Иван с трудом оторвался от девушки, его горячие вздрагивающие руки еще
ощущали нежное тепло девичьих грудей, упругую гибкость стана, все то, что
он только что тискал и мял, впиваясь губами в полуоткрытый влажный рот,
готовясь уже унести, бросить ее, заголив, на сено, на ряднину ли в задней
горнице... Толчками ходила кровь. Вырвавшаяся в испуге девушка стояла
близ, взглядывая жалобно, растерянно и виновато, торопливыми пальцами
оправляла сбитый плат, застегивала рубаху на груди. Иван стоял, глядя на
нее, опоминаясь. Сам уже услышал, наконец, настойчивый голос матери.
взглядом, что и допрежь. - Бяжи, ну! Вечером, коли... - Не договорила,
утупила взор, вся залилась огненною краскою стыда.
до того, что ойкнула тихонько, отпустил, отпихнул ли, скорее себя от нее,
вывалился в дверь.
непривычно строгий, остраненный материн взор. Утупил глаза в пол. (Ругать
будет!) Но матерь начала говорить что-то о кормах, справе кониной, и
только спустя время понял Иван, что мать посылает его во владычную волость
добрать и свезти на Москву рождественский корм. По нынешним снедным
расходам корм требовалось собрать зараньше обычного срока.
сей раз не послушать, а тебя должны!
докончить то, что едва не произошло только что, и девушка ждала, звала
его... Но воспротивить государыне матери? Такого позволить себе не мог и
поднесь!
Лишь с коня бросил взгляд, показал рукою: мол, скоро вернусь! И, приметив
ее ответный, отчаянный, немой зов: <Не уезжай!> - едва не пал с коня, едва
не потерял стремя, голову повело от скованной жажды обладания. Спасаясь от
себя самого, погнал в опор и лишь дорогою, проскочивши пять деревень,
додумал, как стало бы ему обмануть матерь... Да не ворочаться теперь-то
уже назад! Он ехал и плакал. Слезы, самим поначалу не замеченные, падали
на гриву коня. Плакал горько. Душа, в глубине где-то, знала, вещала, что
видит ее в последний раз...
Ивану вслед), поворотилась и тяжелыми шагами, словно бы одряхлев,
воротилась в терем. Села. Глаза подняв, негромко повелела девке, взятой из
деревни, позвать холопку-мордвинку пред очи свои. Знала, что сейчас
разобьет сердце девичье, а - нельзя было иначе никак! И когда та вступила
в горницу, едва прибранная, со следами Ивановых поцелуев на лице, Наталья
долго-долго смотрела на девушку, смотрела и медлила заговорить, пока та,
наконец, сама не пала ей, винясь, в ноги. Слов было сказано мало и усталою
до смертной истомы госпожою и заплаканной девушкой, которая сейчас
прощалась с самым дорогим для себя на свете.
а жену приведет? И ты как? Ты и меня пойми! Я - мать! Бог даст, найдешь
себе ровню, дети пойдут... Своих обрящешь! Вольную тебе даю и серебра в
приданое, со знакомым купцом из Коломны отправлю! До Казани тебя довезет.
Али воли не хочешь?
разок на него...
не воспомнишь потом! Я вот первого мужика своего и ребенка того,
покойного, мало и помню! Дети пойдут, и успокоишь сердце! А воля - она
завсегда с тобою! По гроб! Дороже воли ничего нет на земле! Затем и воюют,
и бьются друг с другом... И роботят друг дружку с того же! Над кем иным
жажда волю свою показать!
зла я, не со спеси боярской, а - сам не захочет! Стыдиться начнет,
приятели-боярчата осудят, жены ихние не примут тебя, на каждом празднестве
плакать придет. Станет наш Ванята пропадать на стороне, хмельной
приходить, учнет галиться да диковать над тобою. Еще того больней, что и
дите не залюбит, поди... Того хочешь? Так уж Господь установил: в своем
кругу, в своем племени надобно и супруга себе искать! Там, по крайности,
будешь хотя знать, чего и сожидать от ево...
