горестям, к бедам или утешению?.. Прольет ли в уста мои счастие
хотя несколько капель радости из того сосуда, который позволяет
иссушать до дна любимцам своим? Но все вопросы напрасны: завесы
не вскроешь!.. Прости мне отступление; обратимся к делу. Пальба
началась еще с самого утра. Неприятель стремился овладеть
пространством, отделявшим нас от пруссаков, и захватить
Вальдгейм, где сходятся дороги. Генерал Милорадович, быстрым
распоряжением войсками, уничтожил намерения его. Отряд графа
Сент-Приеста, неся неприятеля на плечах, делал все, что только
могут храбрые солдаты при благоразумном начальнике. Генерал
Карпенко, всегда неразлучный с передовою цепью своих стрелков,
удерживал неприятеля по лесам и в тесных местах. Киевский полк,
под командою неустрашимого полковника Писарева, и некоторые
баталионы других гренадерских полков несколько раз пролагали себе
путь штыками сквозь колонны, оспаривавшие у них дорогу. Наконец
неуступчивость нашего арьергарда и удачное действие пушек
полковника Нилуса остановили неприятеля версты за две от
Вальдгейма. Потеря его весьма значительна, наша неприметна.
Все обозы и артиллерия тянутся за город, дабы заранее
высвободиться из тесных ущелий. Прочие войска обночлежились пред
городом. Ярко пылают огни на полях. Добрые саксонцы дают нам
последние куски зачерствелого хлеба: голод приправляет самую
скудную пищу, а удовольствие победы заставляет забыть о всем
претерпенном. Что покажет завтрашний день? Отзовется ль громом
сражения? Сегодня слава богу! Прощай!
Сегодня принц Евгений Виртембергский, начальствуя передовым
отрядом, выдержал жаркий бой близ деревни Этсдорфа и опрокинул
несравненно превосходнейшего в силах неприятеля. Принц этот,
конечно, один из храбрейших и любезнейших принцев в Европе. Помня
о службе и обязанностях своих, он, кажется, вовсе не помнит о
сане, чине и высокой породе своей. Он умен - следственно, не
горд. Часто разговаривать с солдатами, ласкать офицеров и жить у
полевых огней - вот обыкновенное дело его.
Неприятель остановился отсюда верст за пять. Генерал Милорадович,
генерал Уваров, командующий кавалериею, английский генерал
Вильсон, который ездит прогуливаться в сражения и не пропускает
ни одного почти авангардного дела, все вместе заняли пространный,
прекрасно убранный дом. Адъютанты всех генералов были тут же.
Будучи послан далеко с приказаниями, я приехал несколько позже
других. Все наши радовались светлой и покойной квартире. Одни
играли на фортепианах, другие смотрели библиотеку. Я подумал
было, что это дом если не князя, то, по крайней мере,
какого-нибудь барона; но мне сказали, что владелец его даже не
дворянин! Крайне бы удивился сему, если б это было не в Саксонии.
Две прекрасные девушки, Вильгельмина и Шарлота, играли на
фортепианах, пели, показывали свои рисунки, альбомы и в то же
время суетились по хозяйству: сами накрывали на стол генералам,
заботились о кухне и везде поспевали. Они разумели французский
язык, читали лучшие книги на своем; а сверх того были так добры,
так любезны, что нельзя было не восхищаться воспитанием этих
недворянок! С невинною простотою спрашивали обе сестры у
генералов: будет ли завтра здесь сражение? - Будет, отвечали им,
и очень жаркое. - Так мы на заре убежим к нашей тетушке в горы,
говорили они и просили только охранной бумаги.
Уже раздалась пушечная пальба (обыкновенный, ежедневный вызов к
бою), и мирные окрестности застонали. Дождь ливмя льет. Наши
богатые домоседы в такую пору и на охоту не выезжают, а мы должны
ехать на сражение. Бедная Вильгельмина и Шарлота, получа охранный
лист, бегут в горы: так спасаются невинные горлицы от лютых
ястребов! Все в доме плачут; поселяне с имуществом скрываются в
леса; матери уносят детей - все спасают жизнь, а мы спешим
жертвовать ею! Прощай!
