Чтение 4–й страницы книги ~Изгнанник самовольный~

полупросвещенной, полуевропейской, полуазиатской среды, Европейцем.

Значительная часть из уцелевших его писем написана по-французски. С
семнадцатилетнего возраста он подписывается в письмах и документах
Pouchkine. Прожив четверть века, он сообщит Жуковскому: "Пишу по-французски,
потому что язык этот деловой и мне более по перу". Зрелым мастером он
напишет по-французски Чаадаеву: "...я буду говорить с вами на языке Европы,
он мне привычнее нашего". Не странно ли, что письма русского поэта мы читаем
в переводах его биографов? Всю жизнь французский был ему близок. "Пушкин, по
роду своего воспитания, часто и охотно употреблял французский язык в
разговоре даже с соотечественниками",-- вспоминает современник. Как
большинство людей его круга, Пушкин всю жизнь прожил в окружении иностранных
вещей и иностранцев. Повседневные вещи, мебель, книги, украшения, одежда,
вина -- все было привезено из Европы или сделано в подражание Европе. Все,
за исключением привезенного с Востока. Мы как-то забываем, что Татьяна
Ларина пишет письмо Онегину по-французски, а автор романа выступает как бы в
качестве переводчика. "Когда-нибудь должно же вслух сказать,-- писал Пушкин
Вяземскому,-- что русский метафизический язык находится у нас еще в диком
состоянии. Дай Бог ему когда-нибудь образоваться наподобие французского
(ясного точного языка прозы -- т. е. языка мыслей)".

В жизни русскую рубаху Пушкин и надевал-то разве что ради потехи, в
деревне, когда шел на ярмарку. Среди мужиков он оставался в этой рубахе
своим до того момента, пока не открывал рта. Нет, не вторым, а первым и
родным языком Пушкина волею обстоятельств оказался французский. Потом поэт
стал двуязычным, в стихах и прозе русский язык стал главенствовать. Но -- не
владей Пушкин французским, возможно, не было бы великого русского писателя.

Не случайно со школьной скамьи закрепилась за ним кличка "француз". И
спустя годы он сам часто называл себя "Пушкин-француз". Кем же он был, этот,
как назвали бы его радетели чистоты расы или юмористы, офранцуженный русский
африканского происхождения с дальними примесями немецкой, шведской и
итальянской кровей? Конечно же, настоящим русским человеком и русским
писателем, и это в данных рассуждениях существенней всего.

Вот как, однако, оправдывались в официальной пушкинистике французские
корни поэта и его заимствования из западной литературы, весьма часто без
ссылок и сравнения с первоисточниками (почему поколениям пушкинистов нужно
было оправдывать эти заимствования, вопроса, надеемся, не возникает).
"Разумеется, Пушкин не подражал Парни, а вольно варьировал заданную им
тему". "Пушкин не был рожден копировщиком, точный перевод был не сроден его
натуре...". И даже так: "Обращаясь к иностранным писателям, он подчинял их
своим творческим задачам".

Родители хотели дать ему, если не европейское, то хотя бы
европеизированное образование. Обсуждались два варианта: иезуитский колледж
в Санкт-Петербурге и привилегированный пансион, содержавшийся католическим
аббатом. Русские учебные заведения, по мнению родни, были недостаточно
престижны, да так и было на самом деле. Но в 1811 году правительство решило
открыть специальное учебное заведение для детей элиты с целью подготовки
высшей чиновничьей аристократии, как это делалось в Англии и во Франции.

Миф о лицее как колыбели русской патриотической знати -- особый. На
практике все в императорском лицее, от названия до содержания,
заимствовалось из подобных институций, уже давно существовавших на Западе.
Само слово было новым в русском лексиконе, и Пушкин обсуждал, как его
писать: лицей, ликей или ликея? Современник вспоминает: "Лицей был заведение
совершенно на западный лад; здесь получались иностранные журналы для
воспитанников...".

Преподавателями были иностранцы и русские, но и русские профессора
лицея получили образование за границей за казенный счет. Александр I подарил
лицею свою юношескую библиотеку, состоявшую в основном из иностранных книг.
Лицей разместили в Царском Селе, в императорском дворце, так, что он
выглядел частью семейных покоев царской фамилии. Это был результат замыслов
графа М.М.Сперанского, который предлагал обучать в лицее членов высочайшей
фамилии, готовя из них просвещенных государственных мужей. Таким образом,
Пушкин мог бы оказаться на одной скамье с великими князьями Николаем и
Михаилом Павловичами, то есть стать школьным приятелем Николая I, который
был всего на три года старше.

Попасть в лицей можно было только по могучей протекции, и ее нашли.
Дядя Василий Львович Пушкин, поэт со связями, повез племянника в Петербург,
взяв с собой любовницу Анну Ворожейкину. Возможно, впрочем, он вез в
Петербург Ворожейкину, а заодно взял племянника. До этого дядя, будучи
женат, с вольноотпущенной девушкой "в Париж и прочие немецкие города ездил".
Иван Дмитриев так описывал поездку Василия Пушкина в Европу:

Друзья, сестрицы, я в Париже,

Я начал жить, а не дышать...

