медлят? Надо же скакать, рубиться, надо спасать отца!
пришлось: мол, иньшая рать у нас на подходе, да и, мол, своих сдержать не
мочно, рвутся в бой! Ярославцы, те струсили... Еще не вс°, еще
дотолковаться не смог! Андрей лютует, ну, поутихнет ужо!
под полог. Тот устало поерошил волосы сыну.
отмолвил он.
и сам его захватил, коли бы сумел!
сына, спросил Данил. Юрий, как в детстве, сердито шмыгнул носом.
только, чтоб у тя с братьями не было того, что у нас! Из гроба прокляну!
Ладно. Иди, спи!
и начали расходиться.
погублено хлеба, потравлено, затоптано в пыль, что и не сосчитать -
хорошей войне впору.
ростовского князя Костантина Борисовича. Свадьбу справляли в Переяславле.
возвращался, принял наконец Ивана, не ответив ему ни да ни нет. Добро
таяло, растекаясь по мошнам ордынских вельмож. Из дому приходили смутные
вести. Переяславцы не знали, чему верить, пока наконец не прибыли гонцы от
Терентия с Феофаном и от Михаила Тверского с рассказом о брани во
Владимире, о походе Андрея и стоянии ратей под Юрьевом. Только убедясь,
что на Руси установился мир, хан Тохта подтвердил Ивану Дмитричу ярлык на
отцову вотчину - Переяславль. Припозднившийся князь с дружиной пережидали
ледостав, потом - болезнь князя, который едва не умер в Орде, и наконец
Святками, санным путем, тронулись домой.
оправляясь от болезни, лежал и думал. Он рад был, что съездил в Орду, что
увидел своими глазами Сарай - шумный разноязычный город, перекресток
восточных и русских дорог, купцов изо всех стран и ставку великого хана,
расписные юрты и неоглядные стада коней... Он старался понять: почему? И,
кажется, понял, хоть и не мог того выразить словами. Он пытался постичь:
надолго ли? И постигал, что надолго, что это не наважденье, не сон, и
грозный дед, о котором с почтением вспоминают о сю пору, святой Александр,
прозванием Невский, не зря уряживал с Ордой. Видимо, дед понял все это еще
тогда... И еще одно, отрадное, было понято им в разноплеменной Орде на
перекрестке мировых дорог, понято, что это - ветер, ветер времени, и не
погибнет Русь, и уцелеет, и устоит, и вырвется, только - как и когда? Ибо
там вязали воля и власть, а не народ и предание. Но воля слабеет и власть
преходит со временем, а предание живет и народ остается на земле, пока он
народ, пока он един и сознает себя. И, быть может, не надо так коситься на
языческие хороводы у Синего камня, в них - память земли, искони, от
прадедов, от языческих, Велеса и Хорса, Симаргла и Даждьбога, времен.
чего.
Орды, домой едем! Кони, и то чуют!
от весны. По снегу бежали голубые тени. Грело солнце. Иван высовывал
бледное лицо и, полузакрыв глаза, пил свет. Уже начинались перелески,
рощи. Уже по-иному пахнул ветер. Начиналась родина, Русь.
Князь был доволен его службой, наградил. Воз с добром завтра доправят из
города ратные, сам уже не смог ждать. Он ехал нижней дорогой и видел, что
лед уже отстал от камней, образовав большие промоины. Скоро сломает лед и
начнется нерест. Он повернул на въезд у Криушкина, поднялся по
крутосклону, миновал село, поздоровавшись с окликнувшим его знакомым
мужиком.
Мальчишки звонко кричали. Остановив коня, из-за кустов, уже набухших в
предведении весны, вгляделся, услышав ломающийся знакомый голос с новыми
низкими срывами, и узнал лицо сына, который, разгоревшись, спорил - шапка
сбита на лоб, - грозя кому-то кулаком. Растет! Он еще хотел постоять, но
его приметили: <Твой тятя приехал!> И Федору пришлось, тронув коня,
выехать на дорогу. Сын подошел, стесняясь перед мальчишками, сдерживая
улыбку:
кивнул, спросил:
боли родное, и весна, и снег...
почуявшей дом и тоже прибавившей шагу лошадью.
новым, правда жиденьким, на абы как, тыном. И хоромы поставили опять, и
яблони, уцелевшие от огня, оделись розовым цветом, и сронили цвет, и вот
уже батюшка в церкви раздает прихожанам резаные кусочки яблок - значит,
можно обирать сады. Вот уже и хлеб свезен на тока, и смолочен, и провеяно
зерно, вот уже и птицы потянули на юг, пустеют поля, и девки собираются
вечерами на супрядки. Вот уже и первый снег яркою белизною укрывает холмы,
и дивно горят в белоснежных уборах желтые свечи еще не облетевших берез. И
уже серо-синею мглою оделося зимнее небо, и задувают ветра, лепят в лицо
колючим снегом, и волки жалобно подвывая метелям, обходят схороненные в
снегах деревни. Кончился Филипповский пост, подошло Рождество. Скоро
Святки, Масленая, ряженые, скоро свадьбы. Ныне на Переяславле затевается
большой праздник, московский князь Данил Лексаныч женит сына на ростовской
княжне.
лентах, в лентах гривы лошадей, дружинники на скаку подбрасывают копья,
орут, бояре скачут в алых, синих, рудо-желтых, крытых парчой и бархатом
опашнях, сверкают попоны дорогих коней, жаром пышут конские морды, снег
из-под копыт - берегись! Скачет в Переяславль свадебный поезд ростовской
княжны.
крыльце. Глядельщики ждут. Переминаются, скалясь, кони. В палатах и
горницах суета. В новом, негнущемся, с саблями наголо ждут <дети
боярские>, берегут путь, не перебежал бы кто дорогу невесте.
подводят брови, натирают щеки для яркого румянца. Холопки замучались с
платьями: то не так, иное не эдак.
Данил Лексаныч сидит, поглядывая на сына, и самому дивно: как время бежит!
Давно ли тут, на этом же месте, сожидал он незнакомую муромскую княжну?
Кажется, вчера, ан - вот сидит молодец, не дает себя обмануть. И вчерашняя
девочка, недавно родившая пятого сына, Афанасия (да двое умерли, всего-то
было семь), пышная, раздобревшая (да и он не тонок стал в поясу, подчас и
нагибаться трудновато), сряжается там, в бабских горницах, сердясь на
девок, натягивает на пышные бедра хрусткий шелк, вдевает серьги, румянит и
сурьмит свое белое, с двойным подбородком, с первыми морщинками под
глазами, раздавшееся вширь лицо.
Батюшка строил. Твой дед Олександр Невский. Святой. Глаза закрою, и вижу
их, те терема! Тута и мы с матерью венчались. Понимай! Меня с Клещина в
Никитский монастырь в училище на кони возили. Верхом. Аз, буки, веди,
Псалтирь. Потом уж и до Амартола дошли... Там западинка такая у нас, в
летнюю пору приедем, покажу. Чудесит в ней по ночам...
Ларссон Стиг
Конан-Дойль Артур
Сапковский Анджей
Посняков Андрей
Круз Андрей
Мурич Виктор