деревню досель!
князя Митрия грамоты не было! Или была? Он вновь, вприщур, оглядел
жалобщиков, которые и сами являлись похитителями чужого добра. Но ежели...
Раскидисто обмысливая дело, Андрей понял одно: по первости надобно
вызнать, чья та была деревня! Что там за данщик? Холоп ли, послужилец, и в
коей чести был, у митрополита, и где убит?
Те, прихмурясь, встали, оставили палату. Александру, дождав, когда молодцы
уйдут, высказал, не обинуясь, что думал о деле. Велел вызнать потонку все
возможное о владелице. Сам обещал завтра же созвать свою и морхининскую
родню, усмехнувши краем губ, добавил:
выговорил в пустоту хоромины:
суд вершить?! - И потянулся сладко, похотно. Ежели б удалось свалить
Василия! Пущай не свалить, дак хошь овиноватить пред князем Митрием! А то
ведь - надо всеми занеслись! Всюду пролезли! И Иван Вельяминов туда же,
скор! Вишь, на Рязань поскакал! А мы, може, и не хотим Рязани-то! Може, мы
о себе мыслим у Олега Лопасню отбить! А, Василий? Чего смекаешь на то?! -
произнес он с угрозою в голосе и вновь повел плечьми с хрустом, с истомною
прежнею силой.
И к тетке Клавдии сошли позовщиков, пущай Иван-от Родионыч прискачет! -
договорил он в спину супруге.
дела у него не было. И даже зело колебался он, вступаться ли за обиженных
Миничей, вся обида коих заключалась в общем-то в том, что у них отобрали
украденное ими добро. Хотя, с другой стороны, кто не округлял своих
владений за счет маломочных соседей?! Да и выяснить следовало, чья та, в
самом деле, вдова? Ежели данщик - человек митрополита Алексия, то и
деревнею должен владеть митрополит! Но при чем тут тогда Василий?! Владыка
и без помочи тысяцкого своего добра никому не отдаст! А ежели не так, то
почему?
Ивана Акинфова, подсказывал боярину, что не все столь просто в этом деле и
сугубая горячность Вельяминова имела свои, пока скрытые от него причины.
Но как ухватить? За что уцепить?
вызнал от своего ключника. Что-то шевелилось в памяти, далекое... Или не
столь уж и далекое? Кто же такой?! И почему при имени этом тотчас
вспоминается пресловутое дело Алексея Хвоста?
отослав с очей сердитых племянников, созвал постельничего, ключника,
стремянного - вернейших своих холопов, и велел вызнать все возможное и
невозможное о Никите Федорове и его вдове. И, как это часто бывает, тайна,
которую при жизни Никиты не сказывали никому, кто и знал, тут, после
смерти старого вельяминовского старшого, перестала быть тайною. Один из
ратников проговорился о том поваренной девке, полюбовнице своей (дело,
мол, прошлое, Никита все одно убит, кому с того какая беда?), та -
подруге-портомойнице, эта баба - свойке с Минина двора... Известное дело:
жонке скажи - всему миру повестит! И вскоре Александр Минич уже выслушивал
сбивчивую речь сенной прислужницы, испуганной уже тем, как пристально и с
какою недоброю усмешкою внимал боярин бабьим пересудам, байке,
расцвеченной вымыслом до полного неправдоподобия.
старшему среди них - к пабедью. Из троих братьев Андрея лишь Романа
Каменского не случилось во граде. Владимир и Михаил прибыли оба, и с
сынами. Явились и Романовы сыновья, Григорий Курица с Иваном Черным. И все
семеро сыновей Андрея были тут: осанистый, уверенный в себе (как же,
строитель Кремника!) старший сын, Федор Свибло, Иван Хромой, Александр
Остей, Иван Бутурля, Андрей Слизень, Михайло Челядня с юным Федором
Коровою - видные, сановитые мужи, будущие родоначальники знатных родов
московских, по зову отца готовые в едином строю, плечом к плечу, сокрушить
любого соперника родовой чести. Вскоре подоспел глава Морхининых,
двоюродник Андрея, Григорий Пушка, сухой и горячий, готовый вспылить,
вспыхнуть от любой обиды (за что Пушкою и прозван был!), во главе целой
рати родовичей. И с их приходом обширная столовая палата Андреева терема
разом наполнилась гомоном, шутками, возгласами и смехом.
