золотой крест, пошел прямо на ратников. Несколько стрел пропели у него над
головою. Алексий не оборачивался, не ведал, идут ли за ним клирошане. Он
шел, и ярость кипела в нем, и уже толпа комонных объяла его, теснились,
отступая, храпящие конские морды, кидались в очи белые лица ратников. Он
запел, и клир подхватил вслед за ним гордые слова второго псалма:
земстии, и князи собрашася вкупе на Господа и на Христа его! Расторгнем
узы их и отвергнем от нас иго их! Живый на небесех посмеется им, и Господь
поругается им!
Умирающий пал на руки клирошан. Но песня уже окрепла, уже ободрились духом
и шли, как идут на смерть. Умирающего подняли на плечи и понесли с собою.
хор. И уже подхватывали со сторон, и уже валились на колени. - Примите
наказание, да не когда прогневается Господь, и погибнете от пути
праведного, егда возгорится вскоре ярость его!
падали в снег.
веры Христовой, дошли до Софии.
Алексию. Тело дьякона, облачив в погребальные ризы, поставили на правой
стороне, близ алтарной преграды.
нею отпел мученика за веру, тело коего было так же торжественно пронесено
по городу и похоронено в пещерах лавры.
Михаила Архангела. В тот же день Алексий послал к нему и ко князю, требуя
церковных пошлин, даней и кормов.
поздним вечером возы с немолотою пшеницей, овсом и сеном для лошадей.
в кадушках, бесчисленные кринки топленого молока, варенца, ряженки
натащили в монастырь киевляне, главным образом бабы, сбежавшиеся с Подола
и пригородов, и всем надо было получить благословение, приложиться к руке
и хотя бы сзади потрогать ризы Алексия. К позднему вечеру от всей этой
толпы любопытствующих прихожан Алексий устал паче, чем от службы.
день его пребывания в Киеве.
Многоразличные пакости, еще два трупа невинно убиенных, дороги,
перегороженные дрекольем, дабы не пройти и не проехать конем, - все было
пущено в ход трусливым и пакостным киевским князем, который наружно
лебезил и юлил, принимал московских бояр, уверяя их, что безлепое творят
вопреки его княжескому приказу сами жители. Клир роптал. Приходило
ограничивать свое пастырское служение пределами лавры. Кормы поступали
плохо. Князь Федор то доставлял зерно и сено коням, то не доставлял опять.
Дани не поступали, дружина жила больше даяниями киевлян, которые
суетились, ахали и охали, несли и несли, крестились, молились, падали на
колени в снег прямо перед Алексием, но ни на какую прю с властью
предержащею не отваживались отнюдь, ограничиваясь слезами и сожалениями.
кануло. А тут рухнула весна и стали враз непроходны пути, и уже когда
сбежали снега и обнажились сады и пашни и умеряла в оврагах свой бешеный
бег вода, приехавший с обозом обрусевший торчин повестил страшную правду,
враз изменившую многие намерения Алексия.
скорым шагом вступил в покой, и по тому, как не пошевелились, не взглянули
на него слушатели, понял жестокую суть известия.
только очень присмотрясь можно было признать бывший головной убор, и
почернелый от приставшей липкой грязи, дурно пахнущий крест на развернутой
грязной тряпице.
испуганно в насупленный лик митрополита. - И знатья того нет! Вот крест с
шеи снял да шапку, може, по шапке признают, думаю...
было сказывать такое.
всхлипнул, уронив голову, пробормотал потерянно: - Прохора жаль!
шестеро, все его посольство в Константинополь, порубанное неизвестными
злодеями, было найдено в снежном овраге в двадцати, тридцати ли поприщах
от города...
конечно, ссылался на татар, на татей, что, по его словам, свирепствовали
под Киевом, вилял, низил глаза.
пристойно отпеть и похоронить.
Царьград мне! И с им вот!
Никита Федоров тут нужнее. Да и греческой молви не разумеет, коли что. - И
не поспевшим возразить приятелям прибавил: - А проводить - пусть проводит
тебя мимо Федоровых застав. И мне весть принесет!
хоть и чаялось, и жаль было в душе, что не поглядит далекого Царьграда.
отай, невестимо от прочих, ибо неясно было и тут, в лавре, кто доносит
кому), выехали одвуконь в ночь. Молодой монашек вел берегом, потом
пробирались какими-то оврагами, выехали в поле. Копыта почти неслышно
топотали по мягкой весенней земле.
горьким опытом давешних мертвецов, уходили в ночь от сторожких окликов
скачью. Сторожа князем Федором была, видно, разоставлена всюду. Никита
молчал, стискивая зубы, весь сжимался в седле.
монаха-проводника, понял Никита, их поймали бы в первый же день.
татарских разъездов, хоть и была у Станяты выданная Алексием проездная
ордынская грамота. Да что грамота в тутошних степях! Из-за одного зипуна
прирежут, и концов не найдешь!
торговую лодью и купца-влаха, обещавшего довезти спутников до Царьграда, а
Никита с ратными и лаврским мнихом отправлялись назад.
степи. Заливисто пели птицы в вышине. Струился нагретый воздух, и было
весело ехать так по простору полей. Не бывал доселе Никита в широкой
степи. Промаячит ли татарский разъезд, покажется дым над юртами, вынырнут
из-за бугра две-три обмазанные белою глиной мазанки под соломенными бурыми
крышами - и опять до окоема степь да колышутся травы, уже поднявшиеся,
почитай, по грудь коню.
уже Киевом. Кметей всего было шестеро, двое - татары. Шесть на шесть, но
монашек был вовсе не в счет. Ихний старшой, скверновато улыбаясь, шагом
подъехал к Никите. Остальные стояли поодаль, и Никита краем сознания
одобрил княжого холуя: ежели что - помогут! Сам он стоял, сожидая, держа
руку на рукояти сабли.
приказал:
тронув коня, загородился от татарина с луком телом вражеского старшого.
глаза. Тот презрительно усмехнул, верно, ежели и не сам кончал, дак ведал
о деле, что и решило окончательно его участь. Вражий кметь так и погиб с
улыбочкой на губах. Никите самому люб показался удар, враз перерезавший
киевлянину горло. Татарская стрела, опоздав на четверть мгновения,
скользнула вдоль лица, оцарапав висок и сорвав шапку с головы. Никита
вонзил коню в бока острия шпор. Вторая стрела, порвав платье, скользнула
по кольчуге.
вослед обрадованные (струхнули было, как вражеский старшой подъехал к
ихнему!) Никитины дружинники. Мчали, окружая, - и те, лишенные старшого,
вспятили, стеснились в кучу и потеряли свободу действования. Заскрежетала
сталь. Второй татарин издал горловой хищный вопль, рубанул вкось одного из
московских ратных, но Никита, углядев вовремя, поднял скакуна на дыбы и
обрушил удар на татарскую подставленную шею. Счет сравняло вновь, и тут
споткнулся конь у одного из киевских ратных, это и решило сшибку. В
короткой замятне московиты срубили еще одного, второй татарин ударил в
бег, за ним поскакал Никита; сбитый на землю киевский ратник уронил оружие
и поднял руки, сдаваясь, а второй, оставшись один против троих, тоже
начал, отмахиваясь саблей, заворачивать коня.
Березин Федор
Эриксон Стивен
Никитин Юрий
Свержин Владимир
Конюшевский Владислав
Посняков Андрей