полудня, дабы вступить в сражение!
уравновесить Литву: пусть Ягайло разобьет своих братьев - Андрея Полоцкого
с брянским князем! Слишком много литвинов в московском войске коназа
Дмитрия! Он бы накричал сейчас на всех: и на Ягайлу, что непонятно медлит,
хотя он, Мамай, шлет ему гонца за гонцом, и на этих лживых фрязинов,
которые хотя и послали с ним горсть своей пехоты, но что перед лицом
собравшихся тьмочисленных ратей эта горсть?! Или что-то да значит?
Говорят, они ловко бьют своими железными стрелами, всадника пробивают
насквозь! Римляне когда-то малыми силами покоряли целые царства. Так ли
умеют драться фряги, как их далекие предки? Он глядит подозрительно на
угодливо согбенного в поклоне фрязина и молчит. Потом вызывает сына и на
сына глядит подозрительно. Но нет, сын без отца потеряет вс°! <Сыну я еще
нужен!> - думает мрачно Мамай. Встряхивая головою, отгоняет давнее
настырное видение: Бердибек, задушивший своими руками родного отца. Мамая
не смущает чехарда убийств, обезлюдившая ордынский престол. Он только лишь
сам не хочет, чтобы его убили, как Джанибека!
Мечу, к Непрядве. Ежели и там Ягайло не присоединится к нему и ежели
Дмитрий посмеет перейти Дон, он, Мамай, пойдет в наступление один и
сбросит в реку этого московского гордеца вместе со всем его жалким
воинством!
женщину из своего походного гарема. Еще ничего не ясно. У русских завтра
большой праздник. Успение Мариам. Вряд ли они решатся в этот день
выступить! Он отсылает новых гонцов к Ягайле! Он велит поторопить
отставших. Он посылает сторожей искать броды на Дону. Но ночью приходит
весть, что Дмитрий сам перешел Дон, и не там, где хотелось Мамаю, не
здесь, в открытой степи, а выше устья Непрядвы. Ну что ж! Он и оттуда
выкурит коназа Дмитрия! Прижмет к реке и уничтожит на берегу!
Мамай велит своим эмирам и бекам уряжать полки и выступать. Передовые
части уже перешли Непрядву в ее верхнем течении и теперь в ночной темноте
движутся встречу московскому войску. Мамай одолел себя, он почти спокоен и
деловит. То, чего он ждал, - пришло, и медлить нельзя. Раз Дмитрий перешел
Дон, медлить нельзя! Завтра, нет, уже сегодня на заре урусут будет разбит!
подобным гулу затяжного ливня топотом идут и идут к Дону, минуя истоки
Упы, огибая овраги и мелкие речки левобережья Непрядвы, бесчисленные и
разноязычные Мамаевы рати.
скудная снедь, изматывающие конные переходы - все это было не внове и все
переносимо вполне. Тем паче он ехал теперь как глава великой армии, к
которой присоединялись все новые и новые полки подручных бояр и княжат,
твердой рукою Ольгерда приученных к повиновению. И все было хорошо до
Одоева. Все было хорошо, пока не обнаружилось ясно, что войском надобно
руководить, а руководить он не может, не привык за властным родителем
своим! И что тайные советы Войдылы надобно нынче исполнять ему самому,
а... как? И что баять боярам, рвущимся в бой, чающим добычи ратной,
портов, оружия, холопов и коней и уверенным, что в союзе с татарами
одолеть Дмитрия не составит никакого труда? Что делать?!
отвороты ферязи, кричал придушенно:
Мамаем всего ничего - коню на два часа доброй рыси! - что ежели теперь они
не послушают меня и ринут на бой?!
шли?! Но Ягайло, отпихнувши Скиргайлу напоследях в груду кошм и
затравленно озираясь, не вошел бы кто из холопов, горячим шепотом не
произнес - прошипел:
Андреем, а не здесь! Вонючему татарину... Кметей гробить... Мамай
осильнеет, горя примем, Подолию у нас отберет! - Вс° вполголоса,
скороговоркою и тут же, ощерясь, громко: - Кто тамо?! Войди!
