брать с собою ни жен, ни детей, ни многочисленных табунов мелкого медленно
бредущего скота. Только так можно было опередить Урус-хана. Про себя он
знал, что воевать со степью было рано, что те же хорезмийцы или горцы
Сеистана могли ударить ему в спину (потому и пробовал заслониться
Тохтамышем), но раз уж возникла война, ее было необходимо выиграть. Не для
того он два десятилетия собирал власть, чтобы теперь, бросив все, подобно
покойному Хусейну, бежать в Хорасан!
пропуская войска. Воины, его воины, закаленные в бесчисленных боях, шли
хорошо. Не было робости в лицах, не было той нерешительной медлительности,
которая до боя говорит о разгроме. В джехангира верили. Лица, иссеченные
холодным ветром, расплывались в улыбках, иные, арабским навычаем,
подкидывали и ловили копья на скаку. Топорщились полные стрел колчаны,
резво шли кони. К нему подъезжали эмиры, становились рядом, ожидая
приказаний.
и, обратив требовательный взор к Ярык-Тимуру и Салтан-шаху, прибавил
твердо: - Готовьте лодки!
Самарканда? - начал было Омар-шейх, на правах сына дерзнувший вопросить
родителя. Мальчик весь залился румянцем, без нужды натягивая поводья.
Тимур бегло улыбнулся, поглядев на сына.
Помолчал и, согнав улыбку с лица (мальчики должны постигать воинское
искусство!), пояснил сыновьям:
воинов, стада. Он не захочет перейти Сейхун и бросить кочевья без защиты,
ежели я сам перейду на правый берег реки! Да и нам лучше остановить джете
за Отраром! Так-то, сын! - Он помолчал и докончил жестко, следя, как с
приветственными кликами проходит конница:
означает смерть!
которой в столбах мерзлой пыли текла бесчисленная рать.
Отрару и что на подходе дружины Сайф-эд-Дина Никудерийского и Кай-Хисрау
Джиляны. Тимур удоволенно кивнул головой. Эмиры, прежде при каждом набеге
джете удиравшие за Джайхун, нынче поверили в него и спешат к бою.
Мавераннахр нашел наконец в его лице своего защитника и главу. Нет, легкой
победы не получит над ним хан Урус!
отемнелой землею, над ширью песков распростерся зеленый степной закат.
тяжелая переправа через Сейхун, неверный мост на лодках, тонущие, сносимые
течением кони, их призывное, отчаянное ржанье, когда лошадь, дико глядя
обезумевшим взором, в последней надежде зовет хозяина...
кизяки разгораются плохо. С черного неба летит и летит белая снежная пыль.
Воины кутаются в халаты, угрюмо и споро глотают горячее варево. В шатрах -
сбиваются грудою, не снявши мокрой сряды. Тлеет осторожный невеселый
разговор.
отвечает хрипло:
верней! Он один стоит тысячи! Спите!
тонким пологом шатра. В джехангира верят, но все-таки робость, вместе с
холодом, заползает в сердца. О сю пору эмиры Мавераннахра не выдерживали
боя со степною могольской конницей.
закутанный сверх чешуйчатой кольчуги в овчинный чапан, немо смотрел, как,
с трудом разгибая колени, вылезают люди из шатров, как ловят и взнуздывают
сбившихся в кучу голодных, издрогших лошадей. Когда выступили, опять пошел
крупными хлопьями мокрый снег, косо и зло залеплявший лица воинов. Кони
мотали головами, отворачивались от ветра. Быстро темнело. В черной туче
несколько раз сверкнула молния.
ударил такой ураган и ледяной дождь со снегом, что кони вспятили, а воины
с трудом удерживали оружие скрюченными замерзающими пальцами.
не лучше в этой мокрой и ледяной пурге.
атаку нельзя. Он поминутно очищал лицо от снега, срывая ледяные сосульки с
усов, и, щурясь, перекатывая желвы скул, пытался разглядеть сквозь снежную
пелену строй вражеских туменов. Джехангир был в той холодной, молчаливой
ярости, когда даже ближайшие сподвижники не решались заговаривать с ним.
холода неспособны держать оружие в руках, не пошлешь в бой! Урус-хан
оттянул войска к Саурану. Тимур стоял за Отраром. Разошлись на семь
фарсахов. Доброму коню проскакать за три часа, и эти три часа конского
скока превратились скоро в год пути.
трех зимних месяцев. <Мозг костей каждого воина замерзал внутри зимних
палаток>, - писал позднее летописец Тимура. Урус-хан не выдержал первый.
Ушел от холода, оставя заместителем при войске Кара-Кисек-оглана. Кони с
трудом добывали подножный корм, дохли. Не в лучшем состоянии были и люди.
Саткиных, старшего и младшего, с сотнею всадников, и забрать в полон.
Жалкая добыча для многотысячного войска!
уже дошла весть, что сам Урус-хан ушел и его войска оставили Сауран.
Помочь в этой беде могло только терпение, и он упорно терпел, почасту сам
сутками не слезал с коня и заставлял терпеть своих эмиров и рядовых
воинов, тех самых, у которых, по словам восточного летописца, от холода
застывал костный мозг...
тысячами конного войска стоит в двух фарсахах от Саурана. Отобрав лучших
лошадей для пятисот всадников, Тимур послал в ночной набег Ярык-Тимура,
Мухаммед-Султан-шаха и Хитай-бохадура. Хитай-бохадур и Ярык-Тимур погибли
в ночном бою. Сражение спас Ильчи-Бука-бохадур, ранивший стрелой в бедро
Тимур-Мелик-оглана. Ордынцы, унося раненого полководца, ушли в степь.
Назавтра Тимур сам вступил в стан врага, опрокинул столбы главного шатра в
знак победы и ушел назад. Это была, конечно, не победа, а случайная удача
после тяжелой и неудачной ночной сшибки.
проводником Тохтамыша, с лучшими силами пошел в степь, за тринадцать дней
пути. Тринадцать суток изматывающей беды, бездорожья и холода. Тринадцать
дней сам Тимур, ужасая соратников железной выдержкой, почти не слезал с
седла. Настигли Урусовы кочевья. Захватили добычу и полон...
как раз в это время умер, передав стол Токтакии.
Тохтамыша в Сауране, он отвел полки. Войско потеряло в походе пятнадцать
тысяч лошадей, и люди брели пешие, похожие на голодные тени. И все-таки
они победили!
коня, Хынг-оглана. <На этом коне в случае удачи догонишь врага, а в случае
бегства никто тебя не догонит>, - сказал он на прощанье юноше.
сына Урус-хана Тимур-Мелик-оглана и вновь был наголову разбит под
Саураном. Спас его на этот раз подаренный Тимуром конь. На коне этом
трижды разбитый полководец прибыл к Тимуру в Самарканд.
судьбы Поволжья, Дешт-и-Кипчака и далекой Руссии, ежели бы у Тимура не
хватило терпения, а у Тохтамыша настойчивости, да и просто ежели бы слепая
удача не склонилась наконец на его сторону?
беду.
Тамерлан - Тимур-ленг, или Тимур-аксак, Железный Хромец (<ленг>
по-персидски и <аксак> по-тюркски одинаково означают <хромой>, и отнюдь не
<железный>, как утверждала русская летопись). И когда мы теперь, приезжая
из России, глядим на развалины Биби-Ханым или любуемся Гур-и-Эмиром,
упокоившим прах великого завоевателя, думает ли кто-нибудь, почему так
произошло и где заложены корни того, что давнее государство Тимуридов