ниже, ниже, видимо, ратники тушили огонь. Где-то почасту бил колокол. Пламя
сникло, пожар уняли.
великокняжескою ратью. Во вторник, двадцать пятого ноября, получив донесения
воевод, великий князь приказал своим боярам дать ответ новгородским послам.
Борисовичами и новгородские послы. Говорили по очереди, начал от лица
великого князя Иван Юрьевич:
посадникам и житьим тако отвечает: что еси, наш богомолец, да и вы,
посадники, и житьи били челом великому князю от нашей отчины, Великого
Новгорода, о том, что мы, великие князи, гнев свой положили на свою отчину,
на Новгород.
житьим, и всем, что с тобою здесь: ведаете сами, что посылали к нам, к
великим князем от отчины нашей, от Великого Новгорода, от всего, послов
своих Назара подвойского и Захара, дьяка вечного, назвали нас, великих
князей, себе государем. И мы, великие князья, по вашей присылке и по
челобитью вашему послали к тебе, владыке, и к отчине своей, к Великому
Новгороду, бояр своих, Федора Давыдовича да Ивана и Семена Борисовичей,
велели им вопросить тебя, своего богомольца, и свою отчину, Новгород: какова
хотите нашего государства, великих князей, на отчине нашей, Великом
Новгороде? И вы того от нас заперлися, а к нам, сказывали, послов своих о
том не посылывали, а возложили на нас, на великих князей, хулу, сказав, что
то мы сами над вами, над своею отчиною, насилие учиняем. И не только эту
ложь положили на нас, своих государей, но много и иных неисправлений ваших к
нам, к великим князьям, и нечестья много чинится от вас, и мы о том
поудержалися, ожидая вашего к нам обращения, а вы и впредь еще лукавейше к
нам явились, и за то уже не возмогли мы теперь более, и злобу свою и приход
ратью положили на вас, по словам Господа: "Аще согрешит к тебе брат твой,
шед, обличи его пред собою и тем едином; аще ли послушает тебя - приобрел
еси брата своего. Аще ли же не послушает тебя, поими с собою двух или трех,
да при устах двоих или троих свидетель, станет всяк глагол. Аще ли и тех не
послушает, повежь в церкви. Аще ли же о церкви не радети начнет, буди тебе
якоже язычник и мытарь!" Мы же, великие князи, посылали к вам, своей отчине:
престаньте от злоб ваших и злых дел, а мы по-прежнему жалованью своему
жалуем вас, свою отчину! Вы же не восхотели сего, но яко чужие сделались
нам. Мы же, проложив упование на господа Бога и пречистую его матерь, и на
всех святых его, и на молитву прародителей своих, великих князей русских,
пошли на вас за неисправленье ваше!
растерянно отирал пот со лба. Князь Иван явно не желал признать, что
посольство Захара с Назарием было ложным. Феофилат и Яков Короб, хорошо
знавшие всю подноготную, переглянулись и побледнели. "Что теперь есть
истина?" - хотелось спросить каждому из них. Заговорил Иван Борисович:
мне челом о том, чтобы я нелюбие свое сложил, и поставили речи о боярах
новугородских, на которых я прежде сего распалился. И мне бы тех жаловати и
отпустити?! А ведомо тебе, владыко, да и вам, посадникам и житьим, и всему
Новугороду, что на тех бояр били челом мне, великому князю, вся моя отчина,
Великий Новгород, и что от них много лиха починилося отчине нашей, Великому
Новгороду и волостям его? Наезды и грабежи, животы людские отымая и кровь
крестьянскую проливая?! А ты, Лука Исаков Полинарьин, сам тогды был в
истцах, да и ты, Григорий Киприянов Арзубьев - от Никитины улицы?! И я,
князь великий, обыскав тобою же, владыкою, да и вами, посадники, и всем
Новгородом, что много зла чинится от них отчине нашей, и казнити их хотел.
Ино ты же, владыка, и вы, отчина наша, добили мне челом, и я казни им отдал.
И вы нынеча о тех винных речи вставляете, и коли не по пригожью бьете нам
челом, и как нам жаловати вас?
давали приставов на братью свою, на поиманных, и сами теперь хлопочут о
виновных.
