мой милостивый! Что-то с нами будет! Эти мужики, эта страшная чернь!
отваги, унаследованной от его предков рыцарей.
она. - Никогда этого не будет! Отец Гедеон говорил, что Бог сотворит чудо
и спасет нас, а ведь отец Гедеон - святой человек, и Бог не раз говорил
через него!
замерли у нее на устах, потому что он взглянул на нее таким пронизывающим
взглядом, который проник до глубины ее сердца, даже дыхание у нее замерло.
испугал их обоих, а Кася встретила его улыбкой. В это время наверху, в
женской половине, послышался голос Спытковой.
исчезла.
когда их внезапно разбудил страшный шум диких голосов, слившийся со стуком
и грохотом, от которых дрожал весь дом. Первый звук, долетавший до их
слуха, был воинственный призыв к бою.
среди которых иногда можно было различить стон раненого или брань рыцарей.
На крыши летел град камней, бросаемых из пращей осажденных, а стены
тряслись, и все городище гудело от топота ног и беготни кругом всего замка
по мостам.
бежали в другое, туда где грозила опасность. Иногда весь этот хаос звуков
покрывался голосом начальника обороны, и тотчас же тонул в море криков.
Слышался треск разбиваемых рогаток, гул срывающихся камней, и стоны тех,
на кого они обрушивались.
торопливо крестясь, бежали, сами не зная куда, крича, толкая друг друга и
почти не сознавая, что они делают...
спокойная; она была уже одета и с грустью и жалостью смотрела на свое
испуганное и переполошившееся стадо.
наблюдавшая из чердачного окошка. - Что делать? Боже милосердный! Что
делать? Спасайтесь, кто может!
третья...
еще одна, - с перепуга она уронила кувшин и разбила.
хороший кувшин!
успела она докончить этих слов, как в горницу вбежала молодая женщина с
заплаканным лицом и окровавленной рукой. Стрелы в ране уже не было, но
кровь еще сочилась из нее, а из глаз обильно текли слезы, и от страха она
не могла вымолвить ни слова. Здана сейчас же принялась обмывать и
перевязывать рану, а Кася помогала ей. Поднялся плач и причитания.
постучали. Все со страха отскочили от них.
Все принялись торопливо одеваться, чтобы поспеть к утрене. Даже Спыткова,
нелюбившая рано вставать и одеваться, набросила что-то на себя, чтобы идти
вместе с другими.
под легкою крышею, на которую сыпался град камней, отец Гедеон приносил
бескровную жертву так невозмутимо спокойно, как будто бы он находился в
своем тихом монастыре в прежнее счастливое время.
такими громкими и страшными, что перепуганные женщины, - едва только вышли
из дома, упали на колени и не в силах молиться, обратили заплаканные глаза
на капеллана, которого, казалось, не волновал ни этот шум, ни грохот
камней, скатывающихся с крыш, ни стоны раненых. Старец был весь в молитве
и в Боге, душа его витала в ином мире!
- как их ни прогоняли прочь и не удерживали, пошли на окопы на окопы
метать из пращей и стрелять из маленьких луков. - Воины не могли от них
избавиться!
Белиновой и полудетское еще с широко открытыми глазами и полуоткрытым ртом
лицо Каси, дышавшее почти мужским воодушевлением. Она, казалось, готова
была каждую минуту сорваться с места, чтобы бежать и принять участие в
борьбе. Нахмуренное личико ее горело пламенным гневом и неудержимым
желанием бежать туда, где кипел бой. Здана несколько раз с изумлением
оглянулась на нее.
отвечала Кася, - ах, я так хотела бы сражаться!
происходит, и сюда относились только отзвуки ее.
угадать, с какой стороны исходили эти крики боли и гнева и из чьей груди
вырывались.
происходил самый ожесточенный бой.
крест, благословил женщин, детей и тех, которые сражались за них, - все
женщины с плачем упали на землю... Капеллан уже удалился к себе, а ни все
еще не решались встать. Только одна Кася вскочила на ноги и, вся дрожа от
желания быть там, где разгорался бой, смотрела в ту сторону, где были
ворота.
внимания на камни и стрелы, пролетавшие над ее головой и падавшие во
дворе, пошла взглянуть собственными глазами на то, что там делалось, а
разделить опасность с своим паном и мужем.
двух дочерей и одного сына. Из пятерых детей осталось только двое, и один
был, в эту минуту, наверное, там, где кипел самый жаркий бой, где была
наибольшая опасность!
потащились на валы, чтобы принести там посильную пользу. В тот день никто
не был там лишним, даже самые слабые могли на что-нибудь пригодиться. Сюда
прибегали только раненые, чтобы перевязать рану и остановить кровь, - и
тотчас возвращались на свое место. Подстреленный Топорчик зубами
перевязывал себе рану, из которой обильно текла кровь, - торопясь бежать к
своим.
приступом. Оставшиеся в долине напирали на передних. Отступление было
невозможно даже при желании; огромные бревна и камни, сбрасываемые вниз, в
толпу, придавливали напиравших, разбивали им руки и ноги, но им некуда
было податься, потому что на них напирали сзади. Живые карабкались по
телам убитых и искалеченных, образовавшим целый вал у рогаток.
воодушевление. Осаждавшие окружили замок такою плотную стеною, что не было
место на валах, где бы не приходилось обороняться.
двигалась толпа, напиравшая с особенным упорством, потому что
рассчитывала, что здесь встретит наименьшее сопротивление. При небольшом
количестве защитников участие простого народа могло бы принести большую
пользу, но Белина пользовался ими, только разделяя их на маленькие группы,
смешивая их с рыцарями и устанавливая над ними строгий надзор. У ворот же
не было ни одного простолюдина. Народ же шел неохотно, лениво, с угрюмым
видом, понуждаемый угрозами и едва исполняя приказания. Выражение скрытого
гнева не сходило с их лиц, и казалось, что они каждую минуту могли
взбунтоваться. Они таскали бревна, передвигали камни, носили кипящую
смолу, но за ними, как за рабами, все время присматривали старшины.
громко призывали их возраст против осажденных. Бледные лица загорались
зловещим румянцем, но руки не осмеливались бросить работу. Белина с мечом
в руках не спускал с них глаз. Всякое сопротивление грозило им смертью.
распущенными волосами, возбужденные шумом борьбы, к своим мужьям и братьям
и призывали их к бунту, но их, как скот, загоняли в сараи, и оттуда
доносились только крики и стоны.
речки, там, где только что подсыпали валы и установили новые рогатки,