Чтение 34–й страницы книги ~Маслав~

который он, держа его обеими руками направлял на Вшебора, с намерением
перерубить ему шею. В ту же минуту Вшебор, замахнувшись своим мечом, отбил
удар, меч заколебался, но не выпал из рук Маслава. Мазур с проклятиями
снова подхватил его и, понукая коня, приготовился ударить Вшебора.

Но именно в эту минуту Вшебор, более ловкий и быстрый, ударил его в
бок своей пикой. Удар Маслава был этим ослаблен, но все же пришелся по шее
Вшебора, и из нее брызнула кровь.

Они продолжали бы свое единоборство, потому что Долива не чувствовал
потери крови, но дружина Маслава, защищавшая его сзади, рассеялась под
натиском поляков и немцев; он обернулся, услышав их крики и, заметив, что
с ним осталась всего небольшая горсточка людей, - испугался и,
повернувшись, ударился в бегство с такою быстротою, что Вшебор не успел
даже пуститься за ним в погоню. Под ногами коня лежали трупы и раненые,
что еще более затрудняло погоню. Долива наудачу бросил ему вслед копьем.

Ужасны было замешательство и последняя, почти безумная, борьба черни;
даже железное рыцарство изменило своему хладнокровию и добивало без пощады
всех, упиваясь кровью...

В долине видны были только отдельные группы пеших и конных воинов,
торопливо уходивших от настигавшей их погони.

В последних отчаянных схватках погибали воины Маслава.

Некоторые раненые падали с коней, другие цеплялись за их шею, еще
третьи шли пешком, истекая кровью, то и дело припадая к земле, снова с
усилием поднимаясь и проползая несколько шагов, пока не падали в последний
раз лицом в землю.

Маслав со своей дружиной пробирался сквозь ряды рыцарей и громким,
полным отчаяния и гнева голосом стал сзывать беглецов, приказывая трубить
в рога и собираться вместе. Ему удалось сплотить вокруг себя уцелевших, и
он еще раз ударил с ним на рыцарей, число которых было так невелико, что
мазур не боялся сразиться с ними.

Но это последнее усилие продолжалось недолго: из городища выехал
свежий отряд воинов, который так стремительно напал на мазуров, что вся их
толпа рассеялась и разбежалась... Видно было, как сам Маслав повернул коня
и пустился в лес, а его примеру последовали и все его соратники.

Отъехав на некоторое расстояние, князь остановился на пригорке и
поднял окровавленный меч.

- Ни одна душа не уцелеет у вас! - кричал он. - Залью вас, засыплю,
не пощажу никого! Еще я вернусь к вам, вы меня увидите! Будете висеть на
одном суку вместе с вашими немцами и псами!

Весь пылая яростью, осыпая врага проклятиями, - он только тогда
повернулся и поехал прочь, когда к нему бросилось несколько рыцарей.
Вместе с уцелевшими воинами он скрылся в лесу.

Победа осталась на стороне рыцарства, которое, подняв руки кверху,
громко восклицало: Осанна!

Только теперь Вшебор мог подъехать поближе и присмотреться к тем
мужественным рыцарям, которые, несмотря на свою малочисленность, не
побоялись напасть на Маслава...

Большая часть воинов сошла с раненых коней и прилегла на землю,
некоторые же снимали шлемы и прятали в ножны окровавленные мечи... Лица их
горели воинственным жаром и радостью победы.

Не успел еще Вшебор поравняться с ними, как воины, стоявшие в центре
группы, расступились, и глазам его представился королевич, а теперь король
Казимир.

Его окружали поляки и немцы, поздравляя с победой, которая являлась
добрым предзнаменованием.

Но, опустив глаза в землю, как будто задумавшись или творя тихую
молитву, Казимир стоял, не обнаруживая особенной радости.

Его юное, прекрасное лицо носило уже следы испытаний и разочарований
в жизни и в людях, преждевременных огорчений и замкнутой монастырской
жизни, - и было лишено выражения юной веселости и непринужденности. Он
казался преждевременно созревшим и как бы состарившимся. Но во всей его
фигуре выражалось королевское величие, смягченное христианским смирением и
соединенное со спокойствием духа и мужеством.

Высокий, статный, - гибкий и сильный Казимир отличался матово-бледным
цветом лица, при черных выразительных глазах, оттененных длинными
ресницами; темные волосы густыми локонами падали ему на плечи.

