долгий владычный поезд. Трубчевск. Новгород-Северский. Чернигов...
Втянулись кони, и люди втянулись, и стала привычною тяжесть пути, и не
столь уже страшен мороз, и привычны костры, и так желанны редкие бани, все
более редкие, чем дальше от дому, чем ближе к далекому Киеву. И везде
сидят уже князья Ольгердова дома, и везде покамест встречают поезд владыки
с почетом, кормят, и поят, и провожают в путь, и из каждого захваченного
Литвою города уносятся в вихре снежной пыли скорые гонцы в далекую Литву с
вестями.
Чернигов уже!>
благое известие за другим.
только в лодьях), и - к счастью. Разминулись с дружиною, посланной князем
Федором впереймы. Владычный обоз остановили уже под самым городом.
Началась долгая пря, ругань, скакали комонные, звякало оружие. Наконец
явился сам князь, прославивший себя неудачною поимкою тридцать лет тому
назад новгородского архиепископа Калики.
рати займут Киев, покончив с ним и с его призрачною властью), понять было
мочно. Однако Федор содеял промашку, подскакав самолично к митрополичьему
возку. Алексий, не выходя из возка, отворил дверцу и требовательно, молча
воззрился на него, пропустив мимо ушей и даже вовсе не услышав все то, что
кричал, ярясь, с пеною на губах киевский держатель.
его ратных, и кмети, предупрежденные владычным боярином, один по одному
так же решительно и молча начали въезжать в строй киевской княжой дружины,
неволею вспятившей коней. Углядев краем глаза, что князь Федор достаточно
окружен, Никита проговорил негромко, но твердо:
Сором!
его твердо сведенные скулы, островатый взгляд, руку, забытую на рукояти
сабли, увидал и московитов вокруг себя и своих вспятивших ратников и,
поняв по движению Никиты, что, повороти он назад, тот тотчас схватит за
повод его коня и выхватит саблю, смолк, посопел и вдруг покорился: неловко
поерзав в седле, слез в снег, постоял, шагнул к возку, далее уж само собою
пришлось снять шапку и подойти, сложив руки лодочкой, под благословение
Алексия. А тут уж - какое нятье! Московский митрополит, улыбнувшись
едва-едва, краем глаза, пригласил Федора в свой возок, и князь, привыкший
к подчинению (Гедимину, Ольгерду, татарам - все равно кому!), безвольно
шагнул, шагнул еще раз, а там уж полез и в возок, и только усевшись на
кожаное, застланное мехом сиденье, понял, что вместо того, чтобы полонить
митрополита московского, сам почти что угодил в нятье.
вереницы, поскакали обочь возов, сталкиваясь стременами, боками коней с
владычною сторожей. Так и скакали, теснясь, перебрасываясь то шутками, то
угрозами, вплоть до городских ворот бедной, едва восстановленной
крепостной стены, которую, видно, со времен Батыевых ни разу и не чинили
путем, поставя на место сгоревших рубленых дубовых городень легкий
частокол по осевшему насыпу.
выглядел большою деревнею. Величавые сооружения золотой киевской поры
высились среди мазанок окаменелыми осколками прежнего величия. Десятинная,
с провалившимися сводами, заросшая поверху кустами и травой, ныне едва
выглядывающими из-под шапок снега, была особенно страшна и пугающе
прекрасна, как и полуобрушенные Золотые ворота, как и все прочее,
устоявшее в сплошном пожаре сто двадцать годов тому назад.
ожидала довольно густая толпа глядельшиков, впереди которой стояли старцы
лавры Печерской, с поклонами кинувшиеся приветствовать митрополита
русского. И как-то так получилось, что весь обоз вскоре, пересекая город,
направился прямиком в лавру, причем умножившаяся княжеская
русско-литовско-татарская дружина, поскольку князь Федор по-прежнему сидел
с митрополитом в возке, только лишь приставала к обозу со сторон, тянулась
в хвосте, не вынимая оружия и не ведая, что делать теперь, когда,
по-видимому, прежний приказ - остановить, разоружить и полонить московитов
- потерял силу.
