выступки.
когда надо будет войти, отвалился к стене, облегченно перекрестившись,
когда малиновые каблуки зеленых востроносых новгородских сапог молодого
князя с грохотом просыпались вниз по ступеням. Андрей, никого и ничего
больше не видя, выбежал на двор, пал на коня.
санях, Андрей почти не помнил. Где-то пели, где-то толпились и
поздравляли, еще прежде мать благословляла его старинной иконой и,
благословляя, некрасиво плакала. Немного пришел в себя он уже только когда
приехали от венца, за большим столом.
серебряной парчи, с серебряными же, сканного дела, пуговицами прежней
владимирской работы, в сплошь затканном розовым новгородским жемчугом
уборе, с тончайшими, тихо звеневшими золотыми подвесками в волосах и
большими, старинными, тоже золотыми колтами над ушами, в которых
переливались драгоценные аравитские благовония, была чудно хороша. Глаза
ее под выписными бровями сияли, как яхонты, и длинные ресницы, от которых
тень падала на матовые щеки, слегка вздрагивали, когда она взглядывала на
Андрея восторженным и гордым взглядом.
просторной, без печей, с широкими окнами палате поначалу пар подымался от
дыхания гостей, что в шубах и шапках, опашнях, душегреях, вотолах
собрались за столом. Постепенно, однако, палата нагревалась от множества
собравшихся, да и стоялый мед и красное фряжское, вперемежку с огненною
ухой, мясом и дичью, что еще дымились и шипели, доставленные прямо из
поварни, делали свое дело. Шубы и опашни расстегивались, сдвигались, а то
и сбрасывались шапки, платы боярынь опускались на плечи. Александра,
красная, решительно распахнула свой бобровый коротель. Свадебные песни
сменились плясовыми, и вместо молодки, что с деревянной тарелью обходила,
кланяясь, гостей после каждого очередного величания, в палате явились
скоморохи и лихо забренчали и загудели в свои гудки, сопели, домры и
балалайки. Крики и здравицы потрясали хоромы, и уже Жеребец, сверкая
зубами в черной бороде, выпутался из лавок и столов и пошел вдоль палаты
плясом, раскинув длинные руки, озорно и свирепо поводя белками налитых
хмелем глаз, и уже обнимались и хлопали друг друга по плечам и спине за
столами, и уже иной гость с отуманенным взором съезжал с лавки, пьяно
икая, когда Андрей, у которого закружилась голова, покинув новобрачную,
вышел из палаты.
тут, на переходе, возвращаясь в сени, Андрей столкнулся со старшим братом,
что тоже выбрался из-за стола прохладиться и был, как понял Андрей, уже
совершенно пьян. С хмельным упрямством он уцепился за Андрея:
Думаешь, пьян? Да, пьян! Пьян!
и, жутко и жалобно заглядывая в глаза, выдохнул:
с...! Я труп! От меня смердит! - крикнул он, дыша перегаром в лицо Андрею.
- И ты труп, и он! Батя, думашь, проклял меня одного? Он всех нас проклял!
Он вверг нож в ны! - горячечно бормотал Василий, сведенными судорогой
пальцами сжимая Андрееву грудь. - В нас теперя правды нет, мы - для себя
самих! Мы будем резать брат брата, как Каин Авеля. Мы сами себя зарежем!
пальцев Василия и оттолкнул брата. Тот качнулся к стене и, видя, что
Андрей уходит, бросил ему вслед:
ним - бери Новгород!
стратилат! - Василий шутовски поднял растопыренные ладони. - Он ратью
правит! - крикнул Василий вослед уходящему Андрею и сгорбился, цепляясь за
оконный косяк.
Андрей, пробираясь на свое место в красном углу, и опомнился лишь, когда
Феодора сжала ему руку своими прохладными пальцами и, тревожно заглядывая
в глаза, тихо проговорила:
детским именем...
