Михаила-Митяя яко наместника владычного престола московского. Являлись! Не
явился один - приехавший спустя время и остановившийся в Симоновской
обители епископ Суздальский и Нижегородский Дионисий. Митяю он послал
сказать, что приветствовать должен не он Митяя, а Митяй его, понеже Митяй
- простой чернец, он же, Дионисий, епископ: <Не имаши на мне власти никоея
же! Тебе бо подобает паче прийти ко мне и благословитися и предо мною
поклонитися, - аз бо есмь епископ, ты же поп! Кто убо боле есть, епископ
ли, или поп?>
далеко не окончило.
столкнулся на этот раз Митяй-Михаил в своих властолюбивых посяганиях.
епископы Суздалю, Нижнему Новгороду и Городцу летописец писал
торжественно, едва ли не возвышенным стихом, именуя его как:
именуется <преподобным чудотворцем>. Имя его внесено во многие святцы XVII
века. Патриарх Нил, возводя Дионисия в 1382 году в сан архиепископа,
пишет, что слышал похвалы нижегородскому подвижнику и <сам видел его пост
и милостыни, и бдение, и молитвы, и слезы, и вся благая ина, отнуду же
воистину божий и духовный знаменуется человек>. Греков Дионисий потряс
ученостью и глубоким знанием Священного писания. Прибавим к тому, что и
отличным знанием греческого языка, полученным им едва ли не в молодости
еще и едва ли не в самой Византии.
обители, откуда еще в начале 1330-х годов или даже в конце 1320-х принес
на берег Волги икону Божьей Матери с предстоящими Антонием и Феодосием
Киево-Печерскими, пламенное честолюбие, любовь к пещерному житию,
намерение основать монастырь, подобный Лавре Печерской, и, добавим,
желание повторить в сем монастыре подвиг самого Феодосия.
глаголы уже знаменитого тогда нижегородского проповедника.
Желтоводский, или Унженский, и прочие, числом двенадцать, ученики,
основатели общежительных киновий, понеже и сам Дионисий устроил у себя в
обители общее житие задолго до того, как преобразовал свою обитель в
общежительную киновию Сергий Радонежский. И увлеченность исихией,
молчальничеством, и монастырское строительство нового типа - все тут
творилось и создавалось ранее, чем на Москве.
Василиса-Феодора раздает в 1371 году свое имущество, отпускает на свободу
челядь и создает женскую общежительную Зачатьевскую обитель в Нижнем
Новгороде.
летописный свод, который под именем Лаврентьевской летописи лег в основу
всего летописания московского. Именно здесь властною волею нижегородского
игумена явились в летописном повествовании пламенные глаголы противу
Батыевых татар и уроки мужества, якобы проявленного предками полтора
столетия назад в неравной борьбе, долженствующие подвигнуть русских князей
к нынешней борьбе с Ордою, ибо мужеству живых подножие - мужество
пращуров!
и Мамаевой <тысячи>, истребленной в Нижнем, и именно в него пустил Сарайка
свою последнюю стрелу, пытаясь убить ненавистного проповедника.
нетерпеливо и властно всю жизнь знаменитый нижегородский игумен, почасту
не считаясь ни с чем - ни с подорванными силами княжества, ни с извивами
великокняжеской политики, ни с возможностью (или невозможностью) днешней
борьбы... Кто знает, стань нижегородская княжеская ветвь во главе Руси
Владимирской, не стяжал ли бы Дионисий лавров духовного создателя и
устроителя этого нового государства? Но и то спросим: а не привел ли бы
неистово-пламенный Дионисий эту новую Русь к разгрому?
многих, и в том духовном подъеме Руси, который привел русичей на Куликово
поле, глас и призывы Дионисия явились не последними отнюдь! Хотя и то
повторим: нетерпение Дионисиево оплачено было кровью всей Нижегородской
земли.
