Валентин Дмитриевич Иванов

Русь Изначальная

Роман

Том второй

Глава девятая. ВЛАЧА КРОВАВЫЙ СЛЕД

Черные тучи с моря идут,

хотят прикрыть четыре солнца,

и в них трепещут синие молнии.

Быть грому великому!

"Слово о полку Игореве"

Не на сторожевой вышке, что внутри росской слободы, а на высоком
берегу, где на холме стоит забытый бог забытых людей, запылал прозрачным
пламенем костер из сухого долготья. Не дали воли веселому огню, забросали
сучьями сырой ольхи, заложили травой. Со свистом, с шипением боролись вода
и огонь, текучее и твердое, сухое и жидкое.

Князь-старшина Колот-ведун положил руку на плечо Всеслава. На
волосатом запястье блестел бронзовый браслет в три пальца ширины, на
темных пальцах сверкнули перстни. Колот громко произнес слова, смыслом
своим понятные только Всеславу:

- Куда дерево рубят, туда и валится оно, князь-брат, - сказал Колот,
по ошибке будто бы дав Всеславу высокий титул.

Да, рубили дерево, срубили. Перед светом в слободу прискакал Мстиша,
передал, слова не изменив, сказанное ему для воеводы. Близятся хазары.
Упало дерево в сторону, избранную дровосеком Всеславом да его
подсказчиком, князь-старшиной Колотом.

Шепча заклинания одними губами, Колот бросал на костер травинки,
связанные наговорными узлами, следил, какую примету явят судороги
сгоравших былинок. Следили и другие, веря в гаданье. Верил и сам Колот.

Утро тихо, ветер спит, и серо-черный дым распускается исполинским
хвостом над вершинами росского леса. Еще и еще несут сухие дрова, еще и
еще гнетут пламя сырьем. Великому костру гореть до ночи; его заменят
смоляные факелы на сторожевой вышке.

К небесной тверди лезет зыбкая башня. Будто бы люди замыслили
построить небывалое. Внизу воздух по-прежнему недвижим, но там, в высоте,
видно, есть ветер. Башня оседает, опять вздымается. Вверху хлопья дыма
тают и, сделавшись нежно-прозрачными, исчезают в пустыне поднебесной
степи. Но снизу, от. тлеющей громады, в небо, подобно нашествию, идут
новые и новые дымные орды. Само солнце застилается, и на землю ложатся
тени. Ныне никто в росской земле не сможет утешить себя сомнением, никто
не скажет, что либо смолокур запалил крытое дерном огнище из корней,
сочных смолой, либо кузнец задумал жечь в яме березу на уголь, чтобы
сварить железо из руды.

У россичей все готовы услышать злые вести, как вспаханная земля
готова принять семена. Не зря старался и карикинтийский пресвитер
Деметрий. Не мог он похвалиться обращением славян в истинно кафолическую
веру, обратно увез медные и серебряные крестики и иконки на шелковых
гайтанах, на серебряных цепочках и на льняных шнурках. Не привел он ко
Христу людей, зато хорошо посеял в сердцах не страх пусть, но ожидание
верной беды.

Для Деметрия жизнь была неизменна, от века однообразна; все живое
наделено печально-гибельным стремлением к греху. Путь земной жизни краток,
ничтожен перед вечностью страданий для многих или перед вечностью рая для
избранных.

Будто бы метко уличил Чамота злого проповедника. Будто бы доказал
умный князь-старшина, что не бог ромейский, а сами ромеи науськивают
Степь. Тем более помнились пророчества Деметрия:

- Что ж, надевайте ваши шлемы, облекайтесь в брони и точите копья. Вы
увидите, что совершится с вами. Отовсюду ужас. Не убежит быстроногий, не
спасется сильный, они споткнутся и упадут. Нет для вас спасенья, ваш вопль
наполнит леса и нивы, и степь покроется вашими телами, и ваша плоть
останется без погребения. Вы не послушались слова божия. Вы будете
истреблены, и дома ваши, и дети, и жены, и скот. И трупы ваши будут
брошены под дневной жар и на холод ночи.

Люби ближнего, как самого себя, не поднимай меча, будь кроток, прост
душой - мягкие увещевания Нового завета легко забывались проповедниками
Христа. Сам Христос сказал, что не мир он принес на землю, но меч, и
признал святыней преданья Израиля. И Деметрий с искренней верой повторял
грозные предсказанья древних свирепых пророков:

- Истинный бог говорит вам: я подниму на вас степных людей, жестоких,
необузданных, которые бродят по земле лишь с целью грабежа. Кости отцов
ваших выбросят из могил, раскидают под солнцем, луной и звездами, которым
вы поклоняетесь. А вас самих не уберут и не похоронят. И будете вы, как
навоз в огородной гряде. И если кто из вашего племени останется жив, то
сам смерть предпочтет жизни.

