Чтение 71–й страницы книги ~Поиски вымышленного царства~

[є54]. Последнее мнение, пожалуй, наиболее близко к тому образу, который
так тонко нарисовал автор "Тайной истории", но и его мы не можем принять,
так как сделанные нами наблюдения толкают нас на другую дорогу. Поискам
истины должно обязательно предшествовать раскрытие лжи.

ПОВОД ДЛЯ РАЗМЫШЛЕНИЙ

Автор "Тайной истории", современник и участник событий, описывает встречу
враждовавших побратимов так: "И сказал Чингисхан: "Передайте Джамухе вот
что: Вот и сошлись мы с тобою. Будем же друзьями. Сделавшись снова второю
оглоблей у меня, ужели снова будешь мыслить инако со мною? Объединившись
ныне, будем приводить в память забывшегося из нас, будить заспавшегося. Как
ни расходились наши пути, всегда все же был ты счастливым, священным другом
моим. В дни поистине смертных боев болел ты за меня и сердцем и душой. Как
ни инако мыслили мы, но в дни жестоких боев ты страдал за меня всем
сердцем. Напомню, когда это было. Во-первых, ты оказал мне услугу во время
битвы с кереитами при Харахалд-житэлетах, послав предупредить меня о
распоряжениях Ван-хана; во-вторых, ты оказал мне услугу, образно уведомив
меня о том, как ты напугал наймана, умерщвляя словом, убивая ртом" [є55].

Как ни неожиданно, но Чингис благодарит Джамуху именно за то, что тот в
критические мгновения оказывался в стане врага; иными словами: за
шпионско-диверсионную деятельность, совершенную в пользу его, Чингисхана. И
это не расходится с нашими наблюдениями, а подтверждается ими. И с этой
точки зрения понятно, почему для Чингиса было важно, чтобы Джамуха
находился на воле, считался его злейшим врагом и тем самым снискивал
расположение могучих ханов, противников Чингиса. И если бы Чингис мог без
шума и огласки отпустить Джамуху, то он бы это, конечно, сделал, но кретины
нухуры испортили всю игру, потому что вся степь узнала о пленении главного
соперника монгольского хана. Надо было прятать концы в воду, и Джамуху
казнили, оповестив об этом всех, кого было нужно.Чтобы юридически оформить
смертный приговор военнопленного, надо было найти его вину и объявить его
военным преступником. А просто участие в войне грехом не считалось ни при
каком случае; за удаль в бою не судили. И вот Чингисхан вспомнил битву при
Далан-балчжутах и велел передать пленнику: "Ты коварно и несправедливо
поднял брань по делу о взаимном угоне табуна между Чжочи-Дармалой и
Тайчаром. Ты напал, и мы бились... А теперь - скажите - ты не хочешь
принять ни предложенной тебе дружбы, ни пощады твоей жизни. В таком случае
да позволено будет тебе умереть без пролития крови" [є56].

В версии "Тайной истории" сомнительно только одно: что инициатива казни
исходила от самого Джамухи. И тем более странно, что у Рашид ад-дина
фигурирует та же версия, хотя и в ином аспекте. Впрочем, у персидского
компилятора этот эпизод так смазан, что можно оставить его интерпретацию
без внимания, отметив только, что в данном случае оба рассказа восходят к
одному, первоначальному источнику, а насколько можно ему верить, пусть
судит читатель.

Сначала Джамуха разговаривает предельно самоуверенно:

"Черные вороны вздумали поймать селезня. Холопы вздумали поднять руку на
своего хана. У хана, анды моего, что за это дают? Серые мышеловки вздумали
поймать курчавую утку. Рабы-домочадцы на своего природного господина
вздумали восстать. У хана, анды моего, что за это дают?" [є57] Очевидно,
схваченный принц был уверен, что предавшим его будет плохо... и был прав.
Но на чем зиждется эта уверенность? Ведь точно такие же изменники
природному господину, Бадай и Кишлих, предупредившие Чингисхана о наезде
кераитов, удостоились высочайшей милости. Да сами нукуры Джамухи, которые
не могли не знать обычаев своего народа, ждали от хана награды, а не казни.
Иначе они бы не сунулись в львиную пасть. Значит, Джамуха знал что-то, чего
не знали они. Это "что-то" было предложение Чингиса сделаться второй
оглоблей в телеге государства за те услуги, которые Джамуха успел оказать.
Но затем его тон меняется (разумеется, в источнике, а как было на самом
деле, мы не знаем): "Ныне, хан мой, анда, ты милостиво призываешь меня к
дружбе. Но ведь не сдружился же я с тобою, когда было время сдружиться".

