есть огромная специальная литература на многих языках, но нет общих,
облегченных сводок, из которых можно без труда извлекать нужные сведения. А
ведь это самое главное - легкость получения положительных знаний,
позволяющая сосредоточить сэкономленные силы на обдумывание предмета.
Еще за тысячу лет до нас проблема избыточной информации занимала лучшие умы
историков, в ряде случаев непревзойденных. Константин Багрянородный [*11],
столкнувшись с этой трудностью, писал: "Материал истории дорос до пределов
необъятных и неодолимых; поэтому цель работы - соединить выдержки из
писателей старых и новых". Этим он хотел сказать, что важным для него
является, во-первых, установление факта, причем безразлично, из какого
источника автор его почерпнул, и. во-вторых, обнаружение связей данного
факта с другими, т.е. нахождение его места в цепи событий. Именно это
считал он наукой - историей, а прочее, т.е. историографию, рассматривал как
подсобное и не всегда нужное занятие.
Но прежде чем излагать историю страны или народа, надо увидеть ее самому, а
смотреть тоже можно по-разному: с птичьего полета, с вершины холма, из
мышиной норы. В каждом случае мы что-то заметим, а что-то упустим, но
совместить все три уровня рассмотрения невозможно. Следовательно,
приходится выбирать тот, который нам нужен в данный момент.
Итак, при историческом анализе лучше всего применять все три метода, так
как ни один из них не заслуживает предпочтения, а просто отвечает на разные
вопросы. Предлагаемый здесь подход не что иное, как анализ, т.е.
"расчленение", необходимое для того, чтобы распутать неясные места в
истории и потом перейти к синтезу, когда учитываются результаты разных
методик исследования. Только таким путем можно вырваться из прокрустова
ложа заданной схемы, не впадая в мелочеведение, при котором теряется сам
предмет исследования - ритмы Всемирной истории.
А ТЕПЕРЬ О СИНТЕЗЕ
Звездное небо наблюдают в телескоп; женский профиль - простым глазом;
насекомое - в лупу; каплю воды - в микроскоп. А как мы наблюдаем историю?
Горько сказать, но большая часть бесплодных споров происходила оттого, что
исторические процессы хотели видеть одним глазом с уменьшением, допустим, в
1000 раз, а другим - с увеличением примерно в 850 раз, простодушно полагая,
что таким образом будет достигнуто какое-то среднее искомое приближение. Не
отсюда ли многовековой спор между методиками, школами, подходами и т.д.?
Представим себе, что в нашем распоряжении есть историоскоп, прибор с
масштабной шкалой, содержащей градацию степени приближения. Попробуем
поставить окуляр на приближение - No 1 (самое общее).
Мы увидим огромную спираль - путь исторического развития. Нижний ее конец
теряется в густых лесах, окаймлявших языки наплывавшего ледника, в пещерах,
где высокие смуглые люди делили тушу мамонта, разрезая мясо кремневыми
ножами. Ниже витки спирали расплываются и просматриваются только отдельные
ее отрезки со смутными абрисами гоминидов: неандертальца, синантропа и
других порождений природы. Верхний конец уходит в будущее, которое
представляется нам как полное торжество человека над природой, но описывать
его я не берусь, предоставляя это занятие авторам научно-фантастических
романов. Наша письменная история - всего один виток этой гигантской
спирали.
В первом приближении мы наблюдаем три нити закономерности общечеловеческого
развития: демографический взрыв, технический прогресс и смену
социально-экономических формаций. Рост населения за последнюю тысячу лет
идет по восходящей кривой. У рубежа нашей эры население Земли насчитывало
от 250 до 350 млн. человек; в 1650 г. - около 545 млн.; в 1800 г. -
приблизительно 906 млн.; в 1900 г. - 1,6 млрд.; в 1950 г. - 2,517 млрд. и к
2000 г. должно достигнуть 6 млрд. человек. При этом замечено, что прирост
населения особенно велик не в странах изобилия плодов земных, а там, где
ощущается их недостаток [є9]. Очевидно, здесь не функция роста цивилизации,
а имманентный закон, присущий человечеству как виду.
Технический прогресс на таких отрезках времени несомненен. Он перерастает
рамки социальных отношений и становится фактором антропогенного
преобразования ландшафтов земной поверхности. Исчезли и исчезают целые виды
животных, распространяются виды культурных растений, например пшеница,
картофель, кофе, вытесняя естественные геобиоценозы. Загрязняются
промышленными отходами пресные воды, и даже начинает изменяться состав
атмосферы. Прогресс - как огонь: он и греет и сжигает. Социальное развитие
описано достаточно подробно, и нет надобности повторяться. Изучение этих
ритмов - достояние всемирно-исторической методики. Культурно-историческая
школа по отношению к этим закономерностям бессильна. Она просто их не
замечает, так как ее диапазон узок.
