Чтение 31–й страницы книги ~Гроза Византии~

7. ВСЕСЛАВ

Тотчас же по уходе Аскольда и Дира гридница быстро начала пустеть.

Первыми поспешили уйти византийские "гости". Все, что они здесь
слышали, было для них так неожиданно и ужасно, так поразило их, что они
оробели и за себя, и за свою родину.

За ними удалилась часть норманнской дружины и киевляне.

В гриднице остались только Руар, Ингелот, Ингвар, Зигфрид и славянин
Всеслав.

Все они в княжьих покоях были своими людьми, а потому и не особенно
спешили уходить.

- Честь тебе великая, скальд, если ты разбудил уснувшие сердца наших
ярлов, - говорил Руар, пожимая руки Зигфриду.

- Мною руководил светлый Бальдур - ему честь и хвала! - с улыбкой
отвечал тот.

- Но все-таки Бальдур говорил твоими устами...

- Долгом скальда было сделать то, что сделано мною. Но не будем
говорить об этом!.. Итак, ваше желание исполнено, витязи?..

- И мое также! - вдруг вмешался Всеслав.

- И твое, славянин? - с удивлением воскликнул Зигфрид.

- И мое!

- Но это непохоже на ваши кроткие нравы...

- Может быть, но не забывайте, что я - славянин только по рождению...
Лучшие годы моей жизни я провел между вами в вашей стране, там я оставил
все славянское и вернулся на родину истым варягом.

- Это мы знаем, ты всегда был храбрецом даже между нами...

- Благодарю. Византию же я ненавижу, ненавижу всеми силами своей души
и, если только боги будут ко мне милостивы, в крови ее детей я утолю свою
ненависть... О, скорей бы поход! Как потешился бы я тогда!

- Ты - Всеслав? Ты ненавидишь Византию? За что? - раздался позади их
грустный голос.

Все разговаривавшие быстро обернулись на него.

Позади их стоял незаметно вошедший Дир.

- Скажи же, Всеслав, за что ты ненавидишь Византию? - повторил он
свой вопрос.

- За что? Ты хочешь знать, князь? Так вот за что: она отняла у меня
отца, мать, жену, дочь, сестру...

- Как так? Когда? - поспешил спросить любопытный Ингелот.

В ответ на это Всеслав рассказал грустную историю своей жизни. Со
слезами на глазах поведал он про отца своего Улеба, про мать, рассказал о
том, как их разлучили и увезли в Византию...

- Кто знает! - закончил он, - может быть, они еще живы, а если живы,
то там более я жажду пойти в Византию и отыскать их...

- Но Византия велика...

- Все равно, я найду их, хотя бы мне пришлось пройти ее с края до
края... О, князь, - вдруг переменил Всеслав тон голоса, - умоляю тебя,
уговори Аскольда повести нас... Клянусь Перуном, я соберу видимо-невидимо
славян, и они все пойдут за вами...

Дир молчал. Он не знал, что отвечать своему любимцу.

- Что же ты молчишь, князь? - возвысил тот голос. - Или тебя не
трогают горе и печаль твоих соратников?

- Оставь, Всеслав, - промолвил Дир, - ведь ты знаешь, мы оба любим
тебя.

- Что мне в вашей любви! Помните, я - сын славного до сих пор среди
приднепровских родов старейшины Улеба; я сам пойду на Византию, если вы
будете сидеть сложа руки... Ведь не для этого не только норманны, но и мы
- славяне - избрали вас своими князьями... Эх, если бы был между нами
Рюрик!..

Дир нахмурился.

- Тогда что же было бы? - промолвил он.

- Быстрым соколом полетел бы он по берегу, кликнул бы клич, и поняли
бы все, что не баба заспанная, а князь у них!..

- Молчи, несчастный! - крикнул ярл, хватаясь за меч.

- Зачем молчать? Я говорю, что следует! А ты напрасно за меч
хватаешься... Прялки он у тебя в руках не стоит.

- Где твой сын? - переменил тон Дир.

- Сын? Уж не заложником ли ты хочешь его взять? Так мой сын парит
теперь, что орел по поднебесью... А где он, спроси у него...

- Слушайте, - раздался могучий голос Аскольда. - Вы все здесь
говорите о походе на Византию, но что нам принесет этот поход?