Накаркал черный ромей в души славянских людей.

Ждали. С не случайной поспешностью поднялся дым над слободой илвичей.
Еще два дыма вскоре сделались заметны: на северо-востоке, где каничи, и на
севере, у россавичей.

Знали: тревога пошла в глубь земли людей росского языка, передаваясь
от слободы к слободе, от илвичей - к ростовичам, от тех - к славичам и
триполичам с хвастичами, далее - к бердичам, к здвижичам, житичам. Так до
самых припятских дебрей узнают о войне, которая движется в лес из степи.

Земли росского языка рассечены реками, речками, многими речушками,
ручьями, ручейками, ключами, подключиками. Затенены земли лесами,
ограждены болотами и трясинами. Чем далее к северу от Рось-реки, чем далее
от Днепра к западу солнца, тем труднее пробраться, тем легче
заплутаться-запутаться и без лукавой помощи лешего.

Здесь, не зная, не пролезешь. А кто знает, тот может за шесть дней
проехать верхом от Роси до Уж-реки через земли пяти племен: илвичей,
триполичей, ирпичей, здвижичей и иршичей. Некогда россичам бегать за
помощью к дальним соседям, ближние помогли бы. Всеслав не послал в дальние
земли. К ближайшим же поедут избранные послы, росские князь-старшины:
Дубун - к илвичам, Колот - к каничам, Чамота - к россавичам. Их дело
собрать роды на погостах и уговорить не ждать времени, когда заплачет
кровью росская земля, а вместе идти на Рось-реку и бить хазар на выходе из
степи.

В свои роды поскакали слобожане с копьями, на копьях хвосты вороных
коней; встречный россич без слов узнает весть по черной пряди.

Нынче в росской слободе почти две сотни слобожан. Никогда, даже с
Всеслава Старого, не скапливалось у росского воеводы столько воинов. В
хозяйстве готово все, но каждому нашлось дело. Разбирали стрелы из запаса
и, заворачивая в кожу, вязали снопами по четыре десятка. Так стрелы возят
в тороках* при седле для пополнения колчанов. Владевшие мастерством
продолжали готовить новые стрелы - в бою стрела в избытке не бывает.
Сухими клинышками подбивали насадку топоров и копий. На точильных кругах
острили мечи, ножи, сабли, секиры. Работали споро. О хазарах - ни слова.
Праздное слово ослабляет душу. Для боя род кормит слобожан, слобода
головами платит за корм. Так было и есть.

_______________

* Т о р о к и - мешки, сумы, подвешиваемые к седлам.

Воевода лгать не привык. Колоту же весело. Это он, бродя в поисках
налитых тайной силой трав, подметил в степи за Турьим урочищем хазарский
загон. Он же, передав весть Всеславу, хитро научил друга молчать. Но
совершить ложной вестью испытание общности росских племен надумали оба.
Ответ будет на одном Всеславе.

Солнце шло к полудню, когда к броду вырвался всадник. Замученный
долгой скачкой конь пал в воду. Не успел еще второй Ратиборов посланный
пешком доковылять до слободы, как Всеслав узнал Мужко и понял без слов. И
дурно подумал: накликали сами.

Мужко меньше чем на день отстал от первого посыльного. Увидев
собственными глазами хазарское нашествие, он гнал лошадей и себя без
пощады.

Еще день, два или три, но не более шести дней могут дымиться костры
над Поросьем. Более двух десятков сотен степных людей, жестоких,
необузданных, идут на Рось с единственной целью грабежа. Не придется ли
росским градам вновь рассыпаться золой? Не останутся ли от росского семени
редкие люди, как былки на выбитом пастбище?

Тусклы выцветшие глаза князь-старшины Велимудра: старческая вода
погасила ясность взора. Бурые пятна, будто осенние листья, налипли в
трещинах сухих морщин. Ничто не мило старику, его сердце закрылось для
движений любви, радости, жалости, сострадания к чужому горю. Велимудр
остался одиноким. В своем роду среди своих кровных он жил воспоминаниями и
правил родом привычкой к обряду правления. Себя же он держал в жизни силой
воли, единственной силой, которую не отняла дряхлость.

Выставив косым горбом спину, - как давно спина перестала гнуться и
когда нарос горб, князь-старшина не помнил, - он топтался на росском
погосте. Было неприбрано, пора бы велеть прополоть под богами. Да времени
нет - хазары из степи идут. Одеревеневшие ноги старика путались в стеблях