уже задремывая, только прошептал: <Спасибо, дедушка!> И тут же уснул. А
когда проснулся, мужики храпели еще, а монаха уже не было, ушел. И даже
подумалось: <Был ли он или только приснился вчерашним вечером?>
пора было в путь. К вечеру он уже подъезжал к Княжеву.
знали толком. И про сестру с зятем он тоже не дознался. Княжевекий дом был
цел, сгорел только сарай, тот самый, под которым они зарывали хлеб. Грикша
приехал к вечеру. Сидели, перебирали родню-породу и знакомых. Просинья
была цела, отсиделись в Угличе. А у деда Никанора погибли два сына, сноха.
Олена с сыном спаслись, но у нее погинула невестка, а внучку заморозили в
лесах, днями померла...
прибыло:
сын, Павел, Пашка Прохорчонок.
ним...
ворочается? - спросил еще дядя Прохор. - На князя Андрея зол народ!
Он да углицкий князь. Ну, тот уж святой! Настроил домов, бают, и для
больных, и для странных...
похотел тогда...
промокло, а все же рожь не погибла. Хватит и посеять и дожить до новины.
Трудно будет без коровы. Впрочем, мать уже ладилась в Вески, хоть телку
добыть.
собирать полки. К нему охотно шли, разоренная и брошенная земля взывала к
отмщению, и Андрей чем дольше сидел в Новгороде, тем больше лишался права
на престол. Потому что власть - это прежде всего порядок и закон в стране.
Власть только непосвященным кажется простым насилием. И дело власти -
поддержание порядка. А тот, кто думает, что власть - это пиры и веселья,
да пышные выходы и приемы послов, тот (ежели за него не делают дела
другие) платит за эту ошибку чаще всего собственною головой и должен
благодарить Бога, ежели потеряет только престол и родину.
прежде всего начал устраивать землю и стал спасителем. Андрей Городецкий,
бросив землю, уехал в Новгород и превратился в насильника и врага.
проводил с дервишами да молился. Правила мать хана. Угодные ей вельможи
делали что хотели. И уже старые монгольские нойоны, сохранившие веру
отцов, начинали роптать. А на западе, в половецких степях, все больше и
больше забирал власть темник Ногай. С ним, как с самостоятельным
правителем, начинали сноситься иноземные владетельные государи. И уже
становилось неясно: кто же истинный хозяин в Сарае? А потому и на Руси
приходилось - да и можно было - думать самим и рассчитывать больше на свои
собственные силы.
сидеть спокойно. Но как только отвели покос, началось подобное току талой
воды движение.
носком сапога. Молчал. Только спросил: <Кто?> Узнав, что Олфер, молча
покивал головой. Сыновьям, Окинфу и Ивану Морхине, велел собирать ратных
людей. Что отец не шутит, Окинф понял, увидя вытаращенные, с красными
прожилками глаза старика.
на одном: что не Андрей, наведший татарскую рать и ускакавший в Новгород,
а Дмитрий и по праву, и по всему должен быть великим князем. И, посудив,
порядив, поохав, доставали брони, опробовали клинки, задумчиво жуя бороду,
оглядывали сдавших с тела за пахоту коней. Жене бросали, не глядя:
строго:
тороках. Сзади холоп с возом. В возу - снедное, лопоть, запасная справа.
доставал колчан, принимался, посвистывая, подтачивать кончики стрел. И
женка, по острым, сведенным в одно глазам мужа догадав, что лучше
смолчать, только сморкалась в подол да терла глаза:
ладони - одна сплошная мозоль, и стертые в работе плечи, и хрип коня,
когда сам припрягался, вытягивая угрязшие возы, и темно-блестящие рукояти
сохи, и тын, и клеть, и стая во дворе - и все это дымом, и проскакавший -
только проскакавший! - недруг кидает клок огня, и занимается полымем
соломенная кровля, и шарят по ларям, волокут скот, уводят жену... Какое уж
тут хозяйство! Самый первый вопрос, самое заглавное дело - власть! Власть,
хоть того тяжельше, да могла бы оборонить, оберечь, не попустить зря
погинуть добру... Да чтобы была своя, заветная, от отцов, дедов, прадедов.
Митрий князь в отца место, Ляксандры самого, а тот Ярослава Всеволодовича
старшой сынок. Все по праву, по закону! Ну, Ляксандр-покойник с братцем не
поладили, дак он же старшой! Тот-то не по праву сел: брату младшему
старший, после отца, глава, не моги перечить! А тут что же? Андрей-то
уж... следоват... Да эко! Татар навалило с им! И сам глаз не кажет, в
Новгород уехал, и на поди! Вздыхая, говорили: <Надо помочь Митрию, мать!
За князем и мы в спокое!> Острили рогатины. Пересаживали на длинные
рукояти топоры.
жалели Митрия, и тоже доставалась дорогая бронь, с зерцалом и локотниками,
шелом с панцирным ожерельем, бахтерцы, колонтари, восточные, добытые в бою
или меной, клинки, клевцы и шестоперы, отделанные серебром рогатины. И тут
же скликались молодшие, и сидели с дружиною, думали. И гостили друг у
друга, и после толков о хлебе, о пожнях, о недавнем разоре и проданной ржи
решали:
деревеньку и взял на себя обельную грамоту, теперь ведет хозяйство у
боярина, в драке - впереди, в бою - рядом, при смерти получит от господина
вольную да полдеревни в придачу, служит пото не за страх, за совесть, - и
дворский, решив сам про себя, уже упредил боярский наказ, оповестил народ
по селам. И холопы, и мужики, что зимой разбегались, прятались по лесам,
теперь сряжаются на рать - мужики же они!
подрагивают в седлах. Качаются груженые возы. Боярин едет не в возке,
верхом. Не в гости, на рать едет! За ним и перед ним - молодшие,
свои-ближники, захудалая родня, дружинники, холопы, люди... И вот уж где
семьдесят, где сто, двести, где и четыреста душ, дружина в бронях,
остальные в тегилеях: от стрел татарских нашили толстые войлочные пансыри.
На коне в таком сидишь, как бочка, да зато стрела не пробьет! Новинка,
раньше не было такого. Кто в бронях, кто в своей коже шел. И сабли кривые,
татарские, нынче, почитай, у каждого. Выучились. Особо те, кто бывал в
Орде. Такою достанешь, да с перетягом ежели, человека от плеча вкось
наполы развалить можно. Ясы, те учатся рубить: воду льют из кувшина и
рубят - чтоб не брызнула вода под саблей. Значит, ровно прошел клинок.
Тоже насмотрелись, кто и перенял. Народ глазастый, башки не соломой же
набиты и у нас! Татарва башкой голову называет... Тоже переняли.
граде, и в монастырях непорушенных, и прямо в шатрах, в поле, стоит
готовая рать. И уже уходят полки на устье Нерли, уже и до Юрьева -
разъезды. И уже князь решает с боярами, куда прежде кинуться: идти ли на
Владимир или к Новгороду Великому опять?
Нет, не похожа она на великую княгиню! Здесь, в разоренном Переяславле,
глядя в спину жене, сильно расползшейся, как перестала рожать, он вспомнил
Корнев Павел
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Володихин Дмитрий
Никитин Юрий
Корнев Павел