выборным. Пробившиеся на помост ремесленники рвали их из рук житьих.
писало, выдавил на бересте: "За короля", усмехнувшись, отдал листок
дворскому и помахал рукой над толпой, удостоверяя Назария, что отослал
избирательный лист.
показался на помосте, поднял руку. С трудом установилась тишина.
Казимиром.
Господина Новгорода и подписями пяти житьих, во главе с Панфилом
Селифонтовым, от пяти городских концов, о чем тайные гонцы, загоняя коней,
тотчас понесли весть в Москву.
Казимиру готовилось отбыть уже на днях. Новгородский противень - список
грамоты - был положен в присутствии пяти членов совета и должностных лиц в
кованый ларь с государственными актами вечевой палаты республики. Копия с
противня хранилась у Борецких, на случай внезапной надобности в ней.
шелковую епанечку. Взглядывала, раздувая ноздри, на мужиков (тут были чуть
не все молодые соратники Борецких), что гомонили и закусывали, как после
боя, не чинясь и позабыв на время о степенности, чинах и приличиях.
плясом. Девки шныряли с закусками и вином, увертываясь от щипков и
непрошеных объятий. Мужики-слуги эти дни все были в разгоне, а сейчас
угощались внизу, в молодечной. Там, на дворе, толпились и те мужики, что
наняты были бегать по городу. На поварне Борецких кормили и поили всех
подряд.
Городца, о нелепых чудесах в Плотницком конце, о том, что плох Иван Лукинич.
Молодые посадники обнимались с житьими. Дмитрия Борецкого поздравляли вновь
и вновь. Не по раз поднимали чары и в честь Марфы Ивановны...
насущные политические дела. Ежегодную службу (праздник чудотворной иконы
"Знаменья Богородицы") в память одоления суздальцев, что подходила уже через
день, решено было справить особенно пышно.
***
народу. Не попавшие внутрь собора толпились на паперти, заглядывая поверх
голов в мерцающую лампадами и искрящуюся золотом тьму, расступаясь,
пропускали разодетых в лучшие свои платья и шубы великих бояр и боярынь, что
пешком подымались в ворота Детинца и медленно проходили, давая обозреть себя
со всех сторон, в Софийский собор.
в трепетном свете хоросов и лампад. Новый архиепископ, которого многие еще и
не видели, в драгих облачениях, с синклитом закутанных в золото иереев,
правил заупокойную службу по убиенным под градом. Затем должен был начаться
крестный ход через весь город, по Великому мосту, мимо торга, на Ильину
улицу, в Знаменскую церковь, откуда икона "Знамение Богородицы",
заступничеством которой были отвращены от города суздальские рати, последует
во главе процессии в Детинец. После чего состоится самая торжественная часть
празднества - вынос второй иконы, "Битва новгородцев с суздальцами", и
встреча обеих икон в Софийском соборе.
проделала пешком, в первых рядах процессии. Шел Богдан, шел, грузно опираясь
на посох, Офонас Груз, шли мужи и жены, молодые и старые, посадники,
тысяцкие, житьи, купцы, старосты улиц и черные люди, миряне и иереи. Впереди
колыхались золотые ризы духовенства. Празднично звонили колокола, и
ликующими криками провожали шествие радостные толпы народа, забившие все
улицы от Знаменской церкви до Софии. И уже не верилось, что всего третий
день, как на этих же улицах, эти же люди сшибались в кулачном бою, и
заполошно бил вечевой колокол, и трещали заборы под натиском озверелых толп.
головами хоругвям, в лад праздничному шествию примиренных (надолго ли?) во
взаимной любви горожан.
торжественно, на весь собор, читал он слова, ужасавшие его своим скрытым
смыслом:
неразумевше помощь твою, владычице! Но силою твоею низложени быша, на
бежание устремляхуся, и, якоже узами железными, слепотою связани бывше, и
мраком, якоже древле Египет, объяти, неразумевше, дондеже конечно побежени
быша!"
