варваров угнетала Эгина. Рабы погибали десятками тысяч, но их место
занимали новые скопища "говорящего скота".
Невольников разденут догола и выведут на помост. Покупатели станут
заглядывать им в рот, испытывать их силу, заставят живой товар бегать и
прыгать. Руки вислогубых стариков жадно ощупают пятнадцатилетним девушкам
груди и бедра. Доходное занятие - работорговля. Невольник, способный
выполнять простую, но тяжелую работу, стоит около двух мин [мина -
денежная единица: 28 золотых рублей]. Знающих ремесло продают гораздо
дороже. Выручка за рабыню, предназначенную для удовольствий, равна десяти,
двадцати и даже тридцати минам, или трем тысяч драхм, тогда как годичный
заработок наемного ремесленника составляет всего триста драхм.
Феагена, разберут и определят на работу. Доля тех, кто сделается
управляющим мастерской, торговым доверенным хозяина, приказчиком,
счетоводом, хранителем склада, поваром, флейтистом или танцовщицей, еще
завидна.
которых загонят в рудники Лавриона? Их спустят в шахты глубиной в
девяносто локтей, принудят по двенадцати часов долбить бронзовой киркой
твердую породу, тащить ее наверх при помощи веревок и корзин, промывать
водой из мутного бассейна, плавить в горнах, грузить бруски серебра на
мулов и везти их по афинской дороге.
превратиться в беспомощного старца: невыносимо тяжелая работа, голод,
жажда, побои и хворь отнимут у молодца силу, и его живьем сбросят под
обрыв, на груду скелетов, обглоданных клыками диких зверей.
усмехнулся. Чем он сам сейчас лучше раба?
оливковой роще? Он колебался. Упаси бог, нет! Может быть, сегодня удастся
достать кусок хлеба? И опять добрая надежда повела измученного, совсем
павшего духом человека к воротам великой столицы.
и бросил взгляд на темный массив Акрополя, на силуэты стен, косо срезанных
сверху вниз или ступенчатых, по мере их подъема к вершине, и переходящих
основаниями в обрывы необычайно крутого холма.
угадывались смытые дождем оливковые рощи, приютившиеся на его склонах,
извилистый путь к широкой мраморной лестнице у входа в замок, крыши малых
храмов, выступающих над входом, в ряды строгих колонн Парфенона, как бы
парящего на огромной высоте над скопищем великолепных дворцов и жалких
лачуг, из которых состоят Афины, и гармонично венчающего нагромождение
обрывов, острых скал, зияющих провалов и троп, подобных глубоким шрамам.
Далеко позади Высокого Города тянутся гряды синих гор. Их словно размытые
гребни растворяются в тяжелых слоистых тучах.
подобно клубам черного дыма, спустились почти до самой земли. Сквозь
пелену нижних рассеянных туч виднелись мрачные верхние облака. Пошел
мелкий, но густой холодный дождь. Как ни кутался Феаген в козью шкуру,
ветер, словно издеваясь над бедным человеком, заносил ледяные брызги то
спереди, то сзади, то слева, то справа, и Феаген продрог до того, что не
мог унять скрежета зубов.
впадает в Кефис на западе, в оливковой роще. С толпой замерзших селян и
купцов Феаген миновал городские ворота и направился к Агоре. По какой идти
стороне? По правой, где дворцы, театры, ипподромы, кварталы домов с
колоннадой, внутренним двором и садом, или по левой, где ютятся
ремесленники? Феаген вспомнил удар бича и свернул налево.
приземистых, покосившихся лачуг, напирающих друг на друга с обеих сторон
кривых, грязных улиц; его слух раздирали стук, звон и скрежет,
доносившийся из лавок плотников, гончаров, кузнецов, башмачников,
кожевников, ткачей, чеканщиков, накатчиков, медников и портных. Тут пахло
всем, чем только может пахнуть бедняцкая часть города: дохлой рыбой,
замоченной кожей, сырой глиной, козьей шерстью, чадом расплавленной меди,
прелым навозом, и лишь запах свежевыпеченного хлеба не витал меж убогих
хижин из трухлявого дерева, битого кирпича и перегнившего тростника,
хижин, где в тесных комнатах с земляным полом обитали люди ремесла. Через
открытые двери мастерских Феаген видел полуголых рабов или свободных
наемных рабочих, склонившихся возле гончарного круга или ударяющих о
наковальню тяжелой кувалдой. Надсмотрщик подгонял замешкавшихся толстой
палкой, и по временам до Феагена долетало неумолимое и приводящее в
трепет:
болеть с новой силой. И все же Феаген завидовал ремесленникам. Пусть их
избивают, пусть им трудно у жарких горнов и вонючих засолочных ям, зато у
них есть работа; они едят овсяной хлеб, капусту, маринованную рыбу, пьют
вино - кислое, разбавленное водой, но все-таки вино; они спят под крышей,
а у него, Феагена, ничего нет, и он никому на земле не нужен.
