из Мангейма, поехали на Гамбург. Пустота, необработанность,
безлюдье, дичь - вот слова, из которых путешественник должен
составить описания свои страны сей. Кто бывал в польско-жидовских
городах, тот разве может иметь понятие о нечистоте, поражающей
взоры и обоняние в здешних. Во многих местах видал я на улицах
босоногих мальчишек, в лохмотьях, играющих в карты на навозных
кучах! Другие полощутся в лужах или валяются в грязи, ни о чем не
заботясь. От Кайзер-Лаутерна до Гамбурга, на 28 верстах,
встретили мы только трех человек, копающих дикую ниву: двух,
работающих волами, и одного, собирающего травы. Где ж земля,
кипящая народом? А французы все кричат, что им тесно жить!..
Местоположения здесь есть прекрасные; но не очаровательные. По
обеим сторонам дороги холмы и высоты, покрытые развалинами и
лесом. Во многих местах, по дороге, встречаются порядочные дома
без окон и дверей! Здешние деревни совсем не то, что немецкие:
тут нет ни красивых улиц, ни светлых домиков, ни порядка, ни
опрятности. Один изрядный дом какого-нибудь барона или маркиза в
средине, а около него кучи вместе слепленных, старинною поседелою
черепицею покрытых, низких, убогих и часто курных лачужек; улицы
в навозе, народ в лохмотьях... Вот картина деревни здешнего
края!..
Нашу Россию не называют прекрасною; а селы ее по Волге и Оке в
самом деле прекрасны. Дожди здесь сильны, шумны, внезапны и
скоропреходящи - не такова ли и слава французов!..
От Рейна и до сих мест язык французский не есть еще общим и
единственным: большая часть жителей говорит по-немецки; но с
Сент-Ароля начинается уже повсеместное владычество этого языка.
Очаровательные звуки его гремят в палатах и хижинах, на площадях,
в лачугах и шинках[4]!...
Здесь, (в Сент-Ароле) язык французский сыграл со мною прекрасную
шутку! Приезжаю в трактир, мне отводят комнату; вхожу и слышу
самый чистый и плавный выговор французский. Привыкнув слышать
язык сей всегда в лучших наших обществах, невольно предаюсь
мечтам и воображаю, что там, за стеною, сидит какая-нибудь
знатная женщина, женщина воспитанная, потому что говорит
по-французски, и верно, милая, потому что так нежно произносит
слова... Уступаю любопытству, иду заглянуть в другую комнату -
это кухня; а та, которой слышал голос, ничего более, как кухарка:
но какая кухарка? - не немецкая, а неопрятная, в грязи, в крови и
в саже запачканная растрепа! Очарование исчезло, но представилось
рассуждение: сколько, подобных этой, кухарок, прачек и проч., и
проч. выезжают к нам в наставницы! Возьми запачканную
француженку, брось ее в России, где-нибудь на поле: не пройдет
недели - и ты увидишь ее в богатом доме, в роскоши и в почестях.
Я читал одну небольшую французскую комедию, где представляется,
что на Новом мосту (Pont-Neuf) в Париже сходятся несколько мужчин
и женщин. Всякий горюет о своем горе. Из мужчин одни ушли из
тюрем, другим приходилось не миновать их; из женщин некоторые
обокрали госпож своих, другие потеряли все способы жить на счет
своих прелестей. Те и другие по разным причинам, из страха и
отчаяния, предвидя казнь, стыд и голод, решаются кинуться в Сену
и все пороки и проступки свои утопить с собою вместе. Уже они
готовы, берутся за руки, хотят кидаться... как вдруг послышался
знакомый голос: "Безумцы! Что вы делаете? Вы отнимаете у себя
жизнь, в которой можете найти еще тысячу радостей, тысячу
наслаждений... Вы страшитесь бедности и презрения; оглянитесь
назад - богатство и уважение ожидают вас! За мною, товарищи! за
мною: я укажу вам земной рай для французов; переселю вас в
страну, где ласки, подарки и деньги посыплются на вас как дождь!"
"Что за страна эта?" - восклицают все в один голос. "Россия!..
Россия!.." - отвечает бродяга. "В Россию! В Россию!" - кричат все
вместе и бегут садиться в дилижансы или почтовые коляски. Я это
читал; а те, которые живали в Париже, говорят, что можно это
видеть, и видеть не на театре, а на самом деле.
Нет ничего противоположное, как француз, женатый на немке: это
буря с тишиною. Сердит на русских, нагл в обращении, говорлив и
хвастлив - верно француз!.. "Отчего у вас так разорено и пусто?"
