тщательно запрятываемому взгляду. По-видимому, Роджер Чиллингуорс пытался
смягчить это выражение улыбкой, но она выдавала его, судорожно искажая лицо
глумливой гримасой, и тем еще больше обнажала всю черноту его души. Время от
времени в его глазах сверкал красный огонек, будто душа старика,
раскаленная, тлела в его груди, пока случайная вспышка страсти не раздувала
огонь в жаркое пламя. Однако он старался тотчас же затушить его и делать
вид, словно ничего не произошло.
человек может превратиться в дьявола, если достаточно долго будет заниматься
дьявольскими делами. Несчастный старик подвергся подобному превращению из-за
того, что в течение семи лет непрестанно обнажал душу, полную мук, и
наслаждался, усиливая эти жестокие муки, которые он с восторгом исследовал и
наблюдал.
ответственность за его падение тоже лежала частично на ней.
врач.
достаточно горькие, - ответила она. - Но не будем говорить об этом! Я хочу
поговорить с тобой об известном тебе несчастном человеке.
нравилась ему и он был рад возможности поделиться своими мыслями с
единственным человеком, которому мог довериться. - Сказать по правде, миссис
Гестер, как раз сейчас мои мысли были заняты этим джентльменом. Итак, говори
открыто, я отвечу тебе.
семь лет назад, ты взял с меня слово сохранить в тайне наши прежние
отношения. Поскольку жизнь и честь этого человека находились в твоих руках,
мне не оставалось иного выбора, как согласиться на твои условия и хранить
молчание. Не без тяжких предчувствий связала я себя этим обещанием.
Отказавшись от обязанностей перед всеми другими людьми, я все же не могла
отказаться от долга перед ним, и что-то говорило мне, что этим сговором с
тобой я отступала от своего долга. С того дня ты стал для него самым близким
человеком. Ты следуешь за каждым его шагом. Ты всегда рядом с ним - во сне и
наяву. Ты проникаешь в его мысли. Ты копаешься в его душе и терзаешь ее! Ты
сжал в своей руке его жизнь и ежедневно заставляешь его умирать страшной
смертью, а он все еще не знает, кто ты! Допустив это, я, конечно, поступила
низко с единственным человеком, которому мне еще дано было сохранить
верность.
мне указать на этого человека, и он был бы сброшен с церковной кафедры и
отправлен в темницу, а оттуда, быть может, на виселицу!
Чиллингуорс. - Говорю тебе, Гестер Прин, я окружал этого жалкого священника
такой заботой, что ее не окупило бы самое щедрое вознаграждение, какое врач
когда-либо получал от монарха! Не будь моей помощи, он сгорел бы в муках за
первые два года после вашего совместного преступления. Ибо его воля, Гестар,
утратила силу, и он не мог бы вынести тяжесть, подобную этой алой букве,
которую вынесла ты. О, я мог бы открыть недурную тайну! Но хватит! Я
исчерпал на него все мое искусство. Тем, что он сейчас дышит и ползает по
земле, он обязан только мне!
Чиллингуорс, и ей на миг стал виден зловещий огонь в его сердце. - Лучше бы
он умер сразу! Никогда еще смертный не страдал так, как страдает он. И все,
все это на глазах самого жестокого врага! Он знает обо мне. Он чувствует
влияние, тяготеющее над ним, как проклятье. Он знает - каким-то особым
чутьем, Ибо творец никогда еще не создавал существа более чуткого, - он
знает, что рука врага перебирает струны его сердца и что в него с
любопытством всматривался взор, искавший только дурное и его нашедший. Но он
не знает, что это моя рука и мой взор! С суеверием, свойственным этой
братии, он воображает, что предал себя дьяволу, терзающему его страшными
сновидениями и безотрадными мыслями, угрызениями совести и отсутствием
надежд на прощение, причем считает все это лишь предвкушением того, что
ожидает его за гробом. Однако это лишь тень, отбрасываемая мною, постоянная
и тесная близость человека, которого он подлейшим образом оскорбил и который
живет только этим медленным ядом жестокой мести. Да, конечно! Он не ошибся!
У его локтя стоит дьявол! Простой смертный, у которого когда-то было
человеческое сердце, стал дьяволом, не перестающим мучить его!
ужаса, на лице, как будто, заглянув в зеркало, он вместо собственного
изображения увидел какой-то страшный незнакомый образ. Это было одно из тех
редких мгновений, когда нравственный облик человека внезапно открывается его
умственному взору. Возможно, что раньше он никогда не видел себя таким, как
в эту минуту.