- Потешимся!

- Только? А сколько из нас не вернется... Ведь не шутки с нами будут
шутить!

- Валгалла ждет храбрых.

- Это так, но что мы выиграем, зачем нам Византия?

- Олег бы не так рассуждал, - послышался густой голос Руара.

- То Олег. Нам доверился весь этот край, мы должны оберегать его, а
не гнаться за неизвестным.

- Но ты - конунг наш...

- Хорошо, что же из этого?

- Ты должен вести нас к славе...

- Вы хотите Византии?

- Да!

- Будь по-вашему...

Едва он вымолвил эти слова, как все кинулись целовать его, и стены
княжеских покоев до утра тряслись от громких криков:

- На Византию, на Византию!

8. БОЖЬЯ КАРА

Неудавшееся ристалище еще долго вызывало волнения в Константинополе.
Михаил должен был раздать из своих хранилищ большие запасы масла и хлеба,
чтобы несколько успокоить волновавшуюся чернь. Голубые упрямились, они
требовали, чтобы император исполнил свое обещание и возвратил им их вождя
Анастаса, но как он мог это сделать, когда и Анастас, и Зоя скрылись
неизвестно куда. Только Василий Македонянин, которого голубые знали как
искреннего друга Анастаса, да быстрая казнь Никифора успокоили их, и они
дали обещание выступить на первом же ристалище под предводительством
нового вождя.

Изок и Ирина жили у Василия, который приобретал все большее влияние
на порфирогенета, так как болезнь по-прежнему приковывала дядю императора
Вардаса к ложу. Македонянин умело пользовался своим влиянием. Нередко его
видели на форуме среди народной толпы. Он прислушивался к ее говору,
старался узнать ее нужды и очень часто поражал народ разумными
распоряжениями, соответствовавшими его желаниям.

Так шло время. Об Анастасе и Зое все почти уже забыли в
Константинополе.

Однажды вечером, когда спал зной дня, Василий в платье простого
византийца отправился на форум, желая узнать, чем занята чернь
Константинополя.

Когда он пришел туда, то около колонны Константина сразу усмотрел
толпу народа. Василий протиснулся через нее в первые ряды и увидел
сидевшего у подножия колонны старика, с жаром рассказывавшего что-то своим
слушателям.

Старик этот, по имени Сила, был ходячею летописью Византии. Он был
так стар, что даже позабыл год своего рождения, но прекрасно помнил все,
что касалось его родного города.

- Велик и славен город Константинополь, - говорил он, когда
Македонянин пробрался к нему, - сам Господь, Единый Вершитель судеб,
хранит его...

Старик вдруг замолчал.

Внимание слушателей было напряжено до последней степени. Все
старались стать повыше, приподнимали головы и пристально смотрели на
рассказчика.

А тот сидел, понурив голову, углубленный в себя, в свои мысли...

Вдруг он весь выпрямился и, как бы проснувшись от тяжелого сна,
огляделся своими мутными, потерявшими всякий блеск глазами вокруг и
заговорил.

Голос его сперва был глух и подавлен.

Его слова едва можно было разобрать, но, чем дальше шла речь, тем
более и более крепчал этот старческий голос, ободряюще действуя на
собравшихся.

- Да, сам Господь хранит Новый Рим, - говорил рассказчик, - вот,
слушайте, что расскажу я вам о временах от вас отдаленных, но, вместе с
тем, и близких... Язычество, иконоборство сильно еще было в народе.
Великий Константин умер, его слабые сыновья не смели поддержать его святое
дело, а отступник Юлиан встал на защиту язычества, но Галилеянин победил
его, и Юлиан пал на поле битвы, признав Его... Крест восторжествовал, и
народ стал считать себя под его защитою... Но нравы народа развратились, и
при восторжествовавшей вере во Христа Новый Рим стал по духу равен старому
Риму, и вот, Всемогущий Господь, чтобы возвратить заблудший народ на путь
спасения, послал ему кару...

Страшную, ужасную кару...

Развилась в Византии болезнь, неведомая ужасная болезнь, истребившая
почти весь род человеческий. Стало в Византии твориться нечто ужасное...
Народ умирал. В каждом доме был покойник. Неокрепшие в вере Христовой умы