Радонежского возымела успех, а задержки владычного обоза в пути помогли
посланцам Дионисия примчать в Киев, в лавру, загодя, обогнав на несколько
дней владычный поезд, и уже позапрошлою ночью на бурном совещании лаврских
старцев постановлено было принять и всячески поддержать митрополита
владимирского вопреки Ольгердову ставленнику Роману, ибо тут, в Киеве,
латинская опасность и чуялась и была много явственнее, чем на Москве и
даже Цареграде греческом.
лавры, за ограду, а княжеские кмети вытеснены из ворот. Алексий, успевший
в пути заронить в трусливую душу князя изрядного червя сомнения,
благословив еще раз, выпустил наконец Федора из возка, и тут уж ни нятья,
ни драки не получилось. Князь со своими кметями отбыл, и стало мочно
распрячь коней, разоставить возы и накормить усталых клирошан и ратников.
даже не пропустить в город митрополичий обоз по приказу великого князя
литовского Ольгерда. Ясно было теперь, что, пожелай Алексий тотчас уехать
назад, его переймут на Днепре, по дороге, и ежели не убьют, то уж, верно,
посадят в железа. И совсем неясно было никому, ниже и самому Алексию, что
же делать в толикой трудноте.
на бревенчатые кельи, хоромы игумена, стоячую городню, ночь скрыла ряды
возов, только кони под жердевым навесом, невидимые во тьме, переминались и
жевали скудное сено. (Чем кормить коней завтра, было уже неведомо!)
скачки верхом, от многочасового напряжения возможной сшибки, свалки, сечи
и резни, которых ожидали от первой встречи с киевлянами и до последнего
часа, когда Федор с дружиною покинул пределы лавры. Никита справил малую
нужду, вздохнул, окликнул ратных, что были в стороже. Ему торопко
отозвались из тьмы. Постоял, глядя в черно-синюю даль заднепровья, вдруг
впервые постигнув простор и ширь этой незнакомой земли, русской стороны
(когда-то ихнее Залесье и Русью не называли - украиной). Оттуда, из тьмы,
являлись торки, печенеги, половцы, с ними ратились великие киевские
князья. На кручах тогда, верно, высили терема под золотыми крышами, внизу
шумел торг. Никита силился представить себе все это - и не мог, не умел.
Мало знал, видел того менее и только теперь, ныне, понял, что знанья его
малы и скудны. Не удивясь, по кашлю учуял Станяту, вышедшего, как и он, в
темноту. Подошел.
не найдут!
примолвив: - Того, прежнего!
отмолвил тот. - Палаты камянны, и София... Да много всего! А тоже дворечь
ихний в развалинах весь... Умирает город!
примолвить: <с Царьград станет>, да придержал себя за язык, живо вспомнив
гордую греческую столицу, великолепную и в разрушении своем.
в ощип! Ежели ить князь Федор взаболь на приступ пойдет, мы тута и часу не
устоим!
Алексию - не знал.
уступленном ему покое игумена, гадал так и эдак, но понимал одно: бежать
было и недостойно, и нельзя. А то, что их не схватили и не перебили враз,
уже клонило к добру. Завтра он, как бы тяжко то ни было, постарается
затеять прю с Романом. А в Константинополь, патриарху, из утра пошлет
скорых послов. С тем он наконец и уснул.
заутрени, которую он отслужил в лавре, дабы там, в главной святыне
киевской, совершить литургию вместо самозванца Романа.
пестроцветьем яркие наряды горожанок и набежавших из загородья сельских
женок. И княжеская дружина, остановившая митрополичий возок, поначалу
показалась не страшна. Но вот полетели стрелы, два-три копья пронеслись в
воздухе, одно из них оцарапало круп коренника, кони шарахнули, едва не
опрокинув возок. Началось смятение, заголосили женки.