говорей, рокотом, шумом потекла по рядам Акинфичей весть об учиненной
тысяцким пакости (на владыку Москвы все они имели зуб, и не малый). Но
Андрей пока не начинал толка. Ждал. Слуги стремглав носились с питьем и
заедками. Наконец вестоноша сунулся в палату, возгласил:
бороде, почти еще не тронутой сединою (ладного сына родила Клавдия на
старости лет!), вступил в терем. Вновь все занялись троекратными поцелуями
и поклонами, соблюдая ряд и чин сложных степеней семейного, родового и
служебного достоинства. И наконец, долгожданный, вступил в горницу Дмитрий
Васильевич Афинеев, без которого даже Андрей Иваныч не решился бы
противустать воле великого тысяцкого Москвы. Приняв поклоны и славословия,
уселся, сощурил взор, оглядел со снисходительною лукавинкой многолюдное
боярское застолье, внял тому, что собрались, почитай, все Акинфичи, воздал
особый поклон Родионову сыну, вопросил того о матери. Клавдия Акинфична,
ныне перейдя на девятый десяток лет, редко покидала родовой всходненский
терем, но памятью была светла до сих пор, и родовитые бояре московские,
наезжая к Ивану Родионычу, почасту выспрашивали Клавдию о семейных
преданиях, которые, едва ли не все, помнила единственная оставшаяся в
живых дочерь Акинфа Великого, имя коего уже почти утонуло в легендах, ушло
с минувшими поколениями, и только через Клавдию Акинфичну то далекое
прошлое продолжало оставаться живым. Ибо прошлое становится истинным
прошлым, историей только со смертью последнего живого свидетеля своего.
гласом к тишине и вниманию председящих. Кратко повестил о грабеже и
самоуправстве тысяцкого, обиде, нанесенной детям убитого героя безо
князева слова и грамоты.
голоса.
огонь. Но тут Андрей Иваныч, переглянувшись с Дмитрием Афинеевым,
вдругорядь утишил готовых взяться за оружие мужей:
стала твоею. Возможет доказать на суде Василий Василич, яко забрана тобою
деревня та под себя такожде без князевой грамоты? Возможет! - Поднял руку,
воспрещая слово Миничу, - Возможет! - повторил. - И будет прав! Ведаю,
скажешь, не бывала вдова во деревне своей, жила в мужевой, в Селецкой
волости владычной; дак не бывала, не значит - не володела! Сведал ли ты,
Олександр, кто был мужем сей вдовы и не митрополичье ли то володение? А то
как бы и нам впросак не попасть!
длани.
отписал деревню на Федорова, Василий ли, тысяцкой, тут руку приложил? И
почто не жили в ней? Доходы, бают, и те брали не полною мерой! Постой,
Олександр Минич, постой, пожди, тово! Дай все до конца высказать! Чаю,
коли тут владельческое право сумнительно, дак и тебя оправить мочно, и
Василия овиноватить! А иначе - одна лишь зазноба тысяцкому, почто безо
князева слова вершил, оба вы будете в той вине виноваты! Вызнал ты, како
там с грамотами, кто есть володетель истинный?
перебить Андрея. - Вызнал я, кто есть, вернее, кто был тот самый Никита
Федоров! По сказкам - убийца Алексея Хвоста! И потому...
Пушка, словно только того и ждал, вскочил на ноги, возопил:
Василий! Дружья, братие! Убийцу вознаградивший - сам убийца есть!
ить в совет княжой не доведешь! Портомойную бабу противу боярского слова
не выставишь!
не возражая, и вдруг, воссияв лицом, хлопнул себя по лбу. Как же он мог
забыть такое! Ведь на том полузабытом суде сам владыка изрек и наименовал
убийцу Хвоста! И имя было сказано, да, было сказано, вспомнил! Никита
Мишуков, внук Федоров!
Андрей, - то и верно: дано Васильем за грех убийства Алексея Хвоста! Пото
и вершил он суд своею волею!
бледнея, глядел семо и овамо. Не верилось, все одно не верилось, что
Круз Андрей
Суворов Виктор
Акунин Борис
Прозоров Александр
Суворов Виктор
Шилова Юлия