понимали с полуслова. Сам Федор трижды врубался в сечу, ему помяли шелом и
отрубили ухо коню, зато к утру ростовская рать, потеряв обоз, стояла,
обрывшись и устроив засеки, а Федор уводил своих смертельно усталых людей
на загнанных конях в лес, туда, где ждали его воинство две бочки
захваченного пива, копченое мясо и заводные лошади. Трупы одиннадцати
своих зарубленных ратников (еще двоих так и не разыскали, может - попали в
полон), завернув в попоны и приторочив к седлам, увозили с собой, чтобы
похоронить дома. Мужики были веселы, засыпающего в седле Федора хвалили в
очи и позаочью. С собою уводили полон - с кого надеялись получить окуп.
Захватили даже двоих ростовских бояринов. Запоздалая ростовская погоня уже
не настигла переяславцев.
прискакал смирять рассорившихся князей и сейчас был уже в стане
Константина Борисовича, так что Федоров отряд почти что выиграл войну.
ростовский князь уступил. Спор, по совету епископа, порешили передать на
совет старших князей-братьев и великого князя владимирского Андрея.
Ярославль, Городец, Стародуб, Суздаль, Новгород...
силы не безграничны. Упорный гнев, которым жил он все долгие годы борьбы с
Дмитрием, сейчас, не находя себе должной пищи, как-то сгас, раздробился до
мелкого раздражения. Он не был доволен бездарным походом князя
Константина, но, быть может, еще год назад захотел бы отплатить Ивану. Но
сейчас, когда только что умерла жена, оставив ему пятилетнего бледненького
малыша, с которым Андрей, не выучившийся смолоду быть отцом, не знал, что
ему делать, городецкому князю было не до того. Андрей с болью чувствовал
вместе с тем, что этот малыш с серьезным личиком (<А мама скоро придет?> -
спросил он Андрея через день после похорон) - единственное родное для него
существо, его кровь, единственное, может быть, что оставит он после себя
на земле.
Свеи захватили устье Невы, грозя отрезать город от моря. Было не до войны
с Иваном, и Андрей согласился на уговоры епископа, согласился и на то,
чего потребовал от него главным образом тверской князь: чтобы княжеский
снем был теперь не во Владимире, а в Дмитрове, где князья-братья будут все
в равном положении и в равных силах, а не на милости великого князя и не
под угрозой ростовского. И на это согласился Андрей в своем высоком тереме
над Волгой, над белою, уходящей в далекие ордынские степи дорогой. Они,
конечно, переспорят, перетянут на свою сторону и все оставят так, как
было... Ну, что ж! Все-таки у него есть сын, есть для кого жить, и
надеяться, и терпеть. Сына он посадит на Костроме. Пусть Давыд Явидович с
Жеребцом будут у него в воеводах! Сыну достанется большой удел: Городец,
Кострома, Нижний и Великий Новгород в придачу. Даст Бог, когда-нибудь ему
достанется и Переяславль. Отдавать отцов град Константину Ростовскому или
Михаилу Тверскому незачем... А там - кто знает? Быть может, сын доделает
то, чего не удастся отцу, и будет Великая Русь, со своим кесарем на
престоле, будут византийские мраморные терема, и будут ордынцы ходить под
его рукой, а не он под рукою ордынского хана!
малыша. Подержал на вытянутых руках.
Пошлю добрых воевод с тобой!
1301 года. (По мартовскому счету, март - первый месяц в году.)
серебром возки, дорогие кони под узорными седлами, красные сукна, золото,
серебро и восточная бирюза на сбруях лошадей, собольи и бобровые опашни
князей и воевод. Дмитровцы пуще владимирцев толпились на улицах, узнавали
князей, разглядывали сбрую и упряжь, дивились коням. Бабы завистливо
провожали глазами иноземную красоту одежд: вот бы кусочек такого на
оплечья к сарафану!
От дыхания струился парок, в палате было настужено. Дмитровский князь
велел принести жаровни с углями, согревались также сыченым медом и горячим
сбитнем.