неделя Великого Поста (Пасха в 1379 году была 10 апреля). Миновало уже
Прощ°ное Воскресенье. Многие москвичи сурово постятся сплошь всю первую
неделю, ничего не вкушают, кроме воды и малой толики хлеба, а матери
вместо молока поят детей морковным соком.
который теперь, а в прежнем, маленьком). Служат соборно все собравшиеся
епископы, архимандриты и игумены московских монастырей. Грозно ревет хор,
и в церкви - яблоку негде упасть! А вся площадь перед соборами запружена
народом. И когда иерархи чередою выходят из храма, в толпе давка, ахи и
охи, лезут аж на плечи друг другу поглядеть на редкостное зрелище, узнают,
шепотом, а то и в голос называют имена епископов. Шорохом, шумом, прибоем
взмывает молва. Даже и на великого князя не смотрят так, хотя он в
праздничной сряде, в золотом оплечье и бобровой шубе едет теперь верхом в
сопровождении рынд и дружины в митрополичий дворец. (Отстоявши службу,
возвращался к себе позавтракать капустой и редькою с хлебом, постным
маслом и луком - рыбы не ест и он - да надеть знаки великокняжеского
достоинства.) Туда же, в митрополичьи палаты, проходят, каждый в
сопровождении свиты, и епископы. Митяй уже там, упорно изодевший на себя
знаки митрополичьего достоинства: перемонатку, саккос и митру, с владычным
посохом в руках.
владычною и княжеской челядью; боярские кафтаны и опашни тонут среди
манатий, стихарей, саккосов, ряс и монашеских куколей), в большой
двусветной палате, усаживаются в высокие резные кресла епископы:
ростовский, рязанский, сарский, тверской, коломенский, брянский,
нижегородско-суздальский. (Владимирский стол покойный Алексий оставлял за
собой.) На скамьях - сплошной ряд духовенства. Бояре - ближе ко князю,
которому поставлено такое же кресло, как и епископам, как и Митяю,
насупленному, громадному. Лица дышат ожиданием, страхом, гневом, робостью
- спокойных и безразличных тут нет. В многолюдности покоя ходят,
скрещиваясь, незримые волны сдавленных воль, воздух готов взорваться от
напряжения. Невесть, жара ли то (многие вытирают лица цветными платами)
или столь непереносно накаляет воздух ожидание?
слушают, и голос его, густой и властный, крепнет и крепнет. Князь кивает,
бояре помавают главами. Да, соборно, ежели все... И по <Номоканону> так...
Нет, не так! Глаголы Киприановы, излитые на бумагу, указания на запреты
святых отцов, на соборные уложения сделали свое дело! И все-таки прошло
бы! Может быть, и прошло! Но встал, пристукнувши посохом, огненный
Дионисий:
церкви. Голос его ширится и растет. Он начитан и памятлив не менее, чем
Киприан с Митяем, ему ничего не стоит, не заглядывая никуда, перечислить
статьи соборных приговоров и решений Константинопольской патриархии за
много веков, начиная с первых соборных уложений, не ошибаясь и, как гвозди
вбивая, пристукивая посохом каждый раз: <Не может! Не может! Не может!> Ни
по какому духовному уложению! Должен, обязан ставиться во епископа
митрополитом или патриархом цареградским!
оглядывает смурые лица бояр, сраженных Дионисиевым красноречием. В рядах
духовных смятенье, шум, ропот. Сарский епископ первый находит в себе силы
кивнуть, сказать, что и он... тоже... Подготовленное Митяем с трудами
кровавыми решение разваливает на глазах. И князь молчит. Растерянный под
градом и грузом богословской учености, видя смущение иерархов, убежденных
Дионисием Суздальским, он тоже не может, не смеет противустать, приказать,
топнуть ногой. Здесь они господа, он - только гость.
ни попа не доспею! А скрижали твои своима рукама спорю! Но не ныне мщу
тебе, но пожди, егда прииду из Царяграда!> Он сдался. Нижегородский
епископ водопадом своей учености переспорил его.
ниче ушли все усилия князева ставленника. В ближайшие недели он сочинит,