судьбой, она с умилением взирала на государя Франции, впервые нашедшего в ее
объятиях путь к своей тревожной зрелости и теперь сидевшего перед ней в
длинной ночной рубашке на высоком кресле, обхватив руками согнутые колени;
длинные его волосы, упавшие на лицо, свисали до самого подбородка. "Почему
я, - думалось ей, - почему именно со мной должно было произойти то, что
произошло?"
девять.
Таково мое желание. А ты, чего ты хочешь?
обратиться к нему с просьбой. С великими мира сего излишняя скромность
бессмысленна, и, когда они склонны удовлетворить вашу просьбу, не мешкая
требуйте своего. Ибо в противном случае они считают, что уже выполнили долг
признательности, предложив вам свою милость, и забывают подкрепить ее делом.
Людовик Сварливый мог бы всю ночь обсуждать размеры своих будущих
благодеяний, лишь бы Эделина не уходила от него до зари. Но, поставленная в
тупик неожиданным вопросом, она кротко ответила:
заботиться о благе других, Людовик опять забыл все на свете, кроме самого
себя.
тебя гораздо раньше и позвать к себе в Нельский отель, где мне так тяжело
жилось все эти месяцы.
не смела к вам прийти: я не знала, будете ли вы рады снова меня увидеть или,
напротив, будете меня стыдиться.
воспоминания. Его большие голубые глаза, обращенные к Эделине, заблестели
при свете ночника. Слишком хорошо знала мадам Эделина, что означал этот
взгляд: так смотрел он на нее в свои пятнадцать лет, так до последних дней
жизни будет он смотреть на женщин.
пробормотала она, указывая на ложе Филиппа Красивого.
совершить кощунство или отказать в повиновении королю? Ведь, в конце концов,
он теперь король, и это ложе отныне его ложе. Эделина сняла чепчик, скинула
платье и рубашку, золотые косы дождем рассыпались по спине. За последние
годы она немножко располнела, но до сих пор прекрасен был изгиб ее талии,
спокойные линии широкой спины, округлые бедра, на атласной коже которых
играли отблески света... В каждом ее жесте чувствовалась покорность, и
именно до этой покорности был так охоч Людовик Сварливый. Он глядел, как она
медленно подымается по дубовой приступке, и думал, что, подобно тому как
согревают грелками постель, дабы прогнать холод, так и это прекрасное тело
сейчас прогонит обступивших его демонов.
главное, повинуясь неизбежному, Эделина скользнула под златотканое одеяло.
царапают тело! Ведь я-то знаю!
грудь и костлявые плечи; неуклюже-тяжелый, он бросился на Эделину с
поспешностью отчаяния, словно боялся упустить благоприятное мгновение.
всех прочих людей и столь же не властны над собой. Желание, охватившее
Людовика, было чисто рассудочным. Судорожно вцепившись в плечи Эделины, он с
отчаянием утопающего притворялся, что может сбросить с себя постыдную
слабость, которой, казалось, не будет конца... "Если он удостаивал такими
ласками королеву Маргариту, - подумала Эделина, - то немудрено, что она его
обманывала".
не победоносные, не увенчались успехом. Наконец он отпустил ее, весь дрожа,
мучимый стыдом, стараясь удержать яростные слезы, навернувшиеся на глаза.
она, - да и на сердце у вас тяжело: шутка ли, похоронить родного отца. С
любым на вашем месте так было бы.
в то же время недоступную, лежавшую рядом с ним, словно живое воплощение
некоей мифологической кары, и с сочувствием смотревшую на него.
обращено к ней.
представлять ее себе... Да и это ложе! - воскликнул он. - Будь оно проклято,
на свое горе ложится сюда человек.
себе. - Да нет, это хорошая постель, но ведь это постель короля. И я
понимаю, в чем тут дело: чтобы прогнать одолевающие вас видения, нужно
положить на это ложе настоящую королеву.
и не сердясь, ибо по своей природе она была по-настоящему добра.
возлюбленной.
нужна настоящая королева.
вроде тебя.
слова.
рассказ Сварливый, - а живет она в Неаполе...
А теперь попытайтесь-ка заснуть.
плечу голову короля. По-матерински снисходительная, слушала она, как грезит
Людовик о неведомой ему женщине, об этой далекой принцессе, чье место она
столь безуспешно старалась занять нынче ночью. В мечтах о чудесном завтра
Людовик забыл о своих вчерашних неудачах и недавнем поражении.
увидите, как вам будет с ней хорошо.
глаза, она задумчиво вглядывалась в дрожащий огонек ночника и ждала зари,
чтобы незаметно покинуть опочивальню.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ВОЛКИ ПЕРЕГРЫЗЛИСЬ
Глава 1
ЛЮДОВИК СВАРЛИВЫЙ СОЗЫВАЕТ СВОЙ ПЕРВЫЙ СОВЕТ
где собирался Королевский совет, знал, что встретит там своих друзей. А этим
утром, переступив порог залы, он сразу же почувствовал, что все, все
переменилось, все пошло иначе, и замер на мгновение у двери, положив левую
руку на ворот камзола и сжимая в правой руке мешок с бумагами.
длинного стола; по-прежнему в камине весело ворчал огонь и по всей зале
расплывался привычный запах горящих поленьев. А вот лица собравшихся на
Совет были иными.
которые по праву и традиции присутствовали на Малом совете: графы Валуа и
д'Эвре, граф Пуатье и юный принц Карл, коннетабль Гоше де Шатийон; однако
сидели они не на своих обычных местах; а его высочество Валуа уселся справа
от королевского кресла, на том самом месте, где восседал ранее сам Мариньи.
Локетье, ни Гийома Дюбуа, прославленных легистов и верных слуг Филиппа
Красивого. Новые люди заняли их места. Матье де Три, первый камергер
Людовика X; Этьен де Морнэ, канцлер графа Валуа, и многие другие, которых
Мариньи знал, но с которыми ему еще не случалось ни разу встречаться на
заседании Малого совета.
современным языком, это, во всяком случае, свидетельствовало о значительном
изменении в его составе.
рождению принадлежали к самой высшей знати. Да и то их оттеснили в конец
стола. Всех советников-горожан отстранили. "Могли хоть по крайней мере
предупредить меня", - подумал Мариньи, не сумев сдержать гневного движения.
И, обратившись к Югу де Бувиллю, он спросил подчеркнуто громко, так, чтобы
его слышали все присутствующие:
мессира Бурдене, ни мессира Бриансона, ни Дюбуа? Что помешало им явиться на
заседание? Принесли ли они свое извинение по поводу самовольной неявки?
Роллинс Джеймс
Ковальчук Вера
Свержин Владимир
Апраксина Татьяна
Роллинс Джеймс
Сертаков Виталий