разносчиков, лавочников, перекупщиков, селян и пьяных блудниц. Сняв шапку
и протянув ее перед собой, почти не видя уже ничего, он поволок свои ноги
мимо рыбных, сырных, хлебных, винных рядов, мимо торговых палат и навесов
из тростника, мимо товаров, сложенных на подстилках под открытым небом,
мимо столов ростовщика и менялы, пока не ударился плечом о каменный столб.
Феаген поднес шапку к глазам - она была пуста. У него странно зашумело в
голове, он покачнулся и упал.
прося сочувствия, все равно никто не откликнется на твой зов; вокруг
мертвого же почему-то всегда объявляется толпа доброжелателей, готовых от
души помочь усопшему словом и делом, хотя ему теперь уже на все наплевать.
Народ окружил Феагена. Кто-то со вздохом принес чашу вина. Другой, скрепя
сердце, отломил от своих запасов кусок хлеба. Феаген, на свое счастье, был
еще жив, и его отходили кое-как; вино согрело бродягу, хлеб подкрепил, и
люди, убедившись, что опасность прошла, опять оставили беднягу одного.
Что делать? Что тебе делать, марафонец? Еще одна ночь, как сегодня, - и ты
пропал. Мысль о смерти захолодила сердце. Нет, нет... Надо жить, но как
жить? Где выход?
давно не называли по имени, обходясь кличкой "бродяга".
он увидел Дракила. Когда-то гладкий и толстый, словно повар, а теперь
обрюзглый, лысый и неопрятный. Дракил полгода назад задолжал ростовщику,
не сумел уплатить и разорился, - его лавка мелких товаров, которую он
держал в Марафоне, попала в руку того же Ламаха. Бросив жену и детей,
Дракил, как и Феаген, отправился по афинской дороге с твердой верой в
удачу. И правда, более изворотливый Дракил ухитрялся чаще, чем другие,
добывать кусок хлеба и голодал меньше, чем Феаген. Но сегодня, очевидно,
не повезло и Дракилу. Бывший купец сокрушенно причмокивал толстыми губами
и уныло вздыхал.
рядом.
сидели около часа - ведь торопиться им было некуда. Феаген задремал.
Дракил последовал его примеру. Наступил уже вечер, когда их разбудил
чей-то говор. Они открыли глаза. Перед храмом стояли три бородатых
афинянина в дорогих зимних шапках, широких теплых плащах и двойных
башмаках, - этих-то не пугал холодный ветер.
греческих вождей. Весной Александр переправится через Геллеспонт.
разрушение греческих храмов.
ними глумятся. Ты забыл, как жители Фокиды разграбили святилище Дельф? И
тогда защита оракула послужила хорошим поводом для войны между фокидцами и
фессалийцами. А македонец Филипп вмешался в драку и прикрутил хвосты и тем
и другим. Месть за поруганные храмы - только предлог, и всякий, у кого
мозги не разбавлены жидким навозом, это понимает. Македонцы хотят
захватить богатства персидского царя - вот причина войны.
богатая, роскошная страна, где мы можем добыть счастье, приволье, избыток;
вместе же с богатством вернуться в дома и общины единодушие и согласие".
Хорошо сказал. Разве тебе не нравится персидское золото?
шакал". Что ни говорите, я одобряю замыслы Александра. Вспомните слова
мудреца: "Счастливая война с Персией откроет простор предпринимателям и
освободит Элладу от бедного люда, дав работу бродягам, угрожающим
существованию государства". Значит, война против персов нам выгодна
вдвойне: с одной стороны - добыча, с другой - мы избавимся, наконец, от
Перумов Ник
Панов Вадим
Конюшевский Владислав
Володихин Дмитрий
Прозоров Александр
Панов Вадим