Чтение 78–й страницы книги ~Повести древних лет~

прощался, называя каждого по имени.

Галля, от лица которого ничего не осталось, положили рядом со
Свавильдом. Впервые силачи-берсерки не нашли повода для смешных и
бессмысленных споров на потеху другим. Канут, Лодин, Бранд... Запах
разложения был нестерпим.

С высоты колоссального холма-костра ярл видел море, широкую реку с
островами и протоками, зеленые леса, уходившие вдаль.

Новый Нидарос, которого не будет...

Трупы ложились тесно, один на другой. Погибших вестфольдингов
провожали крики биармов, суливших ту же участь живым.

Оттар не считал тела. После Канута и первых умерщвленных ядом ушел
еще шестьдесят один викинг и, быть может, не один из живых носит в своей
крови начала той же смерти.

Гору дерева подожгли со всех сторон. Хриплым голосом Эстольд начал
песнь Великого Скальда:

Стремительный удар меча,

укол стрелы, блеск топора, -

и мир исчез в твоих глазах.

Издали биармы отзывались своим однообразным, упорным, как течение
реки, одним и тем же криком:

- Смерть, смерть!..

Ярл отвел сторожевые посты за окраины бывшего городка. Охранялись
лишь место погребального костра и пристань.

Дорога дивная небес,

она тверда, она верна,

как меч, как викинга рука.

Морской ветер натягивал серый полог тонкого моросящего дождя. Черный
дым погребения вздымался тучами, пламя лизало безжизненные тела.

Викинги отвечали кормчему "Дракона" нестройным, диким хором, в
котором едва различались знакомые слова:

По ней летит могучий конь,

он бел, как снег, он чист, как свет.

Биармы приближались. Их угрозы звучали яснее. Хор вестфольдингов
подхватил:

На нем валькирия спешит,

с ней Вотан шлет тебе привет.

Ветер загибал чудовищные факелы на дорогу, ведущую к пристани, и
викинги отступали шаг за шагом.

Тебя он ждет, он ждет тебя,

готово место для тебя.

Тревожные вскрики рогов звали викингов к драккарам. Сомкнув строй,
вестфольдинги уходили железным кулаком, спешным шагом. Скорее бы, скорее
на румы - и прочь, в море, в море! Подальше от берегов Вин-о!

Вслед им шипел и рычал Всеочищающий Огонь. Легкий прах погребенных
уносился ввысь, и никто, даже Отец Вотан, не мог бы погасить погребальный
костер вестфольдингов, воздвигнутый Оттаром на чужой земле - вместо тына и
горда Нового Нидароса...

Сквозь дым в спины викингов спешили страшные стрелы биармов.

3

В ту тревожную ночь, когда колмогоряне пробовали сжечь драккары и под
короткую носовую палубу "Дракона" заглядывали отблески пламени горящих
расшив, к черпальщику свалился нож, потерянный одним из викингов.
Черпальщик подобрал странную вещь, попробовал пальцем острие и увидел
каплю своей крови.

Эта вещь сама резала и колола.

Человек без имени и без речи был болен, но не знал этого. Ему стало
трудно выполнять обязанности, о смысле которых он забыл.

В его памяти навязчиво жили лицо и фигура женщины, страшной жрицы.
Она могла для чего-то разрезать его грудь и достать кусок живого мяса. В
ушах черпальщика сохранился ее голос. Сама она появлялась по ночам, а днем
пряталась в дальнем черном углу под палубой, в основании шеи зверя. Он
боялся этой белой женщины. Но ее образ притягивал его. И он возненавидел
всегда полную жидкости черпальню и черпало на длинной рукоятке. Такое
тяжелое-тяжелое, зачем оно?..

Он брался обеими руками за медный ошейник, пробовал просунуть под
него подбородок и, быть может, пытался что-то вспомнить. Для чего этот
жесткий обруч и откуда он взялся?

Жидкость из переполненной черпальни холодила босые ноги, он
взглядывал вниз. Он не обращал внимания на комаров, которые густо сидели
на его лице и всех не прикрытых лохмотьями частях тела и копались в
огрубелой коже.

