Патрикианские дома, в которых двери и ворота были не только заперты, но и
завалены изнутри, чем придется, будто сжались безгласные, без одного
огонька - страх тушил даже неугасимые лампады перед иконами.
тайника, известного только главе семьи, его жене и старшему сыну,
извлекались клинки с серебряными рукоятками в ножнах, отделанных
самоцветами, роскошные кинжалы. Здесь же чуть дрожащая рука нащупывала меч
предка, строгий, простой, но крепкого железа, находила кривой акинак*
перса, добытый в Месопотамии, двуострую франциску, привезенную с Рейна,
мидийский щит, обтянутый каменно-твердой кожей слона.
гарнизонами. Что дальние годы! Совсем недавно покой Византии охраняли и
три и пять легионов, да и в Палатии жило надежное войско. Охлос* боялся
буйствовать. Увы, тогда грозило буйство самих войск, солдаты сами суть
вооруженный охлос. Римские мечи убивали римских императоров, выскочки
покупали диадему золотом, рассыпая его в казармах. Как глупый старик Юстин
и гнусный Юстиниан.
Харибды мореплавателю открывалось чистое море, для империи же патрикий
видел тупик: или произвол охлоса, или произвол войска. А в промежутке -
произвол базилевса.
в дальнем покое господского дома. С патрикием был сын, зять домоправитель,
и четверо клиентов, питающихся с его стола. А остальные? Из трех десятков
рабов - привратников, конюхов, поваров, уборщиков - он мог кое-как
положиться на десятерых. Им он верил, они родились в его доме, он не был
жесток. На заднем дворе, при мастерских было еще шесть десятков рабов и
рабынь. Патрикий считал себя исключением, наказания применялись редко. Но
кто захочет защитить его жизнь?..
проклятие, посланное сыном базилевсу.
зверь напал на соседа. Теперь мгла кажется не такой густой. Ищут не его,
патрикия империи, чьи предки прославили свое имя не только мужеством. Род
Тацитов дал знаменитого историка и доброго императора. Пусть другие дадут
столько же!*.
креатура отвратительного Иоанна Каппадокийца. Порядочные люди презирали
судью. Вымогатель и взяточник, юстиниановский торговец совестью. К нему
Тацит не пришел бы на помощь, располагай патрикий целым легионом.
что этот Теофан по приказу Феодоры погубил патрикия Бассиана. Несчастный
будто бы плохо отозвался об этой дурной женщине. На самом деле безилиссу
соблазняло богатство Бассиана, и, увы, Бассиан был человеком распущенного
поведения и приближался к Феодоре, когда... - патрикий не захотел указать
время. - Теофан пытками вынудил несчастных клиентов Бассиана оговорить
своего патрона в приверженности к содомскому греху. Приговор выполнялся с
таким зверством, что изувеченный Бассиан умер. Его достояние Теофан нагло
объявил выморочным, хотя все знают в лицо братьев и сестру Бассиана.
обоих, Теофан сумел конфисковать спорные земли в пользу Юстиниана.
притоны разбоя и гнусности, - мрачно сказал патрикий.
Теофана. Во дворе жена и дочь судьи протягивали руки, прося пощады. В
ответ сверкнули пыточные ножи. Восставшие требовали Теофана.
покажем зрелище.
рабов. Со злым смехом мстители сорвали крышку. Теофан нырнул, задохнулся,
всплыл. На него набросили петлю и полуудушенного вытащили. Отвращение
послужило щитом. На веревке, за которую Теофан цеплялся, как за жизнь, его
повлекли в атриум. Ледяная ванна в фонтане кое-как смыла нечистоты.
ремесленник с руками пурпурного цвета. Красильщик большими пальцами нажал
на глаза Теофана:
выпустил безумным!
зуб!
нагрузившись добычей, по их мнению, законно взятой на хищнике-судье,
другие гневно били все, ломали, помогая огню уничтожать.
новые массы людей и оставляя тех, кто выдохся и потерял силы.
чем дом судьи. Над гигантской жаровней метался столб пламени. Судью
неправедного метнули в огонь. Время не ждало, ночь неслась бешеным конем,
а дело лишь начиналось.
напоминало о недавнем происшествии. Надсмотрщик, поклонившись, сказал
патрикию:
бросить на нас толпу, не так ли? Когда они вернутся, - если вернутся, -
всех хорошо накормить. Не упрекать, забыть. А теперь пойдем посмотрим на
улице, не нужна ли кому из несчастных наша помощь.
величественным монументом. Церковь причислила к лику святых первого ряда,
назвала Равноапостольным. На взгляд кафолической церкви Константин мог бы
на правах брата подать руку Петру, привратнику рая.
Константина была одной из многих лжей, которыми оскверняла себя религия
угнетенных, лишь только ее вожаки прикоснулись к соблазну светской власти
и по-хозяйски возложили руки на хребет златого тельца, презираемого
издали, но вблизи так соблазнительно-пышного.
смелый владыка вел себя по отношению к религии мелким торгашом, очень
похожим на тех, кто впоследствии ходил иногда в церковь на всякий случай -
вдруг "там" нечто есть, не запастись ли и этой благодатью?
видов, этот человек с двойным дном не хотел окончательно связывать себе
руки. К тому же если действительно существует рай христиан, лучше
приберечь магическое таинство крещения до последнего часа жизни. Вся
греховность долгих лет смоется сразу, и император предстанет перед
небесным привратником чистым, как новорожденный. Так Константин и сделал.
Тридцать один год его правления был временем лжи и компромисса между
церковью и империей. Роковой отпечаток никогда не изгладится.
взоры на восток - отнюдь не для приветствия утренних зорь! Он нес туда
крест.
задолго до лет Константина, добрались до самого берега Азии, до Океана
Синов. Желтолицый ученый в шелковой одежде, который знал наизусть десять
тысяч знаков, - одно созерцание их возвышает человека, так как даже часть
знака изображает идею, - любознательно внимал новому СЛОВУ. Что ж, и
Конфуций* учил честности, почтению к родителям, благотворительности,
осуждал злых. Человек добр по природе, в мире нет противоборствующих сил,
лишь сам смертный готовит себе погибель, преступая закон по ошибке.
Поэтому народ нуждается в постоянстве примеров и поучений. Любить
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Белов Вольф
Шилова Юлия
Маккарти Кормак