Что говорить? Все сказано уже. Ивана, коли оставить ее в дому, на вожжах
не удержишь, а и семьи путевой не станет у него с холопкою! Это сейчас -
вынь да положь! А сам нравный! В Никиту весь! Ему и сряду и коня подавай,
как у больших бояр. Не окороти нынче - сам матери пенять опосле учнет. Не
воспретила, мол... И краснеть станет за жену. Тут не обманывала ни себя,
ни ее. Поцеловала девушку, подтолкнула легонько.
выпрямилась. На Масляной Ивана надобно беспременно женить! И то
припозднилась уже!
давала ни себе, ни ей ослабы. Хотя от молчаливого горя девушки порой
заходилось сердце. И уже когда отвезла, когда уговорила торгового гостя
довезти девку невережоной до ее родных палестин, когда на прощанье купила
той плат тафтяной, травами писанный, и целое лукошко в дорогу заедок,
орехов в меду и печатных пряников, и когда расцеловала на прощание, ощутив
соленую влагу слез и смутно помыслив о себе, то ли она делает, что надобно
(Ох, то, именно то!), и когда отвалила от причала, круша ледяные забереги,
объемистая купеческая мокшана, и когда проводила глазами бегущую по синей
холодной воде речную посудину под пестрым ордынским парусом, когда уже
ехала назад в старом своем возке, что жалобно стонал и скрипел на всех
выбоинах и ухабах подмерзающей дороги, сидя одна внутри, среди кулей и
кадушек накупленной на рынке по случаю лопоти, снеди и справы, потребной в
хозяйстве, ощутивши уже в пути горькое холодное одиночество, тоску по этой
молодой и еще такой глупой и такой доверчиво-горячей жизни, представив,
вняв, как будет говорить с сыном, когда тот воротит, сияющий, в Островое и
будет жадно искать взглядом впервые, быть может, не ее, не матерь свою, а
эту мордовскую девушку и не найдет, не обрящет, и что будет говорить он, и
что скажет ему она (подумалось даже: не возненавидит ли он тогда свою
старую матерь?) - и заплакала. Холодными безнадежными слезами старой
женщины, счастье которой, всякое, уже назади и невозвратимо!
уже давно беспокоилась, замечая горячечные взгляды девушки, а когда и Иван
потянулся к ней...
Затвердевшую землю укрыло белою порошей, но дороги еще не установились,
еще не пошли обозы, не двинулись крестьянские возы с дровами и сеном...
Тишина! Редко где взоржет конь или корова замычит. А ей бы сейчас - трудов
без перестани, лишь бы не думать ни о чем!
Рождество. Приходили дети со звездой. Наталья одаривала всех заедками.
Приходили славщики. Иван воротился хмельной, веселый. Сказывая, беспокойно
и жадно кидал глазом, ждал, что войдет. Подойдя к поставцу и не
оборачиваясь, Наталья сказала ровным бесцветным голосом:
она тебе. А в холопках держать с дитем... - Обернулась. Сын сидел
каменный, утупя очи в столешню.
по волосам. Дернулся. (Ждала, прогонит! Нет, стерпел!)
взял за себя, проходу б не дали! А на двори держать при живой жене - и
грех, и стыд! Понимать должон!
кончил, пал снова лицом вниз.
даст, и мужа найдет по себе, доброго!
ждала, когда перегорюет. Он говорил что-то еще, упрекал, грубил. Молчала.
меня!
горько, по-детски.
жбан, налила полную чару меду: - <Выпей!> Иван глянул на матерь
недоуменно. Зарозовев, принял и опружил чару. Наталья света не зажигала.
Девку, сунувшую было нос в горницу, выслала вон. Еще погодя повелела тихо:
переломил себя... А и к добру ли, что так скоро дал себя успокоить? Как бы
Никита поступил на еговом месте? А уж заплакал - навряд! <Продолжишь ли ты
Березин Федор
Свержин Владимир
Русанов Владислав
Бажанов Олег
Орлов Алекс
Корнев Павел