Что это за декламация? Ведь если бы Джамуха был признанным другом Чингиса,
то ни кераиты, ни найманы не опирались бы на его советы и не были бы
преданы им, а монголы не стали бы за два года повелителями Великой степи.
Ведь Чингис именно за то и благодарит Джамуху, что тот, находясь в стане
врагов, помог ему одержать победу; следовательно, сентенция Джамухи
рассчитана не на уши хана, а на самую широкую огласку среди монгольской
общественности. Затем: "К чему тебе дружба моя, когда перед тобою весь мир?
ведь я буду сниться тебе в сновидениях темных ночей; ведь я буду тяготить
твою мысль среди белого дня. Я ведь стал вошью у тебя за воротом или
колючкой в подоле". Это убедительно как слова или соображения самого
Чингиса, но не Джамухи. Пользы от раскрытого агента нет, а помех
предвидится много, и проще от него избавиться, хотя бы для того, чтобы
избежать возможных компрометантных разговоров с широким резонансом. А с
точки зрения Джамухи? Он помог хану одержать победу, и явно не для того,
чтобы стать ее жертвой. Быть убитым своим другом еще обиднее, чем пасть от
руки врага. Поэтому мне кажется сомнительной интерпретация "Тайной
истории", и думается, что ее автор вложил в уста Джамухи соображения хана
или ближайших нойонов-советников. И сделал он это для того, чтобы снять с
них ответственность за казнь пленника - он, мол, сам того хотел. Но
злословить по адресу казненного он не стал, потому что этому никто из
осведомленных людей не поверил бы, а интерпретация события оказалась бы под
подозрением.

ВЕРА И ИСТОРИЯ

То, что историческая необходимость и случайность соседствуют - известно, но
применять этот тезис к конкретной обстановке сложно и требует если не
артистизма, то мастерства. Однако в нашем случае конструктивен именно этот
поход. Объединение степи было исторической необходимостью, но то, что эту
задачу выполнили не кераиты, найманы или кара-кидани, а именно монголы -
тут уже цепь случайностей, определенных сочетанием воли и чувств многих
участников событий.

Армия Чингисхана, или партия "людей длинной воли", была слабее не только
кераитского и найманского ханств или меркитского и татарского племенных
союзов, но даже собственной античингисовской монгольской аристократии, и,
как мы видели, победа досталась Чингису благодаря его выдержке, искусной
дипломатии, умению привлекать и лелеять нужных людей и помощи
Джамухи-сэчэна, без которого девятибунчужное белое знамя валялось бы в
траве, рядом с отрубленной головой хана. Тогда бы "царство первосвященника
Иоанна" превратилось из мечты в действительность [*122], но общий ход
истории нарушился бы разве что в деталях. Ну, на несколько дальних походов
было бы меньше, а письменных памятников литературы и историографии стало бы
несколько больше.

Однако для нашей темы победа монголов - это факт огромного значения, потому
что идеологическая система их была несовместима с христианством. Это не
значило, что монголы и несториане не могли уживаться в одних кочевьях и
ходить рука об руку в далекие походы. Но это значило, что обе религии
должны были потесниться, чтобы не мешать друг другу, и Чингисхан понял это
раньше всех своих соратников, а может быть, и побежденных противников.

Монгольская религиозная концепция была отнюдь не примитивной языческой
верой или практикой шаманской экзальтации. Во главе культа стояли
прорицатели, имевшие огромное влияние и ограничивавшие власть ханов. Около
1207 г. волхв Кокочу [є58], сын одного из первых сподвижников Чингисхана,

Мунлика, очевидно переоценив свое влияние в народе, при помощи своих шести
братьев избил ханского родного брата Хасара, а затем оклеветал его,
предсказав Чингису, что Хасар отнимет у него престол. Только заступничество
ханши-матери спасло Хасара от казни, но не от опалы. После этого Кокочу
обнаглел и стал переманивать к себе людей из числа подчиненных принцам из
ханского рода. Когда же сводный брат Чингиса, Тэмугэ-отчигин потребовал
своих людей назад, то Кокочу с братьями заставили просить у них прощения на
коленях. По жалобе Отчигина Чингисхан вызвал в ставку зарвавшихся
приближенных, и волхву сломали спину, а его отца и братьев, пристрожив,
простили. Согласно "Тайной истории", труп волхва вознесся в небо, но
Чингисхан объяснил, что Тенгри (Небо), невзлюбив его, унес не только душу,
но и тело. После этого родственники казненного присмирели [є59], и конфликт
между духовной и светской властью кончился в пользу последней.

На этой короткой и трагичной истории выиграли несториане, которых Чингис и
его преемники стали привлекать к участию в государственной деятельности, не
требуя отречения от веры. Но все-таки создавшуюся империю никак нельзя было
назвать христианской, и теперь нам следует обратить внимание на божество
древнемонгольской религии, оказавшееся соперником Христа. То самое
божество, ради победы которого погиб Джамуха-сэчэн.

12. Двуединый

О ВРЕДЕ ПРЕДВЗЯТОСТИ

Одной из наиболее пагубных для научного мышления ошибок являются предвзятые
мнения, которые, будучи некогда высказаны как гипотезы, в дальнейшем