подрыгивая ногой, вынутой из стремени.
выбивают.
поехал вниз, к своему стану. Дорогой, не совестясь дружины, ругал князя
Киевского непотребными словами. В галицком стане его ждал Котян-хан.
усидят, втянутся.
становились в боевые порядки. Пока строились, взошло солнце. К шатру
подскакал Даниил. На налобной части его шлема сверкала серебряная накладка
с суровым ликом архангела Михаила, золотой обод на венце шлема был украшен
изображением грифонов и птиц; выпуклый стрельчатый наносник опускался до
подбородка; с нижнего края венца на плечи и на грудь молодого князя
ниспадало кольчужное ожерелье, позванивая о сверкающие пластины панциря.
двинулись на врага. Впереди скакал Даниил. Вскинутая вверх сабля жарко
вспыхивала на солнце. Мимо князя Удатного, горяча коней, пошли и галицкие.
На древках с навершьем-крестом полоскались алые полотнища стягов,
проплывали хоругви с изображением Георгия Победоносца, мелькали рыжие
бунчуки, напоминающие Захарию туги монголов. Конь под Захарием навостривал
уши, подергивал поводья.
в середину и откачнулся назад, словно откинутый упругой силой лука, но тут
же снова пошел вперед. Вцепился во вражьи ряды, и гул битвы покатился по
холмам. Правее на монголов навалились полки галицкие, левее - половцы.
Медленно, трудно русская и половецкая рать стала осаждать врагов назад.
Мстислав Удатный бросил в сражение запасной полк, и монголы стали сдавать
заметнее. Повернув к дружине веселое лицо, князь сказал:
посрамят наши храбрые воины.
строй врагов. Если бы им добавить свежих сил, они бы рассекли монгольское
войско надвое...
поднятая степным бегунцом-вихрем.
конница устремилась на половцев, ударила в бок их порядков. Мстислав
Удатный выругался.
Стоять без дела он уже не мог, почуяв, что в битве наметился перелом,
опасный для русской рати. Безотчетно он ждал этого с самого начала
сражения. Уж если монголы вступили в сражение, будут драться до победы или
полного изнеможения. Уполовиненными силами их одолеть непросто.
бояр и воевод, заслоняясь от солнца ладонью, смотрел на битву.
Вот и пусть...
половцев, смяли их боевые порядки. Не устоят они - не удержатся и
волынские, галицкие полки. Но еще не все пропало. Тысячи киян стоят на
холме, тысячи черниговцев - внизу... Неужели же они так и не сдвинутся с
места?
больно. Прежде, в Хорезме, был бит куда более жестоко. Но там били чужие.
А тут свои, русские братья... Захарий едва сдержал слезы. Горькой,
невыносимой была обида. Он лежал ничком на траве. Трудно было поднять
голову и посмотреть людям в глаза.
Половцы не выдержали натиска, стали отступать. Монголы усилили нажим. И
половцы побежали. Они уходили, обтекая холм, накатываясь на стан Мстислава
Святославича. Черниговцы попытались их остановить, но были смяты.
Обезумевшая от страха толпа половцев захлестнула стан. Закипело
человеческое коловращение. И уже не одни половцы, но и черниговцы хлынули
через реку. Следом с победными криками мчались монголы.
Калку.
Мстислав Романович удивленно воскликнул:
одолеть врага окаянного!
холма скапливались свежие силы. Как только облягут укрепление - конец.
Монголов, не держали крепостные стены, городьба из кольев и подавно не
удержит. По зловредной воле своего князя кияне сами для себя сделали
ловушку. Понял это не один Захарий. Смельчаки садились на коней, скакали
вниз, стремясь прорваться к волынским и галицким полкам. Внизу, на правом,
равнинном берегу Калки, общего сражения уже не было, русские и монголы
рассыпались по всему полю, завязывались скоротечные схватки...
остриями кольев, помчался вниз. Суждено - уйдет вместе со всеми, не
суждено - падет в борьбе. Все лучше, чем быть зарезанным, как барану. Конь
разогнался под гору, бросился в реку, расхлестнул брюхом воду, взмученную
тысячами копыт, всхрапывая, вынес Захария на правый берег. Воинов,
покинувших укрепление, было сотни полторы, от силы - две. С отчаянием
обреченных они ударили в затылок монголам, и те расступились, словно бы
давая дорогу, но тут же начали сжимать со всех сторон. Над головой
засвистели стрелы. Захарий припал к гриве коня. Заходящее солнце висело
над степью красным пылающим шаром, и Захарий успел подивиться: день
заканчивается, а казалось, что сражение длится час-другой... Больше он уже
ни о чем не думал. Зазвенели мечи и сабли, затрещали, ломаясь, копья. Он
вертелся в седле, отражая и нанося удары. И не видел, что все меньше и
меньше остается в живых русских воинов. Убитые, русские и монголы,
устилали землю...
схватиться за гриву коня, ему показалось, что схватился, но удержаться не
мог - клочок гривы остался в руке. Однако это была не грива, а жесткая
степная трава. Он лежал на земле, и перед лицом мелькали лохматые ноги
монгольских лошадей; они мелькали все быстрее, быстрее, пока не слились в
черноту, поглотившую его,
неживой свет серебрил метелки ковыля, взблескивал на доспехах павших. Весь
бок задеревенел, стал чужим, в голове шумело и звенело. Но сквозь эти
звуки в себе самом он услышал: недалеко от него стонал человек. Попробовал
встать - не смог. Превозмогая боль и слабость, пополз на стон. Полз,
перелезая через тела убитых. Лицо одного из монгольских воинов показалось
ему знакомым. Неужели Судуй? Но его тут быть не должно. Просто похожий...
Пополз дальше, но что-то заставило его возвратиться. Замутненное сознание
мешало разглядеть воина. Он полежал, набираясь сил, потом приподнялся на
руках. Шлем скатился с головы воина, тускло поблескивал в траве. Воин
лежал на боку, прижав обе руки к груди, рот был приоткрыт. Воин, кажется,
хотел набрать в себя воздуха, но сил вздохнуть уже не хватило. Захарий
смотрел в бледное, искаженное мукой лицо и не хотел верить, что это-
Судуй. Пошарил на его шее, рука вытянула куколку на шелковом шнуре. Образ
духа-хранителя, что ли. Эту куколку, он вспомнил, на шею Судуя надела его
мать. Такую же она хотела надеть и Захарию, но он отказался... Не увидят
больше мать и отец своего сына. Осиротели твои дети, друг. Овдовела
жена...