топот множества ног - началось!
брата Василия. Он первый пробежал межулком. Люди лезли на плечи друг другу,
хватаясь за тын, прыгали во двор. Там поднялся визг, что-то захлопало, пошла
возня. Наконец с хрустом откатились ворота, открыв клуб катавшихся по земле
тел. Селезневские кучей ввалились во двор, расшвыряв боярскую, спросонья
полуодетую челядь. Ночь взорвалась криками, руганью, плачем. "В мать!.."
Звенели топоры. Матвей, оскалясь, полез, проталкиваясь, на крыльцо, гвоздя
кистенем. Кузьминских скидывали вниз, на кулаки. Дверь, припертую было,
вышибли обрубом бревна. И - в путаницу рукопашной возни, в визги, во
взбаламученное ночное тепло терема, с руганью, лязгом, громом! Пронзительно
ржал конь во дворе.
оскаленное лицо Матвея.
шиворот. Самого Ивана Кузьмина, держа за руки, дергая то вперед, то назад,
выволакивали во двор. Кто-то из слуг - в жидкой темноте весенней ночи не
понять - Климец, не то Грикша лежал навзничь с пробитой головой. Черная лужа
вокруг лица становилась шире и шире. Голосили бабы. У конюшен с руганью
возились на земле, и кто-то остервенело бил древком копья в извивающиеся
тела. Из дома несся разноголосый вой и треск - разносили в щепы, озверев,
все по ряду.
зипуна, шелк трещал от каждого рывка, голова Ивана моталась в стороны.
повторял бессмысленно:
все...
Матвей в забытьи.
- Детей, парней пожалейте!
двор:
сдавались без боя. Мелькали белые от страха глаза хозяев над расхристанными
укладками и сундуками со скарбом. Кто не давал серебра, брали платье,
посуду, оружие - что подороже. Бабы взывали, валясь в ноги, цеплялись за
узлы с добром.
собою. В глазах кружились испуганные дети, жалкие лица старух.
мясной, животный хрясь от ударов в мягкое. Тучин мотнул головой, сжав зубы,
сбежал с крыльца. Схватил за шиворот первого попавшегося под руку:
остановить, прекратить это! Ратник оказался свой, Григорий узнал и имя
вспомнил: Потанька Овсей. Встряхнул, не зная сам, зачем это делает. Тот
рванулся, узнал господина, зачастил:
сорваны, во дворе дрались, лязгала сталь. Истошный вопль: "Запалю-у-у-у!"
крыльце от наседавших. Перед Григорием враз расступились. Темнея лицом, он
нанес прямой удар. Мужик успел загородиться головней, та хряснула,
переломясь, мужик от толчка сел на ступени, и враз, обтекая и пихая Тучина,
налетели на него дружинники. Пока кто-то топтал отброшенную на середь двора
головню, передовые ломились в двери, слышался треск. Григорий опять пробился
наперед. Двери неожиданно распахнулись. Женское лицо встало в темном проеме:
опомнился, подхватил бабу под мышки, поволок в дом. Двое, суетливо, мешая
друг другу, кинулись ему помогать. Кто-то держал и тряс девку, что тоже, в
одной рубахе, выскочила в сени за госпожой.
перелезал уже за огорожу) люди Ефима Ревшина.
у обоих дикие глаза. Потом Ревшин молча поволок Арзубьева в дом.
оттащишь!), собрал своих людей и вывел за ворота. В конюшнях и амбарах уже
хозяйничали ревшинские молодцы.
его же горницу. Швырнул в угол, под иконы. Рука нашарила кувшин. Пил воду,
глядя неотрывно в лицо Григория Киприянова. Прохрипел, дергая шеей:
как Бога, слушали! - завопил он, возвышая голос.
добротная ткань, пошли кругом по горнице, расшвыривая столы, тяжелые скамьи.
Хрустела под ногами дорогая восточная глазурь.
Арзубьева.
стараясь схватить Ревшина за горло.
спиной. Женское лицо моталось в толпе.
пятьдесят рублев с меня. Весь дом разнесут не то, гости дорогие! Князю плати
и за князя плати!
связанного не бьют. Крикнул:
Ефима Ревшина (покойному друг был, что ж это, господи!) тронулась к выходу.
Ефим пошел за ней. У маленькой кладовой сидела на полу девка - дочь ли,
прислуга, не понял. Двое своих холопов уже хозяйничали тут, добираясь до
запертой двери. Ефим велел им оставить взятое. Сопя, ждал, пока Татьяна
Арзубьева, трясущимися руками, не попадая в замок, старалась открыть.
на Ревшина, пролезла в тесноту, подняла крышку сундука. Ефим принял серебро,
почти не считая. Передал ключнику тяжелый кожаный мешок.
Ревшин вышел на крыльцо. Небо серело, бледнело, гасли звезды. Во дворах
продолжался погром.
посыпались люди в сад и во двор. Псы, спущенные на ночь, ринулись было с
ворчанием под лязг стали, и тут же темными комами мяса покатились по двору.
Один с воем уползал на передних лапах, волоча задние, оставляя за собою
извилистый кровавый след.
мазнула его по груди со скрежетом, и тотчас кто-то из своих слуг пихнул в
темноту рогатиной. Богдан наступил сапогом в теплую лужу, отшвырнул дверь.
Молодцы бросились вперед него. Старик прошел к лавке, печатая по половицам
кровавым сапогом, сел, опершись о шестопер, взятый вместо трости. В спальных
покоях еще дрались. Лука в одной рубахе вырвался в горницу. Богдан и не
сдвинулся. В двух шагах от него на Луку навалились, скрутили руки. Из покоя
уже волокли связанного Василия Полинарьина. Слуга неверными руками зажигал
кое-как натыканные в свечники свечи.
свечки, кровавые следы на полу. Богдан кивнул. Луке набросили на плечи
епанчу.
тебе, что ты Господину Новгороду изменил?!