вздыхая. - Приехала сюда в Краков одна со своей теткой, бездетной вдовой и
вместо того, чтобы поторопиться выйти замуж за жениха, которого мы ей
сватаем, она сама не знает, чего хочет и чего ждет. Насильно ее заставлять
мы бы не хотели, а жалко ее, потому что она, к своему несчастью, и
красива, и умна!
на него все время и не прерывая его.
концов и нам, и нашему духовенству придется выдать ее за кого-нибудь, мы
должны поступить так, как нам велит наш закон. Вся беда - что она слишком
умна.
на короля; ничего не ответив, он поклонился и хотел было уйти, но Казимир
еще добавил:
судьба меня интересует.
благодарности, вздохнул и удалился. Прошло много времени, и казалось, что
в замке забыли об Эсфири. Дом, в котором она поселилась, стоял как раз на
дороге, по которой король обыкновенно проезжал, когда отправлялся на охоту
или по окрестностям. Кохан об этом знал, но не смел говорить своему
господину.
неожиданно увидел на крыльце Эсфирь, которая, казалось, именно его
поджидала. Вероятно она узнала, что король проедет в этот день, потому что
распоряжения о приготовлении к отъезду всегда отдавались накануне, а что
она вышла нарочно, можно было заключить по ее праздничному наряду и по
тому, что она не осталась на крыльце, а сошла со ступенек и вышла на
улицу.
поравнявшись с ней, он остановил коня и, догадываясь об умышленной с ее
стороны встрече, приветствовал ее радостной улыбкой и движением руки.
всем блеске своей красоты, силу которой она, по всей вероятности,
сознавала. Преклонив голову перед королем, она проговорила, поднимая
глаза:
Да я и в самом деле нищая: обращаюсь с просьбой к тому, кто мне раз уже
спас жизнь. Тяжело, когда приходится жаловаться на тех, которых следовало
бы любить и уважать. Они мне не хотят зла, но и делая добро, надо знать,
что кому нужно.
прибавила она, - а я прошу, чтобы меня не принуждали.
найти себе мужа, чтобы иметь опеку и опору.
откажите замолвить за меня словечко Левко.
ими.
переговорю.
глазами, чем словами.
смелостью, которую можно было объяснить ее наивностью и благоговением к
королю, не избегал его взгляда, а даже как бы вызывал его.
белую руку, - вам же, ваша милость, хотела бы быть обязана и счастьем.
прохожих, прервал разговор, быть может скорее, чем хотел, и, попрощавшись
с девушкой, уехал.
проводив его глазами, медленно вернулась в дом, где ее поджидали старшие
женщины.
так как почти никто не слышал всего разговора, то делались самые дикие
предположения, и все восставали против наглости, с какой красивая еврейка
навязывалась королю.
на евреев, которых всюду обвиняли в отравлении воды и пищи, в убийстве
детей и употреблении ими крови для каких-то суеверных обрядов, то
презрение и брезгливость, с какой к ним относилось общество, заставляя их
даже надевать известные знаки отличия от христиан, - все это вместе взятое
делало близкие отношения с евреями, в особенности самого короля, чем-то
необыкновенным, а в глазах духовенства это было даже преступным.
исключительная забота о городах и чужеземцах, то, что он недавно сдал в
аренду копи и монетный двор евреям, что он защитил нескольких из них от
ярости толпы. Этот ласковый разговор с красивой еврейкой окончательно
восстановил против короля всех тех, которые лишь искали предлога, чтобы
перейти на сторону его недоброжелателей.
найдет из евреек к большому унижению христиан, к поруганию своей короны.
короля, но зато по сторонам об этом говорили вкривь и вкось.
которые ему передавали обо всех нареканиях. Только лишь презрительным
пожатием плеч и усмешкой он отвечал на все эти известия. Он, может быть,
стал бы избегать Эсфирь, но самолюбие его было задето, и как бы для того,
чтобы показать, что подчиняется лишь своей собственной воле и разуму,
Казимир вскоре после этого, едучи на охоту, велел остановиться перед домом
Эсфири, вызвав ее и, когда девушка, не ожидавшая такой милости, вышла,
едва успев прикрыть платком распущенные волосы, он ей громко сказал:
Впрочем, не хочу задерживать тебя на улице, - добавил он, - вечером, на
обратном пути, я зайду в дом. Ждите меня!
сложив руки на груди, она поклонилась и сказала дрожащим, полным счастья
голосом:
позавидовал бы. Да хранит вас Бог!
ясным, что здесь что-то будет: красота Эсфири, ее смелость, известная всем
легкость, с какой король влюблялся, предвещали это.
духовенство? Как этим воспользуются недруги короля!
упомянул об Эсфири, все догадывались, что он был занят ею и тем, что ее
вечером увидит. Давно Кохан его не помнил таким резвым и помолодевшим.
так рассчитал, чтобы быть у дома Эсфири еще до сумерек. Кохан и Добек
вторично молча переглянулись.
которого его ждала нарядно одетая девушка; приказав придворным
возвратиться во дворец, Казимир сошел с лошади, разрешив одному лишь
Кохану остаться.
за своим господином в комнаты, и уселся в сенях.
заново отделанную, наполненную цветами. Посередине был накрыт стол,
уставленный блестевшей золотой посудой, и на нем красовались старинные
медные канделябры. У стола было поставлено большое кресло с резьбой и
позолотой. Эсфирь в шелках и дорогих кружевах, вся в драгоценных камнях,
надушенная какими-то восточными эликсирами, красивее чем когда-либо, вела
короля гордая, радостная, счастливая, казалось, совсем не думая о том, что
скажут люди об этом вечернем посещении.
омрачала его красивого мужественного лица.
никого, кроме старой еврейки, которая, согнувшись, стояла у дверей.
и оглядывая роскошно сервированный стол, - для меня не надо было всего
этого приготовлять.
ему в глаза с улыбкой, при которой показывался ряд белых прекрасных зубов,
сказала с простодушным кокетством:
угостить моего властелина в том доме, который навсегда сохранит память об
этом дне?
со мной!
удивления, - ответила Эсфирь, - я, самая незначительная из твоих