Сдвинем наш окуляр на приближение No 2. Сразу пропадет спираль и останется
только один ее виток длиной около 5 тыс. лет, который будет восприниматься
как прямая линия. Но эта линия прерывиста, как будто она состоит из
переплетения разноцветных нитей, концы которых заходят друг за друга. Это
те самые исторические культуры, которые то и дело сменяют друг друга,
веками сосуществуя на поверхности планеты Земля. Так, заря Эллады, когда
базилевсы с дружинами разоряли Трою, - XII в. до н.э. - по времени совпала
с закатом Египта и началом упадка могущества Ассирийского царства и
Вавилонии. Так, при агонии золотой Византии - XIII в. н.э. - возносились
знамена франкских рыцарей и бунчуки монгольских богатырей. А когда
изнемогал от внутреннего кризиса средневековый Китай - XVII в., - тут же
поднялся трон маньчжурского богдыхана, вокруг которого объединилась
Восточная Азия. И каждый из этих подъемов был связан с явлениями этногенеза
- появлением новых народов путем коренного преобразования прежних. Тут уж
нельзя говорить об одном процессе. Наоборот, наблюдается переплетение
разных процессов с инерционной кривой развития: быстрый подъем, короткая
стабилизация в зените и постепенный упадок, за которым иногда следует
полное исчезновение данного этноса. Именно об этих явлениях говорили Ибн
Халдун и Джан Баттиста Вико [*12].
Сдвинем рычаг историоскопа на приближение No 3 и увидим только одну
культуру, переживающую свою юность, зрелость и старость. Перед нами
предстанет картина социальной борьбы. В древнем Риме шла борьба патрициев и
плебеев, затем - оптиматов и популяров, потом - Сената и легионеров [*13].
В Италии это будет борьба лангобардов с местным населением,
переоформившаяся затем в борьбу гибеллинов и гвельфов и, наконец, в войны
итальянских городов между собою. В Монголии будет война дружинников
Чингисхана против племенных вождей кераитов, меркитов и найманов. В
Арабском халифате соперничество кайситов и кельбитов сменилось войной
Аббасидов против Омейядов, потом карматов против мусульман и в конце концов
турок против всех остальных. Но каждая культура будет видна отдельно, все
остальные окажутся для нее только фоном, объясняющим отдельные события
политической истории, но не собственные ее ритмы.
При приближении No 4 мы увидим уже не всю историю культуры как целого, а
только отдельную эпоху. Социальные противоречия станут расплывчаты, а
отчетливы и выпуклы характеры и судьбы отдельных людей. Тогда историк будет
говорить о необузданности Мария, железной воле Суллы, легкомыслии Помпея,
предусмотрительности Цезаря, влюбчивости Антония и расчетливости Октавиана.
История будет казаться поприщем для соперничества великих людей, хотя
известно, что сама идея обманчива. Фоном станет эпоха, которую
рассматривали в предыдущем приближении как основную и конечную цель
изучения. Но это еще не предел.
Возможно еще приближение No 5, при котором в поле зрения оказывается один
человек. Как ни странно, это приближение используется очень часто. Если
этот человек Пушкин - возникнет пушкиноведение, если Шекспир -
шекспирология, Но здесь история смыкается с биографическим жанром и
перестает быть сама собой. Шкала историоскопа исчерпана.
Вот к какому решению привел анализ всемиро-исторического материала для
ответа на вопрос, поставленный в начале сочинения: как понять историю
царства пресвитера Иоанна на фоне Всемирной истории? Какое приближение
отвечает нашим задачам и как его следует применить к делу?
Приближение No 1 явно не может быть использовано, потому что интересующее
нас столетие будет казаться точкой на бесконечно длинной кривой. А, как
известно, описать точку невозможно, потому что она имеет место в
пространстве, но не имеет формы. Кроме того, методы, применимые при первом
приближении, как-то: образование рас первого порядка (негроидов,
европеоидов и монголоидов), открытие добывания огня, изобретение письма,
применение металла и т.п., образуют такие эпохи, для которых появление
ложного слуха, вроде того, какой интересует нас, явление отнюдь не
соразмерное.
Перейдем к приближению No 2. Здесь уже есть на что обратить внимание. В XII
в. наблюдается причудливое переплетение различных культур, непохожих друг
на друга и избегающих сходств, даже в виде заимствований. Западная Европа,
разъединенная политически, воспринимает себя как единство, целостность,
называя себя " христианским миром", куда не включает схизматиков: греков и
русских. Та же картина в странах ислама: политическая раздробленность
ничуть не мешают культурному единству, противопоставляющему себя и
Акунин Борис
Орловский Гай Юлий
Афанасьев Роман
Свержин Владимир
Суворов Виктор
Каргалов Вадим