желчно озирает упрямых подручников, седые завитки усов вздрагивают,
крупные руки с трудом удерживаются, чтобы не сжаться в кулаки. Михаил
сидит прямой, как князья на иконах, прямоплечий, с отросшей, слегка
кудрявою темной бородой и уже слегка обозначившимися будущими крутыми
взлысинами надо лбом. Тридцатилетний красавец - и <не бысть единого порока
в нем>, как сказал бы древний книжник, - устремляет на собеседников
властный взгляд своих широко расставленных глаз, Константин Борисыч,
насупленный, обозленный неудачей, недоверчиво озирает князей-братьев:
помогут ли? Он худ, морщинист, хоть и крепок еще (не взял бы иначе молодую
жену!). Его узкие, с длинными пальцами, красивые руки беспокойно
подрагивают, выдавая волнение князя. Данила сидит откинувшись, выставив
вперед нос и бороду, руки на трости. Раньше без трости ходил. Он сильно
потолстел, лицо немного одрябло и в крупных морщинах. На вид он сейчас не
младше Константина Ростовского, но глаза поблескивают еще молодо, и
хитринка то появляется, то прячется в них, когда Данил переводит взгляд с
Константина Ростовского на Андрея или Ивана.
хотя это ему и тяжело. У него порою обиженно вздрагивают губы, и тогда
кажется, что он еще совсем юноша, младше Михайлы Тверского. В глазах у
него вопрошание и затаенная боль.
какая-то искорка, и Иван немного расслабляется, вольнее располагаясь на
лавке. По крайней мере, дядя Данил должен ему помочь!
Андрея Ярославича, брата Невского, внимательно и недобро разглядывает
прочих братьев-князей. У него свой счет: за многократные погромы Суздаля,
за отобранный у отца Нижний, который он твердо намерен вернуть, ежели
только великий князь Андрей, двоюродный брат, споткнется. Он уже и
тверскому князю обиняком обещал свою поддержку, ежели что... И тоже в
обмен на Нижний. Он и с Данилой Московским пытался говорить. Приглашен и
Михаил Глебович Белозерский, поскольку интересы ростовских князей касаются
и его. Приглашены старики - юрьевский и стародубский князья. Эти - по
роду, по дедам-прадедам. Тоже Великого Всеволода ветвь. Хоть ни силы, ни
власти у них уже нет, и оба понимают это, и оба смирились.
уже и та честь, что собрались у него во граде. Решать тут, в этом совете,
будут четверо: великий князь Андрей, созвавший всех, чтобы <раз и
навсегда> урядить о княжениях (надолго ли хватит этого <навсегда>, не
знает никто - на год бы хватило, и то добро!), Константин Ростовский и
Михайло Тверской с Данилом. И все четверо - вокруг Ивана, вокруг удела
Переяславского, почти уже выморочного, срединного, главного, удела
великого князя Александра.
спорного пограничья. Но удел когда-то был частью общего удела Ярослава
Всеволодича, разделившего свою землю меж Ярославом и Александром. И сын
Ярослава, Михаил, хочет вновь соединить эти княжества под властью Твери.
Однако выморочные (оставшиеся без князя) земли отходят в волость великого,
княжения. К тому же Андрей Городецкий старший в роде своем. У него двойное
право на Переяславль, ежели княжеский стол в Переяславле опустеет. Однако,
по лествичному праву, следующий за Андреем должен сесть на великокняжеский
стол Данил, и, ежели на то пошло, пущай Переяславль оставят в покое! Кто
будет великим князем, тому и владеть.
что вот он, сидит за столом, со своим взором праведника, и его рать только
что отбила нападение ростовского князя, да и как, с соромом, перехватив
обоз!
как воронье на падаль!> - повторяет он про себя.) И как мал, как узок мир!
Вот из них должен будет выбрать он наследника себе и господина земле своей
(все равно когда-то должен будет, рано или поздно это произойдет!) Вот из
них... И думать надо не о них, не о себе, а о земле, о народе. О, как это
трудно, когда перед тобой - они! Дядя Андрей, что не пожалел родного
гнезда, выдал град Федору Черному, который и сжег его в дикой
бессмысленной злобе... Или Константин, дядя жены, у гроба покойной уже
потребовавший раздела...
должен урядить с ростовским, ростовский - с Михайлой Тверским. Михаил
хочет воротить все, забранное у него прежде, да и мать, Оксинья, не дает
сыну забыть о потерях. Тверь сильна, а ее сын, считает Оксинья Юрьевна,
должен стать первым среди прочих. Даниле Московскому нужно, чтобы Андрей
не лез в его дела. Поход на рязанского князя задуман давно, но Данил
осторожен - без Андреева, пусть молчаливого, согласия начинать войны с
Рязанью он не хочет.