Для того, чтобы добиться разрешения поступить в лицей, были
задействованы высшие силы, которые оказали протекцию. Среди протежеров был
Александр Тургенев, тогда Директор департамента духовных дел иностранных
исповеданий, впоследствии очень близкий Пушкину человек. После того, как
стало ясно, что члены императорской семьи в лицее учиться не будут, критерии
отбора кандидатов снизились. Экзамены оказались для Пушкина пустой
формальностью при хорошем французском и наличии у мальчика покровительства.

Сомнения родителей, не сделали ли они ошибку с иезуитским колледжем,
вскоре отпали сами собой: два года спустя колледж закрыли, а в 1820 году
иезуитов выслали из России. Началось другое время, наступал период
ужесточения. На наш взгляд, Пушкину повезло. Либерализма в педагогической
концепции иезуитов было меньше. Там осуществлялась система аудиторов и
внутреннего шпионства каждого за каждым. В лицее отверстий в дверях для
подглядывания за учащимися не было.

Открытие лицея произошло в волнующее время. Считанные месяцы отделяли
страну от войны с французами, когда освободившая себя Россия сумела не
только не стать жертвой, но, напротив, сама прошла через пол-Европы до
Парижа. После войны общество спешило жить, восстановить и развить свои
духовные силы и ценности. Азиатское смешалось с европейским: разные образы
жизни, уклады, языки, обычаи, вещи, лошади, книги, люди. Смешалась кровь,
ибо в русских деревнях родилось неподдающееся учету число французских детей,
а в Европе -- русских. И, конечно, идеи.

В России складывалась интеллигенция с ее особыми стремлениями,
надеждами на лучшее время. У этих надежд были основания. Выразители
официального мнения печатно радовались победе русского оружия, и совсем юный
Пушкин был подвержен общему пафосу.

Но были и такие, кто осознавал, что победа французов в России могла
стать подлинным благом. Франция не только показала, но и внесла бы в жизнь
более высокую культуру,-- бытовую, экономическую и духовную. Наполеон,
вероятно, мог бы сделать то, на что России понадобилось еще полстолетия:
отменил бы непродуктивное крепостное право и создал в России более
совершенный общественный строй, как он это сделал в других завоеванных
странах. В России появились бы надежды на конституцию и права человека,
рожденные французской революцией, задушенные и выжившие основы
цивилизованного европейского демократизма под контролем ограниченной
монархии. Карл Маркс, например, тоже считал, что была бы удачей для
деспотической России победа над ней более демократической Франции. Для
первого марксиста Наполеон был распространителем "плодов французской
революции". Быть Европе республиканской или казацкой -- вот какой была
альтернатива Маркса, неудобная для советской историографии.

Позже мысль о благе оккупации для России, нам кажется, проскользнула и
у повзрослевшего Пушкина. В стихотворении "Наполеон" поэт писал о той роли,
какую Наполеон мог сыграть для Российской империи:

Когда надеждой озаренный

От рабства пробудился мир...

Излагая официальную реакцию на победу России, поэт далее отмечает, что
Наполеон "русскому народу высокий жребий указал", имея в виду уже лишь
воинские заслуги.

Западные влияния и роль европейской ориентации лучшей части русского
образованного общества обычно приуменьшаются в официальной исторической
литературе. Что касается правящего аппарата в России, то он во все времена
был привержен патриотизму. Исключение составлял, как ни странно, царь
Александр I.

Взращенный на идеях французского просвещения, благодаря мудрым
иностранным наставникам, он с готовностью осваивал аксиомы цивилизованного
общества, на которых в России лежало табу. Александр Павлович женился, когда
ему было 15 лет, на Баденской принцессе Луизе-Марии-Августе, названной в
миропомазании Елизаветой Алексеевной. Это произошло в год, когда Екатерину
всерьез встревожили ветры французской революции.

Вначале Пушкин называл Александра якобинцем, а затем самодержцем,
умеющим уважать человечество и смягчившим строгость Петровских законов.
Швейцарец Лагарп, воспитатель и своего рода духовный отец царя, сохранил
письма молодого великого князя Александра Павловича, в которых тот писал,
что желает свободных учреждений для России и даже отмены династического
наследия власти.

Лагарп говорил, что из Александра он хочет сделать Марка Аврелия, но
русское окружение предпочитает, чтобы царь стал Чингисханом. Юный Александр
обещал, что он даст России свободу и конституцию западного образца, а затем
отречется от трона и уйдет в частную жизнь "на берега Рейна" (т.е. в
Германию). Позже он решил удалиться в Америку. Мысль спастись в Америке
овладела Александром, когда он понял, что его бабка Екатерина хочет
отстранить от престола своего сына и сделать царем внука. Услышав от нее об
этом, Александр ответил бабушке ласковой благодарностью, но за спиной царицы
говорил, что хочет уклониться от власти. Так началось его раздвоение.

Александр действительно отправился в Вену, но не в качестве эмигранта,