него. Окинфов посланец беспокойно поежился было, но видя, что прочие
молчат, наглея, начал наезжать на Федора конем. Федор, глядя в глаза
холую, поднял плеть и изо всех сил огрел его лошадь по морде. Та взвилась,
а холуй, бросив оружие и потеряв стремя, вцепился в гриву коня. Федор
вырвал татарский, недавно достанный лук:
помчался за подмогой.
негоже на свово господина руки здымать. У кого совесть есь - али
разбегайсь, али со мной ко князю!
Скоро его начали нагонять верхоконные. Федор оглядел свое войско,
набралось душ с двадцать.
знавшие эти места. Скоро послышалось:
ратным, чтобы ехали, придержал коня. Его нагонял Козел. Козел подскакал и,
задыхаясь, заорал на него:
князь Митрий! Ну, ворочай коня!
дал под бока и скачком ушел от удара.
своих не увидишь боле!
хотели...
седле. Придержал коня. Прищурился. Козел целил прямо ему в лицо, и Федор
ждал, не мигая. У Козла вдруг дрогнула рука, он спустил тетиву, стрела
прошла мимо уха Федора. Ток воздуха резко ударил по лицу - как ожгло.
матери, кто ты теперь есь! - сказал Федор и, не глянув в исказившееся,
густо пошедшее неровным румянцем лицо бывшего друга, поскакал догонять
своих. Вторая стрела, пробив оснеженные ветви елей, на излете оцарапала
круп коня. Федор прибавил ходу.
уходили от погони, несколько раз подбирали таких же, как они, беглецов и,
верно, пропали бы, ежели не охотник, знавший каждый куст, каждую
прогалину. Усталые всмерть, обмороженные, они наконец оказались в виду
Переяславля. Когда выбрались из леса и проглянули верха Никитского
монастыря, Федор сумел пересчитать свою не пораз переменявшуюся дружину.
Всего оказалось девяносто шесть ратников, почти сотня. Он даже подивился,
когда все они сгрудились вместе.
него начинало чудить. Жердь, что лежала на дороге, вдруг заизвивалась и
уползла, кусты сами разбегались и перескакивали через дорогу. У ворот
Федор сообразил сказать, что они от Окинфа Великого и, впущенный в город,
поскакал прямо к княжому дворцу. Он чуял, что ежели задержится - упадет. У
двери Федор, опять пробормотав: <От Окинфа!> - отпихнул ратных и полез, не
слушая боле ничего. Отведя копья придверников, выдохнул:
красные, как две раны, глаза, махнул придверникам - пропустить - и побежал
вперед. У покоя великого князя Федор опять оттиснул провожатого, а может,
просто хотел взять за плечо, да навалился сильней, выбил дверь, ввалился в
парное тепло. В тумане перед глазами шли круги, и он узнал князя Дмитрия
только тогда, когда тот взял его за плечи.
отваливаясь от чашек, падали на попоны. Федор сам заставлял себя отчаянным
усилием есть. Он отвечал за приведенных людей, и только это его держало.
Тут он повалился, едва стащив и сунув под голову сапоги.
по кружке меда, повели торочить коней и строиться. Кое-как накормленные
кони упирались и пятились. Разводил боярин, но мужики, привыкшие считать
старшим Федора, совались к нему, прошали о том и этом, и Федор махал
рукой:
бежать сами о себе. Федор не останавливал их и ничего не сказал боярину.
расспросил Федора, заключил:
пожав плечами. - На Семино, кажись, подались. И княжовски, видно, тоже...
старуха:
Распахивались дома, люди, уходя, не закрывали дверей. Где только был хоть
какой конь, выезжали возы. Бежали и так, волочили добро санками. Черными
точками на сереющей глади оснеженного озера тянулись прямиком к тому
берегу, в леса. Другие, наоборот, уходили к верховьям Трубежа или за
Горицы, в московскую сторону. Город, открывший ворота, пустел, как
опруженная корчага. Угоняли скот. Шли пеши, на ходу затягивая платки.
Бежали собаки, заглядывая в лица хозяев. Редко взлает глупый щенок или
замычит корова. Уходили молча, пугливо оглядываясь туда, где вот-вот
должны были показаться верхоконные татарские разъезды. Уходившие, прежде
чем потерять из вида, крестились на одинокие главы переяславских церквей.
княжеские кони. Сани, виляя на раскатах, неслись сквозь ледяную пыль,
ратники скакали следом и впереди. Воздух обжигал лицо. Великий князь и
Иван Дмитрич ехали верхами, переходя с рыси на скок. Крестьянские лошади
шарахались в снег, пропуская княжой обоз.
заводных. Снова скакали. Дмитров миновали почти не останавливаясь, бросили
только запаленных лошадей и набрали свежих. Город провожал их молча,
пугливыми облегченными взглядами. Тут тоже кто собирался удрать, а кто уже
уезжал из города. Боялись, что татары дойдут и сюда. Втайне все были рады,
что великий князь не задержался у них и проскакал дальше.
разметанный дым деревень да изредка с карканьем взлетающие из-под копыт
вороны. Дороги, дороги, дороги. Тревожные лица крестьянок, сивые мужичьи
бороды над заиндевелыми крупами косматых, татарских кровей, лошаденок.
Ветер, режущий лицо, да опять - серое небо, виляющие сани, снежная пыль да
сумасшедший топот коня...
боярынями, казна, обозы. Ратники валились с седел. Иных волочили под руки,
сами не могли уже и идти. Федор, спешившись, пересчитал своих, семеро
отстали в пути, не выдержали. <А татары выдерживают и не такое!> - подумал
он, озирая бревенчатые тыны и кровли, оступившие площадь, изъезженный
дожелта, в клочьях раструшенного сена снег. Горели костры. Скрипели
полозья подходящего обоза. Суетились ратники и княжеская челядь. Он стоял
раскорякою и не чуял ног под собой. Шатаясь, побрел к огню...
разослал гонцов во все стороны и выставил сторожу. Татары могли и не
посчитаться с границами княжеств, а Андрей, получивший ярлык, тем более.
Все же он надеялся, что дальше Переяславля Дюдень не пойдет. Надежды эти
дымом развеялись через два дня, когда прискакавшие от Дмитрова гонцы
принесли весть, что татары, отойдя по Клязьме от Владимира, обрушились на
земли Данилы и громят Москву. Уже первый вал бегущих докатывался до
Волока.
дикая мысль - бросить князя и скакать туда, выручать своих. Вряд ли,
однако, в той каше, что творилась теперь в Москве, возможно было кого-то
найти. Самому попасть в руки татар - еще хуже. <Господи! - просил Федор,
глядя туда, где за дальними лесами лежала обманувшая его московская земля.
- Господи!> Он сейчас вспоминал Феню, второго малыша и первенца, которого
успел полюбить, и каялся, что был небрежен с ними, почасту невнимателен и
груб. Казалось, что она уже погибла под саблями или, того горше, уведена в
полон, в степь... На миг он даже покаялся, что так сурово обошелся с
Козлом. Козел один мог бы помочь выручить Феню из Орды. Но тогда... Федор
медленно покачал головой. Нет, на такое пойти - самому с собой тяжко жить
Флинт Эрик
Шилова Юлия
Афанасьев Роман
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Шилова Юлия