своего в таковой ярости. Хотел было возопить, закричать, судорожно
вздохнул, распаляя себя еще более, и как словно что-то лопнуло в груди,
болью пронзило сердце, он сделал еще шаг, качаясь, и рухнул на колени,
уронив голову в подставленные длани Алексия.
бедою!
торопливо захлопнули.
Распусти воевод и кметей по дворам. Содеянного не воротить, а мой тебе
совет: выжди! Мню, не устоит Новгород Великий противу всей низовской
земли, и не потому не устоит, что нас больше, а потому, что нестроения в
них великие, рознь и нелюбье, о коих писал я тебе в Орду. Выжди, князь, и
будь мудр! Помысли с боярами, раз уж собрал на ночь глядючи, то же скажут
тебе и они! Испей квасу, оботри лицо рушником и ступай! Достоит и
духовного главу, митрополита, дождать нам, преже пути на Новгород! Помысли
о сем, сыне! Не ратною силою токмо, но властью и духовным началованьем
церкви достоит смирять мужей новогородских, поелику русичи суть и вси
такие же православные, коих надлежит тебе, князю, пасти и началовать, а не
погублять и зорить, яко врагов земли своея!
креслице. Кратко поведал о торжокской беде. Упреждая вопрошания воевод,
рек, яко надлежит умедлить до подхода союзных ратей, а ныне послать
сторожу на Волок и к Торжку, уведати о замышлениях новогородцев.
на лавку с краю, не блюдя места своего, первым понял давешнюю промашку
князеву, глянул веселым зраком, дрогнул усом в потаенной улыбке (непочто
было и кметей подымать в ночь, и бояр скликать непутем, а, видать,
опамятовал али подсказал кто).
Кидаться в ночь, в метель, в суматошный поход невесть с какими силами, с
неверным исходом, не хотел никто. Спешкою дела не поправишь - раз уж
створилась такая пакость в Торжке, - а навредить мочно!
распускать по домам; в Суздаль, Ростов, Тверь и Ярославль полетели, сквозь
снег и метель, скорые гонцы; и воеводы, еще потолковав и посудачив, в
сереющих сумерках раннего утра тоже отправились досыпать и досматривать
сны.
Настасья ждала, волнуясь, даже в постелю не легла. Немо дал снять с себя
платье и сапоги. Уже когда повалился в постелю, его затрясло в немых
судорожных рыданиях. Слишком многое свалилось зараз на плечи: и гнев, и
стыд, и позор сегодняшней ночи, едва не свершившийся, вовремя
остановленный Алексием.
твердые руки - все, что порою долило его своей грубизной, источали на него
покой и уютную тишину. Он так и уснул в ее объятиях, словно нашкодивший
отрок на руках у матери. И хорошо, что жена молчала, не говорила ни слова.
Не было стыдно своей слабости, и о срыве, недостойном великого князя,
мочно было назавтра почти позабыть.
Задерживались, увязали в сугробах купеческие обозы, упрямо, невзирая на
размирье, пробиравшиеся с товарами Серегерским путем, в обход ратного
Торжка. С дровами, сенами настало мученье. Мужицкие лошади, проваливая
выше брюха в снег, бились, прыгали, храпели в оглоблях, натягивая на уши
хомуты, отказывали, невзирая на кнут, лезть в снежную кашу. Приходило
самим, матерясь и тяжко дыша, расстегнув зипуны, протаптывать тропинки
коню, а назавтра от наезженного пути оставался один лишь едва заметный
след по вершинам сугробов, и все приходило начинать сызнова.
гневе и обиде о нятьи брата, и то не мог двинуть полки на Торжок. Лишь к
самому декабрю разъяснило наконец и вновь тронулись обозы, зафыркали
мохнатые, обросшие к зиме кони, радуясь веселому солнцу, что серебряным
блеском высветило озера равнин и игольчатую, полузасыпанную снежным
кружевом бахрому лесов. И уже покатили с веселым звоном колокольцев
запряженные гусем или парою купеческие возки, понеслись, взметая снега,
княжие юнцы по дорогам, и уже выезжали, колыхаясь на свежих, только-только
промятых дорогах, княжеские расписные и окованные серебром крытые сани из
Ростова, Твери, Кашина, Ярославля, Суздаля и Нижнего на Москву, на
княжеский сейм. А за ними вослед потянулись конные дружины, тронули, вслед
за возами с лопотью и снедным припасом, пешцы городовых полков. Низовская
земля подымалась в поход на Новгород.