Все платье на нас хоть выжми! Целый день были под дождем.
Неприятель с самого утра начал сбивать передовые посты. Мы
предполагали защищать тесные ущелья по дороге, но он не шел ими,
а тянулся вправо по полям. Ему удалось поставить батарею на
правом нашем крыле; орудия его были морские, и ядра хватали
ужасно далеко. Мы уступали, сражаясь, до самого Вильсдруфа. Почти
при начале сражения стрелки французские ворвались в ту мызу, где
мы ночевали, и начали все грабить и жечь.
Вот мы опять в Дрездене, или, лучше сказать, в Нейштате. Колонны
авангарда, разными дорогами, быстро подвигались к Дрездену;
неприятель преследовал слабо. День был прекрасен, солнце сияло в
полном великолепии. Быстро обскакали мы Дрезден, спеша
переправиться через понтонный мост, ибо большой горел. Каштановые
аллеи цвели; в воздухе разливалось благоухание. Великолепный
Дрезден, увенчанный цветами и зеленью садов, уподобился жертве,
обреченной на заклание!
Около 2-го часа пополудни французы толпами ворвались в город и
как вода разлились по улицам: прибежали к мосту и, казалось,
хотели перескочить через Эльбу, чтоб грабить Нейштат, который мы
охраняли. Но злость не дает крыл. Они остановились и начали
стрелять. Наши егери, засевшие в развалинах моста, отвечали им, и
перестрелка не умолкала. Вскоре раздался по всему Дрездену
колокольный звон и возвестил прибытие Наполеона. Итак, в сию
минуту владычество Александра и противника его разделяла только
одна река. По ею сторону благословляли добродетельного защитника
прав Европы, по ту со стоном покорялись врагу. Французские
офицеры, богато одетые, расположив в разных местах музыку,
прогуливались в набережном саду с дрезденскими женщинами. Они,
конечно, хотели осуществить мечту о золотом веке и доказать, что
тигры могут гулять с агнцами! Хотя с их и с нашей стороны
стреляли только вдоль по мосту, однако пули и картечи хватало
далеко через, и они свистали по улицам. С нашей стороны на конце
моста возвышен был земляной траверс[7]. Пули жужжали, как пчелы,
везде носилась смерть. Можно было быть убиту на гулянье, у окна,
переходя из улицы в улицу, сидя в кругу мирного семейства; за
столом, за стаканом мороженого...
Опасность была одинакова для обеих сторон. Многие из французских
офицеров, подходившие на линию выстрелов упадали мертвые к ногам
своих красавиц. Музыка мешалась с пальбою; стоны умирающих с
песнями веселящихся; жизнь с смертию. Многие граждане, даже
женщины и малые дети, ранены - вот в каком состоянии была
прелестная столица Саксонии!.. К вечеру, когда пальба начала
несколько затихать, вздумали мы взойти на мост, где так часто
наслаждались весенними сумерками; но едва дошли до половины, как
французы открыли по нам огонь; пули засвистали... Мы присели на
каменную скамью подле сквозной железной решетки; щедрые приятели
на каждого из нас троих выпустили десятка по два пуль; большею
частию они летели через, иные, однако ж, попадали в решетку подле
самых наших голов. Наконец смерклось, все утихло; месяц начал
посребрять город, и мы пошли в свою квартиру. Однако ж и там не
менее безопасны были от пуль и картечи, ибо дом, где стоял
генерал Милорадович, был на самом берегу. Ему старались дать о
сем заметить; но генерал, хранимый своим ангелом, надеющийся на
бога, как Суворов, не знал страха и спал спокойно под тучею
смертей. За великие труды, понесенные им в течение последних
дней, к нему по всей справедливости можно было применить стих
одного из лучших стихотворцев наших, что:
Бессонница и заботы подействовали на его здоровье. Он заболел,
известил о сем Главнокомандующего графа Витгенштейна, созвал всех
генералов и сдал начальство над арьергардом старшему по себе
князю Горчакову. Итак, мы на несколько дней будем покойны. Ночь и
безмолвие уже повсеместны, свеча догорает, полно писать,
задремлем, пока еще возможно!..
Акунин Борис
Никитин Юрий
Максимов Альберт
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий