яблонь, был хорошо виден вымол, где кипела муравьиная работа поденщиков.
Пересчитала корабли. Ключник подошел, стал сбоку, чуть позади.
Полуобернувшись, Марфа увидела его хищное, с крючковатым носом, жесткое
лицо. Укорила:
медленно.
пущай хоть в полдня нагрузят! Им выгода и мне тож!
них были давние нелады. Иев Потапыч, ключник, никак не мог понять этого на
диво сметливого и легкого что видом, что норовом мужика. В особенности его
усердия; чего надо дурню? Добро бы вольный, а то холоп, и получает-то
никакие там великие доходы! К тому примешивалась и ревность. Борецкая, хоть
и держала в строгости, а любила Демида. Вот и сейчас тотчас пошла к нему.
Иев тяжело посмотрел вслед боярыне и направился к пристани. Приказов своих
Борецкая не забывала никогда.
уселась на лавку, спросила:
Такое еще только в Липне делали. Штуку, размотав, можно было сквозь перстень
протянуть. И шло это полотно целиком для себя, для дома.
Демиду! Даром что холоп, и получает второе меньше того, липенского мастера,
что из вольных. А работа, почитай, лучше еще! Демид, юркий, остроглазый, в
легкой солнечно-рыжей бороде, подскакивал воробьиным скоком, бойко пояснял,
походя. Называл мастериц, сам любуясь товаром.
мучило.
не займуетесь, только для своего двора идет, и ладно. А с немцами вся
торговля заморским товаром да сырьем: скора, да воск, да лен, да зуб рыбий
или иное что. С волосток опеть хлеб да деньги, али белка заместо прочего...
московськи князья копят лен да сало, да мед, у иного из княжат на сто рублей
добра портитце в анбарах, холсты гниют, рыба тухнет, скору моль потратила, а
сам у холопья своего три рубля денег займует: в поход пошел, а не на что
сбрую купить. А и мелкому купцу в моих волостях доход. Вон сколь их по
осеновьям наедет!
дело вести!
молодым голосом, трепещущим от внутреннего смеха. ("Надумает же Демид!")
Видя, однако, что боярыня не гневается, Демид заговорил бойчее:
сельди, и соль, и сукна. Купец перепродаст, а лихва серебра идет за границу.
С кого то серебро? С черных людей! Бояра будут богатеть, народ беднеть.
Потом с кого взять будет? Своего товару надо делать больше! Сукно ввозим,
шерсть вывозим, а могли бы добрые сукна ткать! Иной дорогой товар у них
лучше, а почему? Наше вот полотно не хуже голландского, дак только во своем
хозяйстви держим. А кабы дело-то поднять, да рынок свой, куда крепче бы
стало! И серебро не уйдет, и за рубеж прибыльнее не лен возить, а готовое
полотно, и черный народ к нам тогда больше привязан будет!
одобряя, и остановилась. Увидела глаза Демидовы. Не жадные, нет, а голодные.
А ведь он и не для себя старается! Мастер!
по-мужски, не мельчилась, смелее переводила на деньги оброчные доходы. А тут
- что же выходит? Свой холоп винит в том, что свою же пользу не углядела? В
чем-то Демид и прав, верно! Это... Богдан ежели, к примеру...
сам кузни ставил и торг вел железным товаром! Полотно-то полотно... А как
заставишь делать по-годному? Ну, Демид мой сам старается, а вольных? Им
платить надоть, где деньги? Так-то сразу получил, уж продавать заботы нет.
поменьше да похуже сделать, да побольше взять. "Чужой корысти ради хорошо не
сработают! Да и доход когда? А как останесси с непроданным товаром..."
делать некому. Лодью тебе сегодня же и нагрузят, в ночь отправь. А сам
задержись, на кони уедешь!
наказать Проньке, пущай поправит. А то словно разваливается терем! Не по
нраву было, когда скрипели ступени. Любила все прочное, крепкое, тяжелое,
яркое, сработанное так, чтобы в вещи виден был мастер и гордость мастера
талан; в делах - разворотливость, в хозяйстве - размах и умное береженье, в
узорочье - хитрость, в письме иконном - властный красный цвет. Тож и в
хоромном строении - недаром двор ее славился лепотою среди всех прочих в
Новгороде Великом.
будут дивитьце весной, что солнце над морем не закатаетце!" Вспомнилось, как
молодой боярыней, девочкой большеглазой, впервые приехала на Север, как муж
подавал руку, усаживая в лодью, а на берег несли ее на руках...
прозрачном, до белизны, воздухе, и не поймешь, где начинается небо: по всему
окоему серебряные пряди, как на старой, промытой до синя парче, и тишина!
угощали от души. В тесовой, выскобленной горнице - чистые полотенца, пироги
кругом стола, в братинах репница - репный квас, уха из красной рыбы...
плечах молодой мужик, слегка подшучивал над закуражившимся, вполпьяна,
мужичонкой, как потом поднял Марфу на руки, ступая в воду в высоких, под
пах, броднях из шкуры морского зверя, и так легко поднял ее, что почуяла
ничего ему эта ноша! И так удобно, неопасно оказалось на этих руках, что на
миг закружилась голова - море Белое! Снес, поставил, так же легко, бережно,
будто птицу или дитя держал у груди. И глазом не повел: что великая боярыня
новгородская, что своя поморская жонка - так же выносят из лодей на руках...
Море Белое, серебряной парчой затканное, ясень несказанная! В Неноксе, над
морем, поставила Марфа церковь святому Николе, шатром чешуйчатым таявшую в
чистом небе. А потом, уже после смерти мужа, посылала городских мастеров
иконного письма подписать иконостас для той церкви. Отдарила красоту
красотой.
кинулась, захлопотала: ожидала боярыню с красного крыльца.
Нестерке Грачу, пущай ступени покрепит по тому ходу. Пимен когда будет?
***
скобленый, изжелта-белый. Сажу с подволоки только что обшаркали девки, и пар
стоял вольный, без горечи, густой, пропитанный настоем пахучих трав:
богородской травы, шалфея и мяты.
Опросинья, помогала снимать тяжелый саян, кинулась, бестолково, разувать.
то теперь принахмурилась, но и преж и теперь лицо Марфы было
строго-спокойно, только чуть дрогнула бровь, - может, просто от усилия
развязать завязки повойника, - чуть дрогнула бровь, но девка тотчас
испуганно утупила глаза долу.
волосы по плечам - густые еще! Опустила сорочку. Нежась, отдыхая, постояла
нагая. Огрузнела, конечно, а не стыд еще и посмотреть!
стала почасту его вспоминать. Прижмурилась, представила молодого Ивана
Своеземцева, его медленно расцветающую улыбку. Мог бы быть сыном!
яхонтовое ожерелье, поморщилась уже открыто на девку, что замоталась,
запуталась в рубахе, опоздав разоболочиться - эка нерасторопная! Зачем и
Русанов Владислав
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк
Афанасьев Роман
Свержин Владимир
Черепнин Владимир