от княжеского произвола надобно было кормить точно так же, как и
московских княжеборцев, то есть доставлять им баранов, гусей и кур, связки
сушеной и мороженой рыбы, хлеб и пиво, масло и сыр. Прокорм ратников стоил
в те времена зачастую дороже самой дани, которую они собирали. Тут же дело
затевалось нешуточное - война с Москвой! Не выдадут ли новогородцы, как
уже было не раз и не два, врагам свой многотерпеливый пригород? Не придет
ли несчастливым торжичанам платить тем и другим да еще узреть, как их
город после ратного нахождения московского <возьмет огнь без утечи>?
горожан. Невзирая на снежные заносы, везли лес, чинили костры и обветшалые
прясла стен. Кузнецы ковали оружие, в город свозили хлебный запас и дрова
на случай осады. Горожане роптали. Всем ясно было, что, подойди под город
низовская рать, Торжку все одно не устоять и недели.
хрипоты, замолкая, ежели кто из новгородской боярской господы подходил
близ. Книгочии поминали, что еще в пору Батыева разоренья Новгород Великий
не похотел помочь своему пригороду, и Торжок, взятый татарами, был вырезан
дотла. Поминали разоренье от Михайлы Тверского и иные ратные нахождения, в
коих Новгород не далее чем до Бронничей выдвигал свои полки, кажен раз
оставляя Торжок противнику...
на заборолах града.
- А где помочь новогороцка? Помочь где-ко?! Мы-то станем! Дак одно противу
всей низовской земли! Как етто? Понимай сам! Где ваша рать, мать твою
туды-т растуды-т! Вы, што ль, одне отбивать будете великого князя
володимерского?
путях и походах, не выдержал, отступился, ушел, махнувши рукой. Да и что
мог он возразить им, перепуганным близкою бедою? Уже не первые гонцы
скакали от него в Новгород с призывом, мольбою, почти заклинанием: всесть
на конь всема, всем городом, и идти под Торжок! Новогородцы, в иную пору в
три дня выставлявшие готовую рать, тянули и тянули, не говоря толкового
слова...
разоболокался, кидал тяжелые руки на столешню. Смен хмуро водил глазами по
замкнутым лицам вятших новогородских мужей. Слуги наливали мед и густое
фряжское вино. От жирных щей валил пар. Промороженные воеводы молча жрали,
пили, отходя от холода, отводили посторонь взоры. На подход всей
новогородской рати под Торжок надежды было все менее и менее.
столу:
в Торгу попа убили над товаром! Иконы, книги, мягкой рухляди у меня одного
рублей на двадцать выгребли... А-а!
Аврамов. - Людишки оскудели пожаром, дак и не того... Не поднять! Уж к
самому владыке посылывали!
не подойдет новогороцка помочь?!
воле московские княжеборцы сидят нынче в оковах и в нятьи, приход великого
князя не сулил ничего доброго.
бархат люди, привыкшие началовать и вершить власть, они сейчас все
примолкли, словно бы кожею ощущая подкрадывающуюся исподволь беду. Ну, не
помочь Торжку! Ин ладно, хоша и беда, дак не своя. Но своим не помочь?
Своей господе?! Их, их самих бросить тут, в этом городишке, который, и
захоти того, не выдержит долгой осады низовских полков! Бросить, отдать
князю московскому на плен и возможную смерть?! Неуж и Василий Калика не
возможет поднять город на брань?
портами, добром и властию, а - верили. В нужную пору не предадут! И вот
зашаталась вера. Как давешнею весною голь на пожаре грабила товары горожан
и громила церкви и боярские терема, так и нынче та же голь перекатная,
новогородские шильники, ухорезы, да и простой ремесленный люд, не восхотят
всесть на конь за дело новогородское, и что останет им тут, сидючи в
Торжку?
после бурных вечевых сходов отказалась выступить на помочь своему
пригороду. Не помогли ни призывы вятших, ни даже увещания архиепископа.
Посняков Андрей
Андреев Николай
Сертаков Виталий
Ларссон Стиг
Прозоров Александр
Сертаков Виталий