осатанело крича:
толпу. Сам Василий Казимер только озирался затравленным волком по сторонам.
Выручил Дмитрий Борецкий. Он властно, так, что толпа притихла, зыкнул на
нее:
Боя ждете? Будет бой! Не умедлим!
оглядел соратников. Лица у иных побледнели. Сказал угрюмо:
Кузьмин.
мокро от пота.
Губа-Селезнев. Конь под Селезневым плясал, беспокойно переступая тонкими
ногами, и, заворачивая шею, грыз удила. - Клином станем?!
ратей, и давно уже повелось меж тем, да как-то и разумелось само собою, что
становиться надо, ежели большой рати, непременно по-рыцарски, "свиньей",
хоть никто и не мог бы сказать, чем такой строй предпочтительнее. Впрочем,
орущая, лишь на время укрощенная толпа не давала времени обсудить толком
грядущее сражение и толком разоставить полки.
бороду, поскакал к плотничанам, на правое крыло рати, торопить Арзубьева.
Еремей Сухощек - на левое, во владычный полк, который тянулся позади и
посторонь прочих, явно не ревнуя о сече. Григорий Тучин с Федором Борецким
ускакали к своей неревской рати подторопить отстающих.
Вседержителя, неревского Орла, прусских - от Загородья и Людина - Всадника и
Воина, зашевелились и стали стягиваться в боевые порядки. Неревский стяг
выдвинулся в чело рати. Бояре в тяжелых доспехах на окольчуженных конях
выезжали вперед, строились на немецкий лад, броневым клином, чтобы ударить в
середину московского войска.
пешцев и стремительными прорывами в тыл конных княжеских дружин.
боевой строй? Не с того ли времени, как исчезла у бояр уверенность в дружной
поддержке ремесленников, а у ремесленников - вера в то, что бояре защищают и
их интересы?
москвичи, невзирая на неравенство сил, могут напасть первыми.
опустив тяжелые копья. Вострубили трубы. Был полдень. Новгородская рать
двинулась всею громадой и устремилась в бой.
тяжелом вооружении увязли в песке. Борецкий почувствовал это по сбившемуся,
ставшему судорожным скоку коня и роковому, подкатывающемуся с затылка
ощущению тесноты (от слитного дыхания конского и как бы сгустившегося разом
гомона и звона железа). Он рванул коня, тот, взоржав, грузно встал на дыбы,
еще глубже уйдя в песок задними копытами. Чье-то копье скользом
проскрежетало по крупу его скакуна, к счастью, не прорвав брони, и конь
судорожно скакнул, вновь увязнув всеми четырьмя ногами.
тучах пыли погасли знамена. Борецкий с запозданием подумал, что москвичей
надо было, наоборот, взять в кольцо. Но он уже ничего не мог сделать, не мог
даже обернуться, чтобы отдать приказ, и только продолжал неровным коротким
скоком сближаться с плохо различимым сквозь пыль московским строем, сжимая в
руке длинное рыцарское копье. И тут-то Холмский и Федор Давыдович
одновременно, с двух сторон, подали знак к наступлению. До слуха Дмитрия
долетел режущий звук дудок. Тотчас легкие кони москвичей стремительно
перенеслись через ручей, разбив его копытами в тысячи сверкающих искр, и,
все убыстряя и убыстряя бег, в вихрях песка поскакали навстречу новгородской
рати.
кричали монгольское, перенятое от татар:
попал сразу под ливень стрел, на мгновение затмивших свет, в уши ворвался их
зловещий посвист. Новгородцы от неожиданности попятились, стесняясь еще
больше, и выставили копья. Но пригнувшиеся к седлам москвичи замелькали
перед самыми мордами коней, обтекая боярскую дружину с боков и проскакивая
мимо рассыпным строем.
встречу врагу. Где-то сзади отстали Берденев с Михайловым. Совсем рядом
показались московские ратники. Дмитрий шпорами сквозь кольчугу изо всех сил
ударил по бокам взмыленного коня и рванулся на них. Конь споткнулся, но
выровнялся. Копье, вонзившись во что-то, затрещало, и Дмитрий выпустил
древко, тут же с облегченной яростной радостью вырвал из ножен клинок
дорогого меча.
мертвые стали валиться с обеих сторон.
голову, когда он узрел, что продавить с ходу московский строй не удастся.
показал рукой круговращательно. - И Еремея поторопи, пущай тож обойдет!
Остатки гордости не позволили ему тут же, спасая жизнь, рвануться следом за
дворским.
почти не двигаясь. Огибавшие ее по берегу москвичи осыпали новгородский полк
стрелами, целясь в коней. Раненые кони лягались и вставали на дыбы,
увеличивая сумятицу. Никто не видел, что впереди. Воеводы только сдерживали
ратных, не наступая, ибо не знали, куда наступать стремительные москвичи
были со всех сторон.
Неревского полка. Казалось, гомон и рев догоняют его сзади. Стрелы изредка
посвистывали над головой. Рать славлян топталась, не двигаясь с места.
многоголосом гуле и ржании коней.
шеломе, без нужды дергая повода, так что конь всплясывал, задирая морду и
обнажая багряные десны. - Куды наступать-то? Своих давить?
врезался в ряды:
ремесленник в не по росту широком кожаном кояре и старом клепаном шеломе.
вашим сбоку и в тыл зайтить!
Каки мы ратные, силой набраны!
разыскивая невидимое в пыли знамя и воевод. Лишь бы успеть!
добился своего, и, все убыстряя ход, поскакал, вздымая облака иссохшей,
перетолоченной в пыль земли.
врезаться в своих, пришлось взять правее, в прорыв между славенской и
прусскою загородскою ратью. Ратники нестройно растягивались, огибая своих.
отставать. То тут, то там, словно нечаянно, запинался конь, кто-то осаживал,
дергая повода. Нестройный гул от топота копыт заглушал выкрики.
свои ли, москвичи ли то, лишь порою прорывалось дружное: "Москва-а-а!", - и
тогда становилось ясно, где рати.
Арзубьевым принуждены были остановить своих, пропуская ражих владычных
конников. Все как на подбор: в бронях, зеркальных шеломах, на хороших конях,
они проходили ленивой рысью, недовольно поглядывая по сторонам и все больше
и больше растягиваясь.
в дело и начала теснить москвичей. Военное счастье заколебалось.