государям, отчина наша, Великий Новгород, бити челом, и они знают, отчина
наша, как им нам, великим князем, бити челом!
любой ответ на которую делал их виноватыми перед государем.
московские рати, послы Господина Новгорода отправились восвояси.
Глава 29
задыхаешься и немеют члены и, кажется, надобно закричать, а голосу нет, и
надо, чтобы спастись, только достать, только дотянуться до чего-то, и рук не
вздынуть, а косматые лесные хари хохочут, протягивая когтистые лапы, и
вот-вот схватят, сожрут, и уже сквозь сон через силу застонешь, и тогда
проснешься.
вести, ни навести, да она и не ждала помочи от Литвы. Но сами-то, сами!
черное духовенство. Юродивые, кликуши из Клопска лезли аж в окна:
дождались! В ту ночь Марфа сама, на свой страх, послала Ивана Савелкова
зажигать монастыри за Торговой стороною, откуда ближе всего была угроза
ратная. В Кириллове монастыре, с которого думали начать, какой-то монах
бросился, раскинув руки, перед ратными, прикрыв ворота:
из темноты. Это были ратники Стриги-Оболенского. Началась бестолковая рубка.
Потеряв половину людей, Савелков кое-как с остальными ушел в Новгород.
под защитою стен московские ратники высматривают новгородские разъезды,
перекликаясь друг с другом с шатровых колоколен непорушенных храмов.
рокового для осажденных конца.
амбары, режут и угоняют скот. В ту войну хоть в лесах спасались, а тут, в
морозы, в сугроб с детями не полезешь. В торгу как-то разом и вдруг исчез
хлеб. Кое у кого были запасы дома, но их могло хватить самое большее на
неделю. Зимний завоз снедного припаса в Новгород так и не начался, помешала
война. Ратная сила обогнала обозы. Неделя пройдет, а дальше как?
могло теперь спасти Новгород. И она исступленно продолжала верить в чудо.
ежегодное богослужение в честь победы над суздальцами.
на ризах духовенства. Не все светильники и паникадила были зажжены, и в
углах огромного здания копилась темнота. Феофил сделал все, чтобы не
допустить торжеств, но чуда хотела не одна Борецкая, чуда хотел весь город,
и архиепископу пришлось уступить. Он только что воротился с переговоров от
Ивана Третьего и вот неволею служил службу, призывая к одолению на враги.
стригольников, бронников, седельников, плотников, щитников. Иные были в
бронях, пришли прямо со стен. За ними грудились бабы, замотанные в платки.
немыслимую высь намороженных сводов. Многие шепотом повторяли слова, что
монотонно читал Феофил:
неразумевше помощь твою, Владычице, но силою низложени быша!
глазами взирая на лик Богородицы, молила, требовала, заклинала: чуда! Ведь
было же чудо одоления три века тому назад! Чуда! И о чуде молили улицы, и
чуда ждала толпа. Чуда! Только чуда жаждали все в обреченном на гибель
городе, с первыми грозными печатями голода на лицах сгрудившихся в соборе
горожан.
от суздальцев, были пронесены по стенам города. Ратники на заборолах сурово
прикладывались к образам. Москвичи издали тоже глядели, собираясь кучками,
из-под ладоней высматривая крестный ход, обходящий город. В согласное
молитвенное пение врывалось редкое буханье пушек. И Господин Великий
Новгород стоял торжественный, в морозной красоте одетых инеем соборов, в
белом бахромчатом узорочье оснеженных крыш, - седой, древний, величавый.
великий князь с ратью сам перешел Ильмень по льду и стал под городом, у
Троицы на Паозерье, в селе Лошинского, забранном им как древнее княжое
владение себе, в состав государевых вотчин. Воеводы с полками располагались
по монастырям. Город был взят в плотное кольцо московских ратей и наглухо
отрезан от своей волости.
собора. Отсюда город просматривался весь, и Детинец, и Торговая сторона, со
скоплением соборов на торгу, и Ярославово дворище, и острог, обведенный
вокруг города. Через Волхово новгородцы тоже соорудили заборола на
сцепленных друг с другом судах, а по льду - из наметанного хвороста и
политого водой снега. Перед судами они пробили лед, чтобы москвичи не могли