подданных, я бы посмела? О, нет, властелин мой! Место мое у твоих ног!
выражением глаз и дрожью в голосе, что король вдруг стал серьезен. На
мгновение его охватил какой-то страх. Он испугался самого себя и грозящей
ему опасности. Но искушение было слишком велико, и он не мог устоять
против красоты девушки и побороть впечатления, произведенные на него. Он
старался обратить в шутку то, что сказал.
к устам кубок, - даже и у себя в замке я не нашел бы такого ужина, а в
особенности таких блестящих, прелестных глаз. Не забудь, если мне здесь
очень понравится, захочу опять придти, затоскую, может быть, что же тогда?
своих подданных, во всех своих владениях все равно, что у себя дома; что
же говорить обо мне, вся жизнь которой принадлежит вам?
- что тогда сказали бы люди про вас и про него?
что говорят, - произнесла она, - а что про меня бы ни сказали, я всем бы
гордилась.
король, краснея и следя за ней глазами.
как бы желая ответить раньше взглядом.
понижая голос, - доставить хоть минуту забвения тому, кому обязана жизнью?
Но этого не может быть, ваша милость. Никогда король-христианин не унизит
себя связью с дочерью народа, обреченного на презрение и унижение.
Аарона. - Я должна была бы с радостью сделать все, что бы ты мне не
приказал, потому что ты мой король; но ты от меня не потребуешь того, что
тебя унизит, а меня сделает несчастной. Так, мой властелин, я стала бы
счастливой и в то же время несчастной, так как пришлось бы скоро потерять
твою любовь. В твоих руках я стала бы игрушкой, которую потом ты бы бросил
на землю, а люди начали бы ее топтать...
я бывал в жизни легкомыслен, влюблялся, имел связи, бросал, но никогда еще
не встречал такой красоты, как твоя, такого ума и сердца. Ты как бы
родилась для великой будущности. Если захочешь быть моей, всегда ею
останешься. Я не связал бы ни себя, ни тебя никакой клятвой, лишь
королевским словом. Впрочем, может ли такая девушка, как ты, бояться быть
покинутой?
лице ее выразилось волнение, уста двигались, не издавая звука, как будто
ей не хватало сил. Затем медленно, подняв веки, она устремила как бы
несколько отуманенный и влажный взор на короля.
твоей верной служанки. Ты смеешься надо мной, этого быть не может!
видеть, ни знать.
все знать; я не устыжусь своего счастья, буду им гордиться. Король мой и
властелин не оттолкнет меня, не допустит, чтобы меня люди опозорили!
руку и сказал:
Ты сделаешь меня счастливым.
тяжелых воспоминаний.
увидев Кохана, ожидающего короля. Фаворит притворился заспанным, хотя
слышал сквозь стену весь разговор. Он понял, что его помощь и
посредничество на сей раз не понадобятся; это увлечение короля казалось
ему совершенно похожим на все прежние, которые ему пришлось видеть, и он
по опыту знал, что подобные вспышки Казимира долго продолжаться не могут.
связи; правда, она превосходила всех своих предшественниц красотой и
молодостью, но Рава знал, что они скоро проходят, а на ум, характер и
тактичность девушки он не рассчитывал.
спросить его Кохан не смел.
любовница, и что это еврейка.
негодовало духовенство. Факт казался несомненным, свершившимся; о нем все
говорили, передавали друг другу разные сплетни, выдавая их за достоверные
известия; некоторые, однако, этому не верили. Никто никогда не видел
короля приезжающим или уезжающим от Эсфири. Она сама тоже нигде не
показывалась.
отчасти вымышленными рассказами. Старшие придворные, ближе стоявшие к
королю, начали сильно беспокоиться. Их подбивали, чтобы они повлияли на
Казимира и постарались тем или иным способом оторвать его от этой
унизительной для него связи.
близко, был научен опытом и убедился, что король в своей частной жизни не
любил следовать чьим-либо советам. Многие нападали на Кохана, считая его
виновником всего, но он клялся в противном.
Последний, хотя и ближе всех стоял к королю, будучи его казначеем,
советником, однако обо всей этой истории он тоже ничего не знал. Впрочем,
он настолько был снисходителен к слабостям своего пана, что находил
естественной всякую его прихоть и одобрял все, что бы тот ни сделал.
недругов, и вот он сам увеличивает их число. Духовенство до сих пор
смотрело сквозь пальцы на все его слабости и увлечения, но это уж слишком
унизительно!
вмешательство не поможет, покачал головой и тихо сказал:
короля многое выдумывают; но если бы даже это было правдой, так ведь мы
тут ничем не поможем - он не обратит внимания на то, что о нем станут
говорить. Если и есть способ, то другой.
следовало бы гордиться, что король из их племени выбрал себе любовницу; но
я уверен, что им это будет досаднее, чем всем тем, которые за это бранят
короля. Достаточно будет поговорить с Левко, чтобы узнать всю правду и,
быть может, предотвратить зло. Поеду в Величку.
завел разговор о складе соли, находившемся в Кракове. По лицу его и
расположению духа нельзя было заключить о какой-либо заботе или печали. Он
очень любезно принял своего краковского гостя и старался снискать его
расположение, потому что король, хотя и благоволил к Левко, но Вержинек
был слишком влиятельным лицом, и было опасно вызвать его нерасположение.
разговор.
найти среди евреев, и дай Бог, чтобы никогда подобных не было! Не
вспоминайте о ней, она очень огорчает меня и всю нашу семью.
время, как ошеломленный, и не мог проговорить ни слова, глаза его
испуганно блуждали.
пожертвовал бы жизнью, но этого он не мог бы пожелать, да и девушка не
согласилась бы. Она сумасбродна, но горда. Про нее все можно было бы
сказать, но легкомысленной она никогда не была.
что-нибудь дало же повод к этим сплетням.
продолжал Левко, как бы погруженный в свои мысли, - да и когда я на днях с
ним разговаривал, он спросил меня о ней.
стало мрачным, брови сдвинулись.