старика. - Разве он не заплатил тебе сполна?
как он говорил, злоба его сменялась угрюмой тоской. - Ты помнишь, Гестер,
каким я был девять лет назад? Уже тогда я переживал осень моих дней, и не
раннюю осень. Но вся моя жизнь состояла из серьезных, посвященных науке,
полных размышлений, спокойных лет, честно отданных расширению моих знаний и
благу других людей, хотя последнее только вытекало из первого. Ничья жизнь
не была столь безмятежна и невинна, как моя, и редко чья - так обильна
добрыми делами. Помнишь ли ты об этом? Может быть, ты и считала меня
равнодушным, но разве я не заботился о других, требуя для себя лишь малого,
разве я не был человеком добрым, честным, справедливым, способным если не на
теплые, то на постоянные привязанности? Разве я не был таким?
которая кипела в его душе, отразилась в его чертах. - Я уже сказал тебе, кто
я: дьявол! А кто сделал меня таким?
Почему же ты не мстишь мне?
не отомстила за меня, я не могу сделать большего.
мной об этом человеке?
узнать, кто ты такой. Что из этого выйдет, я не знаю. Но это старый долг
доверия, мой долг человеку, несчастьем и гибелью которого я оказалась,
будет, наконец, выплачен! Что же касается опорочения или сохранения его
доброго имени и земной славы, а может быть, даже его жизни, он - в твоих
руках. Алая буква приучила меня почитать истину, хотя эта истина иногда
подобна раскаленному железу, орошающему живую душу. Я не считаю, что ему
стоит длить свою жизнь среди этой ужасной пустоты, и не стану молить тебя о
пощаде. Поступи с ним как хочешь. Ему нет счастья в этом мире, как нет
счастья мне, нет счастья тебе и нет счастья маленькой Перл! Нет пути,
который вывел бы нас из этого страшного лабиринта.
состоянии сдержать порыв восхищения, ибо в отчаянии Гестер было нечто
величественное. - Ты наделена высокими качествами. Возможно, это зло не
свершилось бы, если бы ты раньше встретила лучшую любовь, чем моя. Мне жаль
тебя, жаль того хорошего, что не могло расцвести в твоей натуре!
мудрого и справедливого человека в дьявола! Но, может быть, ты сумеешь
выбросить эту мерзость из души своей и снова стать человеком? Если не ради
священника, то хотя бы ради самого себя! Прости его и предоставь дальнейшую
кару высшим силам. Я только что сказала, что не будет блага в этом мире ни
ему, ни тебе, ни мне, блуждающим в мрачном лабиринте зла и на каждом шагу,
куда бы мы ни направились, натыкающимся на наш грех. Но это не верно! Еще
возможно благо для тебя, для тебя одного, ибо ты был глубоко обижен и в
твоей воле простить. Неужели ты откажешься от этого единственного
преимущества? Неужели отвергнешь эту бесценную милость?
Мне не дано прощать. У меня нет той воли, о которой ты говоришь. Моя прежняя
вера, давно забытая, пробуждается вновь и объясняет все, что мы делаем, и
все, за что страдаем. При первом своем ложном шаге ты посеяла это зерно зла,
а все остальное с тех пор было грозной неизбежностью. Вы, оскорбившие меня,
грешны только потому, что поддались какому-то обману чувств; а я похож на
дьявола только потому, что взялся сам исполнить его дело. Такова наша
судьба. Пусть цветет, как ему положено, черный цветок зла! А теперь иди
своей дорогой и поступай с тем человеком как хочешь.
людей жуткое воспоминание, отошел от Гестер Прин и двинулся дальше, часто
нагибаясь. То тут, то там он срывал травы или выкапывал коренья и складывал
их в корзинку, висевшую у него на руке. Когда он наклонялся, его седая
борода почти касалась земли. Гестер еще некоторое время следила за ним, со
странным любопытством ожидая, не завянет ли нежная весенняя трава под его
нетвердыми шагами, не оставят ли они сухой и бурый след на ее веселой
зелени. Какие травы так усердно собирает старик? - подумала она. Не породит
ли земля, зараженная его злобным взглядом, ядовитые, доселе неведомые
растения, поднявшиеся навстречу его протянутым пальцам? Может быть, его
Семенова Мария
Березин Федор
Афанасьев Роман
Маккэфри Энн
Шилова Юлия
Шилова Юлия