выи, и вот она проплыла над головами, сияющая, узорная, лучащаяся светлою
белизною левкаса, по которому вверху - торжественная процессия иерархов и
молящегося народа по стенам осажденного города, под ними - башни, и плотная
толпа конных суздальцев, из глубины которой дождем струятся ввысь стрелы,
окружая лик богоматери, а внизу - вот она, расплата! Растворились ворота, и
из них на круто загибающих шеи тонконогих конях выезжает новгородская рать,
устремив вперед разящие копья, а толпа суздальцев распадается, как разъятый
сноп, и уже вот-вот побежит, роняя щиты и копья, низринутая и униженная
Богом в велицей гордости своей. В мерцающем пламени и дыму согласно
наклонялись головы, взмывали руки в едином знамении крестном, грозно ревел
хор, и начинало казаться, что подступи москвичи к стенам, сами святители
новгородские восстанут из гробов и отвратят беду от своего великого города.
Глава 12
прусского посадника Есифа Григорьевича, мать Никиты Есифовича, молодого
посадника, друга Дмитрия Борецкого. Умирала она давно, с осени лежала
пластом, и потому смерть ее ни для кого не явилась нежданною, ни для сына,
ни для снохи, Оксиньи, ни для ближников, которые даже порадовались:
Борецкую и Горошкову в свидетели, прочла завещание. Сыну и снохе отходили
родовые земли, раскиданные по всей Новгородской волости, села и волоки,
рыбные тони, соляные варницы, ловища и перевесища, лавка в торгу, амбар в
Бежичах... В одном Обонежье, в Андомском, Шольском, Пудожском и Водлозерском
погостах двести шестьдесят обжей пахотной земли. В завещании перечислялись
также заклады, с кого сколько взять, амбары с добром и сундуки с лопотиной,
шубы и кони, "а что в анбарах, и в сундуках, и в коробьях, опричь дареного,
то все сыну моему Никите и снохе моей".
жемчужное, жемчугу бурмицкого, серьги и колтки золотые со смарагдами",
золотые и серебряные браслеты. Перечислялись подарки слугам, кому что -
порты, корову, сапоги или отрез сукна, или деньгами, или хлебом. Три семьи
старых слуг Есифова отпускала на волю, Бога ради, дарила и их добром.
скулы, выдалась вперед властная тяжелая челюсть. Когда Есифова от слабости
закрывала глаза, лицо казалось уже совсем мертвым. Но вновь шевелились
морщины, размыкался рот. "Читай... читай!" - говорила она приказному. После
завещания умирающая велела перечесть вкладную.
лошак бурый и две тысячи белки на церковную кровлю. "А хто будеть от дому
святого Николы, игумены и черноризцы, - читал дьяк, - держати им в дому
святого Николы на Острове вседневная служба, а ставити им в год три обедни,
а служити им собором..."
память святого апостола Авилы, месяца июня, в четырнадцатый день... прибавь!
И милостыни пусть дают... по силе... А не почнут игумены и священники, и
черноризцы... святого Николы... тех обедов ставити и памяти творити - и
судятся со мною... перед Богом, в день страшного суда!.. Ну вот так...
ладно... - удовлетворенно прибавила она, прослушав перебеленную грамоту.
Подозвала сына, благословила. Прибавила погодя: "Теперь усну", - и смежила
глаза. Дышала все тише, тише... Не заметили, как и отошла. Хорошо умерла...
Об этом говорили и на поминальном обеде в доме покойной - всем бы такую
смерть!
Григорьевича, а его молодая жена приняла заботы по дому, став одною из
великих жонок новгородских, наряду с Борецкой, Горошковой и Настасьей
Григорьевой.
Онтонина, Тонья, по-домашнему, тем же постом, обрадовав отца и бабу, родила
первенца, сына. Мальчика назвали Василием, по настоянию Марфы.