"Где!" - говорят французы и дивятся: им кажется, что земля их
цветет и блаженствует. Однако лучший из писателей их, Делиль (в
своем L'Homme des champs), горько оплакивает упадок земледелия,
явно жалуется на разорительные последствия войны и громко
порицает растление нравов. "Франция, - говорит он, - подобна
кораблю, который буря гонит по неизвестным морям и ветры терзают
со всех сторон". В другом месте уподобляет он отечество свое
увенчанной лаврами могиле: извне обманчивая зелень, внутри тление
и смрад! Этих стихов, однако ж, нет в изданиях парижских.
"Не ездите чрез Мец: там бунтуют и режут русских!" - твердили нам
на всех почтах. Мы из Курсета взяли правее и выехали прямо на
Гравло, оставя Мец слева. "А! Вот куда собрались они, вот где
можно видеть людей!" - сказал я сам себе, подъезжая к Мецу.
Множество домов, мыз, деревень, садов, рощиц, перелесков, дорог,
обсаженных высокими деревьями, и туда и сюда идущих, едущих и
гуляющих по них людей представляется глазам в окрестностях Меца.
Окрестности эти в самом деле красивы и живописны, и если б вся
Франция была подобна им, то и я невольно воскликнул бы:
прелестная Франция! Тут под каждым холмом деревенька, на каждой
высоте дом с башнями; скат каждой горы одет виноградником. Сам
Мец - старинный город, окруженный огромными валами, которые
заросли садами и деревьями. Пушки покоятся под тению рощей.
Теперь в нем буря и буйство. Мы переехали прекрасную речку
Мозель. Франция есть земля вин: Мозельское славится между
прочими. Его получают тут, около Меца. И здесь дороги
удивительны: французы растворили горы, чтоб их провести; а где
утесы слишком высоки, там дорога извивается улиткою по ребрам их
и нечувствительно возводит вас на самый верх.
Опять по-прежнему: "Та же пустота!" - сказали мы, проехав с милю
за Meц. С высоты горы, по которой шла дорога, видны открытые
холмистые и ровные поля; но ни больших сел, ни садов, ни
Виноградов уже не видно было. Здесь-то не научиться земледелию!
"Как зовут эту реку (Мозель)?" - спросил я у своего извозчика.
"Рекою!" - отвечал он и уверен был, что дал самый
удовлетворительный ответ. Я не знаю, в чем нельзя уверить
французов! Люди, порядочно одетые, стало не простые крестьяне,
спрашивали у меня на последней станции, известно ли нам, русским,
что пленные французы, сосланные в Сибирь, соединились с турками и
разоряют Россию!.. Хорошо знают географию!!!
"От кого можем мы получить квартиру для ночлега?" - спросили мы,
приехав в Гравелот. "От господина мэра!" - отвечали нам. "А где
ваш господин мэр?" - "В своем присутствии". Идем вслед за
проводником - и что ж за присутствие, где заседает мэр? Простая
изба-мазанка, в сенях коровы и свиньи; около - навоз. Сам мэр
завешен фартуком и шьет сапоги. Около него несколько мальчиков
твердят склады. Этот мэр вместе и школьный учитель. Господин мэр
принимает нас довольно ласково, отпускает несколько острых слов
на счет русских, оставляет шило, берет перо и пишет нам билеты
для квартир. Благодарим, хотим уйти... "Постойте, постойте,
милостивые государи! - закричал он нам вслед. - Вы недавно из
России: скажите, какие меры приняты против французов,
соединившихся с турками?" "Отсутствие войск наших, - отвечали мы,
- не позволяет принять надлежащих мер, и новое бедствие угрожает
еще России: беспокойные крымские татары вступили в тесный союз с
сердитыми чукчами"... Ты смеешься, а господин мэр и учитель
поверил - и мы расстались. Невежество мэра напомнило мне о
невежестве одного француза, который в письме (перехваченном нами
в прошлом году) советовал сыну своему, чтоб он вперед писал к
нему именно, в какой части света и в каком государстве находится
Кенигсберг. Билеты господина мэра не принесли нам никакой пользы:
хозяйки домов, высокого роста, с сердитыми глазами, с большими
крестами на груди и с бранью на устах, стали у дверей и, ругая
мэра, объявили, что не пустят нас ни за что без заплаты. "Да мы
заплатим вам охотно!" И двери отворились. Сколько проехал - я не
знаю, как одеваются французские женщины. Деревенские обертывают
голову какою-нибудь тряпицею и называют это bonnet; их обувь -
деревянные башмаки (sabot), выдолбленные колодки на ноги. Наши
лапти гораздо красивее, легче и покойнее. Но вывези к нам сабо и
- чего доброго! - они как раз войдут в моду и будут в чести! <ї>
Бажанов Олег
Шилова Юлия
Корнев Павел
Никитин Юрий
Херберт Фрэнк
Роллинс Джеймс