воинов?
тысяч тридцать. Самое малое - двадцать, двадцать пять.
тяжелый куяк.- Когда я был маленьким, моя бабушка говорила мне: козленок
может забодать козу, но для этого козленок должен стать козлом..
досчитаемся? Ни вы, ни я этого не знаем. Но стоять на месте нельзя...
Помнишь, хан Тэмуджин, нас было трое, против нас - сотни и тысячи. Нам
неведом был страх смерти, и мы победили. Разве мы перестали быть мужчинами?
Моя безрассудная гибель приведет к гибели тысячи людей... Мы будем
отходить, друг Боорчу. Но куда? Направимся на полночь, там нас могут
перенять меркиты. Пойдем на полдень - безводные гоби истребят нас быстрее
воинов Нилха-Сангуна. Остается один путь - на восход солнца, в кочевья,
когда-то принадлежавшие татарам. Как отходить? Вперед пустим кочевые
телеги, стада, табуны, наши семьи и семьи воинов. Войско будет идти сзади,
прикрывая кочующие курени и отбивая охоту повернуть назад, сбежать...
маловажное отлетало в сторону как бы само собой. Он знал, что принял
верное решение, но все же спросил:
друзья Хулдар и Джарчи, Хасар... Полукругом стали у стены юрты. Тэмуджин
поднялся, заложил руки за спину, ссутулился.
Не пора ли ее растрясти и косточки поразмять?- По лицам нойонов было видно
- шутка не вышла. - В наши курени идет Нилха-Сангун. Гость, что и
говорить, дорогой, и товарищей у него много. А встретить-приветить его по
достоинству нечем. Не запаслись угощением. Потому, нойоны, самое позднее к
полудню все курени должны быть отправлены вниз по Керулену... Воины с
запасом хурута на десять дней собираются тут. За промедление и нерадение
не помилую никого. Так и передайте всем.
колышках шкура, долины, через одинаковые, как верблюжьи горбы, сопки
тяжелые телеги, табуны и стада. Шли почти без отдыха. На ночлег
останавливались в потемках, а с первыми проблесками зари снова трогались в
путь.
возблагодарил небо, что в свое время не дрогнул, без жалости и милосердия
извел под корень опасное племя. Пусть будут жалостливы матери, баюкающие
своих детей. Правитель, страшась пролить чужую кровь, поплатится своей.
речке Халха. Начиналась летняя жара. На правом берегу, на сухих
возвышенностях, трава увяла, посерела, на левом, более низком и ровном,
была еще зеленой. Тэмуджин надеялся, что жара заставит Нилха-Сангуна
повернуть назад. На северных лесистых склонах Мау-Ундурских гор он оставил
небольшой заслон под началом Джэлмэ, сам дошел до урочища
Хара-Халчжин-элет и тоже остановился. Через день прискакал от Джэлмэ гонец
- кэрэиты приближаются.
захватят табуны, людей, уныние вселится в сердце воинов, и тогда уж нельзя
будет и помыслить о сражении. Что ж, боишься - не делай, делаешь - не
бойся...
гребни песчаных наносов. Обойти его сбоку будет трудно...
ним следом. Джэлмэ удалось захватить пленного. От него узнали: с войском
идет сам Ван-хан. И все беглые нойоны там, и, Джамуха.
битвы. Впереди поставили воинов беглых нойонов, за ними в полусотне шагов
построились джаджираты Джамухи, дальше - кэрэиты. Всю равнину, от одного
до другого песчаного наноса, заполнили ряды воинов. За их спиной цветком
на зелени травы голубел шатер Ван-хана с тремя боевыми тугами на высоких
древках.
к Тэмуджину.
что они его побаиваются, но не позволил разыграться горделивости. Может
быть, хан-отец, если уж он пришел сам, не доведет дело до драки, может
быть, сейчас, подняв шапку на копье, примчится его посланец для
переговоров...
раздувались, руки дергали поводья, и каурый жеребец крутил головой.
Разобравшись, в чем дело, едва не отхлестал резвого братца плетью.
жарко. За спиной Тэмуджина фыркали лошади, над головой жужжали оводы,
соловый конь под ним не стоял на месте, переступал с ноги на ногу, бил
хвостом по бокам. Никакого посланца от Ван-хана не было. И не будет. Если
бы хотел мира, не пришел бы сюда.
Воины стояли за увалом, он видел только шлемы и копья.
тяжелой. Готовы ли вы к ней?
вечному небу - и понемногу начнем шевелить недругов.
невозможного, недостижимого - победы, посрамления своих бывших друзей,
своих родичей, и страстные слова молитвы теснились в голове,
схлестывались, путались, теряли смысл. Это была молитва не ума, а
страждущей души, для которой слова и не нужны. Сел в седло, чуть
расслабленный, как после короткого сна, вгляделся в ряды врагов. Они
стояли неподвижно, горячий воздух струился над ними, прохладной голубизной
выделялся ханский шатер.
лицо как жиром смазано - блестит, короткая шея открыта, по ней пот бежит
струйками, шлем сдвинут на затылок, по спине колотит сетка из железных
колец.
моему другу куяк нужен, и он его никогда не снимает. Так, Джарчи?
оглядываясь, не останавливаясь, как нож в сыр, врезайся в ряды врагов и
пробивайся к шатру. Понятно?
Джарчи, разве мы можем сражаться, не видя лица друг друга?
голубого шатра и подымем твои.
перекатывались через увал и сотня за сотней мчались мимо Тэмуджина.
Горячая пыль из-под копыт обдавала его, лицо, застилала глаза. Он отскакал
в сторону, торопливо вытерся рукавом халата. Узкий строй его воинов,
похожий на копье, стремительно приближался к рядам кэрэитов. Он не
различал, но угадывал: в самом острие <копья> Хулдар и Джарчи. Передние
ряды врагов - воины его родичей - пришли в движение. Острие <копья>
ударило в середину строя, туго вошло в него. Пробьет или нет? Расколют или
увязнут? Кажется, раскололи... Да, развалили строй надвое и уже добрались
до воинов Джамухи. Пропороли и этот строй. Молодцы! Какие молодцы!
утолщалось, превращалось в острый клин. Воины беглых нойонов дрались вяло,
их отжимали к песчаным наносам. Кони, увязая в раскаленном песке,
вздыбливались, падали. Бросая коней, оружие и доспехи, воины бежали под
защиту кэрэитов. Так вам, предателя.
водоворот, своих от чужих невозможно было отличить, но он видел черный
боевой туг, приготовленный Хулдаром, чтобы поставить возле ханского шатра.
Качаясь, туг плыл высоко над головами сражающихся. Плыл все медленнее,
временами совсем останавливался. Нет, эта битва не будет выиграна. Слишком
много врагов. Никакая храбрость не заменит силу,
в жидкой тени ильма войлок, принесли бурдюк с кумысом. Он попил прямо из
бурдюка, сел, прислонился спиной к корявому стволу дерева.
спросил:- Сколько воинов у нас в запасе?