выделялись умением быстро и дисциплинированно к назначенному часу и дню
стягиваться воедино из разных земель и княжеств. Подобное умение не
приходит само, им отнюдь не блистала русская армия в близком от нас
девятнадцатом столетии, когда колонны шли совсем не туда и не в те сроки,
теряя связь на марше всего лишь за день пути. А тогда, при тех дорогах и
сборах, когда ратники кормились взятым из дому, а тяжелое вооружение везли
на телегах, когда надо было выкликать городовую рать, собирать, подчас
отрывая от работ, людей из далеких сел и погостов... И собирались. И
приходили. На конях, в оружии и с припасом. И конь был кован, и ратник
обут, и достаточный запас сулиц и стрел топорщился из мешка, и вяленая
полть или круг сыру и мешок крупы тряслись на телеге или ехали на поводном
коне, в тороках. Был и овес, ячмень ли коню на разживу - на одной траве
придорожной не продержишь боевого коня! За каждый ратный полк отвечал свой
воевода. Тут-то и поверялось, даром или нет дают тебе на прокорм села и
города! Над воеводами городовыми стояли чины стратилатские, выше - бояре
думные, еще выше их - князь.
делу!). А воеводами при нем - Ивана Акинфова и Костянтина Ростовского.
(Брат Андрей с Вельяминовым остался стеречь Москву.)
грязные от пыли, веселые в чаянии настоящего дела: <Наддай, мужики, свеев
бить идем!> Ходко шли. Семен, тоже черный от пыли, проносился тенью, меняя
коней; петляя проселками, перелетал от дороги к дороге. Полки шли через
Волок и через Дмитров, шли от Переяславля и через Переяславль. Ростовская
рать валила сквозь леса берегом Волги. И никто не знал, не ведал, кроме
двух-трех самых избранных, самых ближних бояринов, что не для одного
свейского короля собрана рать и идут полки, подымая слоистую пыль,
замглившую солнце. Из Орды еще не было вестей, и где Ольгерд с литовскою
силою, не ведал никто.
неурочный час ратников, поминая им зимние сборы. Скорей, скорей! И, почти
не слезая с седла, не спавши почти четверо суток подряд, на пятые знал
уже, ведал: полки подойдут к Торжку в единый срок, так, как было начертано
на совете боярском. И любо было скакать и сваливаться лицом на час-два в
щекотное пахучее сено, встречать утренние зори, золотым столбом света
встающие из-за лесов, верхом на коне. Любо было движение конных, тяжелый
разгонистый ход пешцев, что валом валили за возами с оружием: глянешь -
вроде нестройною толпою и вразнобой, а на деле - ходко и наступчиво,
поприщ по сорока и по шестидесяти в летний-то, долго не потухающий день.
сумел и помыслить путем. В Ореховце о сю пору сидят Наримонтовы
наместники. В самом деле: для Ольгерда или Москвы топчет проселки и пути
низовская рать? Тут впервые собрал совет тайный, где говорилось о том, о
чем там, на Москве, при послах Великого Нова Города не баял никто. Отбив
Ореховец, следовало посадить в нем наместника от Москвы, согнав
Наримонтова сына Юрия с новогородских пригородов. И сказать об этом
новогородцам следовало даже не теперь, а еще спустя, когда полки будут у
самого Нова Города. Для такого дела Иван Акинфов подходил дельнее всего.
Потому и взят и поставлен во главе. Ему и был вручен негласный наказ
великого князя.
огладил вполседую бороду, приосанился. В экую жарынь на совет приволокся в
кольчатой рубахе, при дорогой сабле. Гордится воеводством своим, понял
Семен. Мало было в жизни Ивана одолений ратных! Когда-то бежал, оставя
отца погибать, когда-то сробел, уступив Юрию, и при князе Александре не
совершал одолений на враги. А теперь кажет себя в боевом уборе. Свеи те
во-о-он где ищо! Пущай. Понимает зато хорошо, на лету схватывает. Иного
поставь - из одного пыла воинского полезет в драку, нарушив и позабыв все
княжеские наказы.
сердце ведало, что довести самому не придет. Ждал вестей из Сарая. С
каждым днем, часом все тревожнее ждал.