Эстольд заметил небрежность траллса, черпальщик услышал непонятные
звуки и почувствовал удары. Не боль, только удары. Кормчий "Дракона"
заключил, что черпальщик износился, как весло, бортовая доска и другая
часть драккара. Слишком долго просидев на цепи под палубой, черпальщик сам
превратился в дерево, тем закончив свои срок. Заменить его было некем.
"Дракон" спокойно отдыхал у пристани. Его кормчего, ближайшего помощника
ярла, всецело поглощали трудности войны с биармами. В дальнейшем,
угнетенный мыслью об уколе стрелой, Эстольд совсем забыл об отупевшем
траллсе.

Черпальщик припрятал нож, зачем - он не знал. Он поглаживал лезвие,
лизал железо. Холод металла и острота клинка напоминали не сознанию, а
пальцам и рукам о свойствах ножа.

Во время стоянки у причала никто не пользовался неудобной черпальней
под низкой палубой. Черпальщик мог бы вырезать вбитый в киль крюк,
державший цепь на ноге, и скользнуть через борт с надеждой на успех.

Так он поступил бы десять лет тому назад, быть может - и пять лет.
Ныне для прихода такой мысли было слишком поздно. Он захотел проникнуть
сквозь днище драккара. Когда и как он решился, он не знал. Вода в
черпальне мешала работать, он выздоровел и вовремя выбрасывал жидкость за
борт и ковырял жесткое дубовое дерево.

Сидя на корточках, черпальщик что-то бормотал, усердно сопя. В тихих,
как гуденье шмеля, звуках голоса превращенного в зверя человека вряд ли
кто смог бы уловить ритмы песен белой красавицы Гильдис.

Он точил днище "Дракона" с инстинктом мыши, которая грызет половицу
без особого расчета, но умеет приспособить сечение отверстия для своего
тела. Когда ему казалось, что кто-нибудь может заглянуть под палубу, он
прятал нож и замирал, скорченный и бесформенный кусок, не как человек, а
как та же мышь, почуявшая запах кошки.

И все же не совсем мышь... Чтобы пройти, он нуждался в круглой дыре и
долбил не сплошь, а канавкой, пытаясь описать окружность. Он узнавал
глубину пальцем и точил древесину везде на одинаковую глубину. Потом он
толкнет дерево и выскочит целиком, щель для него не годилась. И чем дальше
он вырвется от драккара, тем лучше. Потому он протачивал не бок, а самый
низ днища. Мешало толстое бревно киля и, завершая окружность, он дважды
прорезал его.

Мелкие кусочки дерева и труха попадали в черпальню. Переполнявшая
черпальню вода разливалась, мешала работать. Он опорожнял черпальню. О
том, что кругом драккара вода, он не знал.

Из "Дракона" выбрасывали каменный балласт, и драккар поднимался.
Затем он ушел глубоко в воду под тяжестью добычи. Черпальня быстро
переполнялась и отрывала черпальщика от его дела. Добычи было очень много,
траллс сидел в темноте, и ему оставили столько места, чтобы он мог
размахнуться черпалом.

Когда драккары принимают нагрузку больше обычной, черпальни быстро
переполняются. Самое хорошее и просмоленное дерево нуждается во времени
для набухания. Эстольд заметил, что оба черпальщика, и на корме и на носу
"Дракона", работают одинаково хорошо.

Глава седьмая

1

Готовые к бою лучники и пращники, цепко держась ногами, стояли на
палубах драккаров и на румах между гребцами.

Еще поднимали якоря и не успели освободить заброшенные на пристань
причальные канаты из китовых ремней, а уже надвигались поморянские
латники, - их Оттар насчитал до пятидесяти, - и спешили бездоспешные воины
с дощатыми щитами.

Со звуком первых ударов кормчих в бронзовые диски в драккары и с
драккаров полетели стрелы. Помня об отравленных стрелах, кормчие избегали
никчемного состязания в меткости и спешили отвернуть от материкового
берега. Вестфольдинги владели водой, на речных островах ниже пристани не
было засад. Бессильные стрелы уже лишь на излете достигали "Дракона",
отошедшего последним.