закушенных губ и сдавленных стонов девушки. И только утром, когда в стену
холодной изложницы гулко ударили глиняные горшки и раздались зычный глас
Жеребца и веселые выкрики дружек, а сваха гордо понесла казать гостям
замаранную сорочку новобрачной, и Андрей, заскрипев зубами, уткнулся лицом
в перину, Феодора, уже переодетая, подошла, уселась рядом с ним на постель
и, бережно проведя по щеке влажными пальчиками, вдруг ткнулась лицом в
разметанные кудри Андрея и задышала, заплакала, жаркими слезами поливая
затылок супруга. Андрей перевернулся в постели и, увидев ясные и какие-то
новые, смягченные ее глаза, привлек молодую жену лицом к своей груди, и
так они и сидели молча несколько мгновений, пока нетерпеливые крики
дружины за стеной не заставили их подняться и выйти к гостям. И это только
и была, пожалуй, их первая брачная ночь...
позже, наедине, проронил:
Литве и в Орде бывал, людей повидал, толмачит по-всякому. При батюшке
твоем высоко взлетел, да не усидел... А все ж у Василья нынь главным
воеводой!
на этот раз. Семен оказался ему не по зубам. Андрей стеснялся, дичился,
сидел, напряженно выпрямившись, и не мог позволить себе, как в дружеских
беседах с Жеребцом, ни расслабиться, ни повести плечми, ни начать
расхаживать по палате. Почему-то упорно припоминалось, что перед ним
человек, помнящий пиры и приемы Юрия. Меж тем Семен держался легко, с
непринужденной почтительностью, мягкостью движений напоминая большого
пардуса.
ладно скроенном теле еще не чуялось ни лишнего жира, ни старческой
грузности. Седина почти не угадывалась ни в светлых волосах, ни в
золотистой, красиво подстриженной бороде. Гладкое лицо молодил легкий
ровный загар, не сошедший за зиму. Лишь мелкие морщинки в наружных уголках
глаз не давали слишком ошибиться. Да, этому человеку, который равно
разбирался в тонкостях соколиной охоты и византийского украшенного
энкомия, было уже немало лет! (Много за сорок, как докладывали Андрею.)
непонятно было, то ли <вы> - знак византийской церемонной вежливости перед
князем, то ли это намек на всех них, детей Александра, вкупе. На миг ему
показалось даже, что Семен в чем-то уравнял себя с покойным отцом, от чего
вся кровь тотчас ударила Андрею в голову...
тому, что знал Семен Тонильевич об его отце, о сложных и малоизвестных
Андрею отношениях Александра с Ордою и Западом. Семен рассказывал, не
досказывая, подчас намеками, смысл которых ускользал от Андрея, но ему
было стыдно переспросить. <Из-за чего он поссорился с отцом?> - гадал
Андрей, но так и не решился спросить.
выходцев из Киева, из которых мало кто остался в живых. Чудом спасся во
время Батыева погрома; на Сити потерял отца и братьев: сумел подняться и
опять чуть не погиб, но вовремя изменил Андрею Ярославичу; долго был в
Орде, где научился бегло говорить по-татарски и по-персидски; из-за
чего-то в последние годы поссорился с Александром и снова чуть не погиб;
во время Неврюевой рати потерял первую семью; в Орде женился на татарке,
которая умерла, оставив ему сына; был послом в Литве и в землях Ливонского
ордена; хорошо знал латынь и греческий; мог, не задумываясь, перечислить
всех византийских императоров, начиная с божественного Константина и до
Юстиниана, и от Юстиниана до последних Палеологов. Он, действительно,
помнил от детских лет пышный двор и торжественные приемы Юрия
Владимирского, красно украшенные проповеди тогдашних иерархов церкви;
ценил прозрачное плетение словес Кирилла Туровского и соколиную охоту,
секретами которой овладел в Сарае; был знатоком восточных булатных
клинков, набор которых также вывез из Орды. Среди знатной боярской
молодежи Костромы Семен Тонильевич был жестоким идолом и пользовался
славою великого воина, хотя не выиграл (но и не проиграл) ни одного
настоящего сражения.
теперь, во время беседы, постиг вполне.
самого заключил: - Горд и до власти жаден. Может расшибется, как молодой
сокол, но может и воспарить... При умном наставнике... Если я этого
Мурич Виктор
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Афанасьев Роман
Прозоров Александр