убирать хлеб. Вдоль тучных полей, колосящихся нив в клубах пыли шли и шли
полки.
море - и предстоит только осада крепости. Одновременно прискакали гонцы из
Москвы с долгожданною вестью от хана. Татарин киличей Аминь, умученный,
весь в пыли, посунулся ко князю, сложив руки лодочкой, воздал поклон и тут
же, не передохнув, начал сказывать:
дружину литовскую - всех! Джанибек послал! Кланяет тебе хан, на твою
полную волю послал!
на Москву.
царевы>, Семен налегке, с малом дружины, окольными тропами, минуя своих же
ратных, бредущих к Новгороду, устремил назад. Все еще в тревоге, все еще
не вполне веря удаче своей, хотя в груди расплывалась уже горячая светлая
волна ликования: нет, не подвел его, не изменил дружбе хан Джанибек! И
Ольгерд ныне не страшен: при своей полоненной братье не посмеет выступить
противу!
темном зеркале вод стоял колдовской немеркнущий свет. На той стороне, в
высоких травах, скрипели коростели. Семен лежал ничком на расстеленной
тканой попоне. Внизу, у холма, ходили, передвигались дружинники, крякал
топор, трещало, вспыхивая золотыми клубами огнистого дыма, и гасло вновь,
все не желая разгораться, пламя костра. Завороженная, заколдованная
туманами, распустив русалочьи косы свои, стояла красавица ночь. Вышел Лель
в цветочном уборе, маленькие чертенята-полевики играли и прятались в
траве. Уста сами собой улыбались лукаво, в теле маревом ночи мрело и
бродило, и кабы не крест на груди, сами ноги заставили б князя вскочить и
неслышно бежать в лес, в кусты и туман, вываляться в росах, ловить
хохочущих дев лесных над обрывом реки, над омутами, где в тихом мерцании
влаги вот-вот покажет девичье бесстыдно запрокинутое нагое тело с тугою
грудью и рыбьим хвостом, все в призрачном блеске и влажном серебре
чешуи...
свое растревоженное сердце, лежит и слушает темноту, счастливый неведомо
чем! А понизу ходят ратники, трещит, разгораясь, костер, и уже булькает, и
сюда, на высоту, тянет уютным дымом, и очи застилает туман, и дрема
неслышно берет в полон.
разрешил такое! Мирною проповедью, сиянием веры надобно побеждать мрак,
ежели то - мрак. В делах духовных ратная сила бессильна и топор не заменит
креста! Тем мы, православные, и отличны от католиков, что не ломим оружием
там, где надобно слово, и токмо слово! Не рушим свадебного чина, ни
сельских волховных треб, ни зажинок, ни последнего снопа, ни ряженых не
гоним, ни Масляной!
спрятали своего старого отца, сохранив ему жизнь. И вот подступила суровая
пора, и один токмо спасенный старец подал совет, спасительный для всего
племени. Уходящая в прошлое старина так же нужна, так же надобна для
нового древними истинами своими, как тот спасенный детьми старец! Где-то
предохранит, от чего-то остережет неразумную юность, протянет незримую
связь из веков уснувших к потомкам своим. Где-то и опасет от гибели, как
меня опасла старуха колдунья на заре моего пути!
завернувшись в попону, и всю ночь бродило и мрело, и русалочьи хоры
блазнили издали, и всю ночь, не смолкая, скрипели коростели за рекой.
Веселый и дымный, шумел, стучал топорами град на горе, украшению коего
отдал он сердце свое.
праздничны, на князя своего поглядывали с легкою удивленною оторопью. Не
ждал и он сам, не ждал никто на Москве! Джанибек забрал все посольство
Ольгердово - князей Кориада с Михаилом, сыном Явнутия, Семена
Свислочского, Аикшу, Ольгердова киличея, и всю их литовскую дружину и с
послом Тотуем под охраною своих воинов, чтобы не разбежались дорогой,
отослал в подарок князю Семену на Москву.
хитро-коварные подходы и льсти. Бери! Володей! Верю тебе одному!
восстановить гладкое усмешливое лицо Джанибека, его длинные ресницы,
загадочные смеющиеся глаза. Как он одинок, боже мой, как одинок хан среди
Шилова Юлия
Соломатина Татьяна
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Шилова Юлия