли не по косвенному совету
игумена Сергия. Да, кроме того, Алексий опасался немного, что в пору его
отсутствия помилованного им кметя очень возмогут иные - дабы уже похерить
и все последние концы дела хвостовского - попросту потихоньку убить.