Селецкую владычную волость - в Никитину деревню. Нашел (и ужаснулся)
Наталью Никитишну, поседевшую, постаревшую лет на десять, вызнал о гибели
детей. Посидел на лавке, немо глядя, как сиротливо тычутся по горнице двое
оставшихся в живых ребятишек. Тут с улицы зашел паренек с охапкою дров.
Станята подумал: с деревни какого взяли? Но Наталья пояснила:
уцелел. Сам добрался. Теперь работник есть в доме! - невесело пошутила
она. Холоп, как вызнал уже Станята, ушел, ограбив дом, вместе с литвой.
старшего Услюмова отрока. Подумал еще, что теперь на деревню пошлют нового
данщика и Наталье с детьми придет переезжать к себе в Островое.
как-то безразлично, словно ей и не надобны кормы с той деревни, словно
днесь, в разоренном доме, где едят пареную репу и болтушку из сорной,
собранной по поду разоренного сусека муки, не надобны были бы греча, сыр,
масло и убоина.
прекрасными, обведенными страдальческою тенью глазами в подсушенное
временем строгое лицо владычного писца, вопросила со страданием и
безнадежностью в голосе:
меня, а - не ведаю!
семьи! Куда больней отрывать от себя живое, провожая в могилу любимых и
юные, еще не свершившие предназначения своего жизни!
данщика, что ей на прожиток владыка оставляет дом, пашню и огород, но что
лепше ей пока переехать к себе в Островое, про которое он обещал вызнать,
как там и что. Впрочем, пока, до весны, а быть может, и до осени,
трогаться с места им все одно было неможно.
Никитою, вызнать про судьбу Услюмова полоненного семейства. Жонка, по
слухам, погинула в пути, а сына, уведенного в далекую Литву, так и не
сумели ни сыскать, ни выкупить.
вытаял из земли. Богобоязненный крестьянин, обнаружив мертвяка с
серебряным крестом в полусгнившей руке, не стал крестик тот забирать себе,
а повестил братии соседнего монастыря. Мертвого погребли и отпели, а
крестик настоятель оставил во своей келии и, случаем коснувшись в
разговоре минувшей беды, показал владычному писцу Леонтию, явившемуся
проверять монастырь.
внимательнее. Был крест у Никиты не простой, редкой новогородской работы,
и Станята, все еще колеблясь (но найден-то был мертвяк как раз на
Тростненском побоище!), забрал у настоятеля крест и, много спустя, показал
его Наталье Никитишне, охнувшей и признавшей враз мужев тельник. По тому и
узналось, как погиб Никита.
остаются <скрытые резервы>, говоря современным языком, позволяющие
сравнительно быстро оклемать, отстроиться, встать на ноги. Во всяком
случае, тою же зимой Владимир Андреевич с ратью ходил на помощь псковичам
против немец, на следующее лето был заложен и срублен город Переяславль
(старые валы и стены зело обветшали, а город стоял как раз на возможном
пути тверских ратей), а весною другорядного, 1369 года москвичи с
волочанами уже громили смоленские волости, отмщая князю Святославу участие
в Ольгердовом походе на Москву, и еще через год, в начале 1370 года,
посылали рати на Брянск, на Дмитрия Ольгердовича, другого участника того
же похода.
позволив тому обустраивать свою волость, укреплять городки и приводить в
свою волю родичей.
жизнь и мужики уже пахали новую пашню, Станята как-то повестил владыке о
гибели Никиты Федорова и о том, что он своею волею позволил вдове с детьми
остаться пока во своем доме, в деревне.
молча лоб, знаменуя, что не прекословит Станятину решению. Вопросил вдруг,
остро поглядев на своего секретаря:
Михайлу?
владыка не об этом и прошал его. А ежели бы удалось? Вот в чем вопрос!
Побитые всегда не правы! Теперь и все случившиеся смерти, и гибель
передового полка, и разоренье земли, и смерть Никиты Федорова - вс° это на
совести побежденного.
Тверь стала бы волостию великого княжения? Ежели бы удалось! Прав ли - и
всегда ли прав - победитель?! И не есть ли закон превечной правды, коему
служил он до часа сего, единый действительный закон на земле?!
мыслить о сем! Никиту жаль! Друг был он мне... И тебя спасал в Киеве!
выходил, потянулся было за ним, так страшно вдруг стало ему остаться
теперь наедине со своею совестью.
молился строго и долго, воспретив кому-либо тревожить его, но покой не
снисходил к душе, и что-то, словно белые перья, реяло вокруг в воздухе,
мешая внимать Господу и мыслить.
опять Иван Калита. Явился незримо и стал рядом с ним на колени перед
божницею.
вопросил Иван. - И, стало быть, прав Христос, возгласивший: <Царство мое
не от мира сего>? А мир сей, - продолжал Иван Калита, - игралище Сатаны, и
люди токмо выдумывают себе оправдания мысленные, но живут по похоти своей,
и побеждает тот, кто сильнее и кто хочет больше, аки и прочий зверь!
честь, совесть, правда, понятия воздаяния и греха? Зачем даны нам заветы
Господней любви?
сам преступил клятву свою! Скажешь, ради счастья грядущих поколений? А
ведаешь ты, в чем оно состоит и чего захотят и возжаждут грядущие за
тобою?
труд... - начал было Алексий.
все это, а потому, что ты таков и не возмог бы иначе, как и я иначе не
мог! Я хотел власти, да, и не лукавил пред Господом! И живем мы отпущенный
нам срок, постоянно творя усладу этому смертному телу своему, этой плоти.
А смердам тем несносны усилия твои, лишающие их крова, зажитка и жизни, и
лепше им было бы жить, не думая ни о чем наперед, яко птицы небесные по
слову Христа! Ибо там, куда мы все уходим в свой черед, там все иное, там
нет плоти и нету страстей, и даже памяти нет!
ты сбросишь эту ветшалую плоть, то и память плоти с нею вместе останет на
земле.
исчезнуть без следа! Как и душа человеческая! - сурово отверг Алексий.
над ухом. - Созданное - конечно, ибо оно - созданное. Превечно токмо
несозданное, нетварное. Все же тварное подвержено гибели! И ты, говоря о
бессмертии души, хочешь токмо собственного бессмертия, хочешь избежать
гибели этого твоего бренного и греховного естества, этой ежели не плоти
самой, то памяти плоти! А готов ты признать Господа и поклониться величию
его, ежели он не сохранит твое смертное <я>, но раздробит и разрушит? Не
скажешь ты тогда: <Ежели нет бессмертия душе моей, то зачем мне Господь?
Тогда и его нет!>
спасителя твоего сожрали волки, а ты жив и злоумышляешь далее! И мнишь
себя князем земным! И не потому создаешь единую власть и прямое
наследование власти, что это надобно Дмитрию или детям его, а потому, что
это надобно тебе, тебе самому! Ибо ты митрополит <всея Руси> и хочешь
создать власть княжую по образу и подобию власти, сущей в церкви
Христовой! И в том именно и чрез то сохранить нетленным себя на земле!
Постой! Ты хочешь возразить мне, что ежели ты грешен, то жертвуешь душою
за други своя, а есть рядом с тобою и праведник - твой Сергий, игумен
радонежский. Ты будешь грешить, а он - отмаливать, обеляя и себя и тебя.