Скиргайло вновь подивил быстроте, с которою брат умел менять обличье лица.
Он стоял теперь бестрепетно-гордый. Пропыленному, густо пахнущему конским
потом татарину (шестого гонца уже шлет ему Мамай!) надменно кивнул:
<Видишь рать?> Толмач вполз в шатер, уселся у ног переводить речи.
еще не все подошли! Не все готовы к бою! Но мы не умедлим! Так и передай!
с того на другого, не ведая, как пристойнее передать Мамаевы оскорбления
литовскому великому князю. Наконец решил не передавать вовсе. Высказал
лишь: <Мамай гневает! Он ждет тебя, господин!>
рукою на выход. Гонец, бормоча что-то, нехотя покинул шатер.
- он снова оглянул шатер, вперяя взгляд черных пронзительных глаз в
братнин лик, - а мы будем ждать вестей! Вели полкам ставить шатры, да, да!
Ставить шатры и варить кашу!
не получилось. Не прошло! Понадобилось самому ехать укрощать бояр и
воевод, рвущихся в сечу, самому выслушивать ропот ратных, которые давеча
толковали, что, мол, своих православных идем бить, а нынче бубнят, что
Ягайло лишает их добычи и зипунов... Воины!
Олега, Мамая, дядю Кейстута (каково бы он явил себя в сей трудноте?),
воинов своей рати, даже Войдылу, насоветовавшему не ввязываться в
сражение... Тем паче чуял противную липкую ослабу во всем теле и холодный
пот за воротом при одной мысли о грядущем сражении, прикинув, что ему
придет вести в бой свои полки противу сводных братьев, того же Андрея с
Дмитрием, и без Кейстутовой надежной помочи... Отчаянно замотал головою:
<Не хочу!> И не вели ему Войдыла не ввязываться в бой, Ягайло и сам по
себе навряд ли решил бы выступить сейчас по понуде Мамая!
верилось татарам: а ну как бросят одних, уйдут в степь, а им отдуваться
придет! Да еще коли Дмитрий с Олегом Рязанским двоима нападут! Разномыслие
было в полках, то и помогло.
восходило невидное за туманами солнце. Дон и Непрядва были столь близки
уже, что, ежели бы там, за туманами, начали палить из пушек и тюфяков, гул
бы, пожалуй, донесло и сюда.
ужас в сердце, подумал Ягайло. - Окружат, подхватят, поволокут...> И
придет ему уже из ставки Мамаевой, неволею, велеть полкам двигаться в
бой?! Дикая была мысль, смешная. И все же Ягайло не выдержал, оглянул: не
скачут ли оттуда вон, из-за того кудрявого острова леса, и много ли
дружины у него за спиною?
всех из шатра, сказал:
вступит навряд!
Пробурчал-промолвил:
его Ягайло при себе.
(Первое, что пришло в голову.) Опустив полу шатра и жарко пожелав в душе,
чтобы никто, даже Скиргайло, его не потревожил, повалился в кошмы.
Сцепивши зубы, зажмурив глаза, лежал и слушал, как жарко, ходит
встревоженная кровь...
уже описывали! В романах, картинах, поэмах и повестях. Да и что можно
сказать нового о стратегии этого столь знаменитого для нас сраженья?! То,
что войска стояли традиционным строем: передовой и большой полк, левое и
правое крылья и засадный полк выше по Дону, то есть справа, скрытый в
дубраве, которая росла тут, как удостоверяет почвенная карта, в те далекие
времена*. Поставить иначе такую массу войска, впрочем, и невозможно было.
Вс° перепуталось бы тогда, и лишь привычное, ведомое каждому кметю
Роллинс Джеймс
Контровский Владимир
Самойлова Елена
Конан-Дойль Артур
Зыков Виталий
Пехов Алексей