Это был истинный рыцарь, но в рыцаре виден был в то же время вождь и
король; и теперь этот человек, облеченный такой великой властью, печально
стоял на месте своего первого сражения после первой своей победы.

Среди своих немецких воинов и своей верной польской дружины, он,
младший из них, - выглядел истинным паном и королем, хотя меньше всего
желал это обнаружить.

И наряд его при всем своем великолепии отличался скромностью.

На нем был короткий кафтан, на панцире его были нашиты большие
металлические бляхи, блестевшие на его груди; к рыцарскому поясу,
украшенному драгоценными камнями, был подвешен двусторонний меч, а рядом
на цепочке висел другой, небольшой, с украшениями и золотой рукояткой.
Такие же металлические бляхи были и на ногах, а на левой ноге виднелась
длинная и остроконечная шпора.

Юноша оруженосец, стоявший за ним, держал прекрасный щит, блестевший
золотом. По краям его золотые грозди на пурпурном фоне производили
впечатление звездочек. Другой оруженосец держал огромный обоюдоострый меч
- знак королевской власти.

Казимир снял с головы золоченый шлем без перьев с опущенным забралом,
закрывавшим верхнюю часть лица, - и черные локоны, рассыпавшись по плечам,
загорелись золотым отливом под лучами солнца.

На шее у молодого короля виднелся на золотой цепочке крестик с
реликвиями, которым благословил его при отъезде из Кельна его дядя.

Взгляд Казимира блуждал по полю, усеянному трупами.

Вид этот, быть может, был приятен для рыцарского самолюбия, но в
человеческом сердце - он пробуждал печаль. По всей долине, до самой опушки
леса, лежали целыми кучами и в одиночку уже застывшие тела убитых,
израненные, растерзанные, с торчавшими в них стрелами и копьями. Там и сям
среди них поднимались головы умирающих, делавших последние усилия, чтобы
сдвинуться с места, и бессильно падавших на землю. Среди людских тел
лежали и конские трупы, бродили искалеченные лошади, а уцелевшие, с чисто
животным равнодушием, паслись тут же, обрывая примерзшие и засохшие
стебельки.

Из всех громадных полчищ людей остались только те, которые не были
убиты во время бегства. Пруссаки раньше других, после первого же
неудачного столкновения с железным рыцарством, отступили поспешно к лесу и
больше не вернулись. Многие из них утонули в глубокой воде разлившейся
речки, другие попали в трясину, и не умея выбраться из нее, погибли,
изрубленные мечами рыцарей.

Но и в войске Казимира почти никто не уцелел от ран; все были избиты
и окровавлены, но остались живы, потому что их защищали панцири и щиты.
Теперь они сошли с коней и воткнули в землю поломанные пики, а тяжелые
шлемы поснимали с головы.

Вшебор, заметив того, кому он был товарищем в детстве, и в более
позднее время придворным и слугою, с радостью поспешил к нему. Лицо его
светилось счастьем и невыразимой радостью.

Для него появление короля было признаком близости победы.

Повидимому, и Казимир еще издали узнал его. Побежав к нему, Вшебор
припал к ногам короля, сидевшего на коне, и радостно воскликнул.

- Ты ли это, милостивый государь! Какой счастливый день!

От волнения он не мог больше говорить.

В это время подбежали и другие: Мшщуй, Канева и, наконец, особенно
любимый королем Топорчик. Все они с восторженными восклицаниями, с
радостными лицами обступили короля.

- Привет тебе, наш дорогой государь!

Казимир, видя эту радость, весь зарумянился, слезы волнения выступили
у него на глазах и, широко раскрывая объятия, он произнес:

- Привет вам, дети мои! Дай Бог, чтобы этот день послужил добрым
предзнаменованием для нас и для всего королевства. Аминь.

- Ты с нами, дорогой государь! - с восторгом кричал Топорчик.

"Ты с нами и счастье будет с нами. Нам тебя не доставало."

"Все разваливалось без государя и без головы! Теперь все изменилось,
вернуться лучшие дни!"

- Дай Боже! Но это будет не скоро, мы сами должны их вернуть! -
серьезно выговорил Казимир. - Все в Божьей власти.

Крики и шум не смолкали и, казалось, радость была всеобщая, но тот,
кто всмотрелся бы повнимательнее в лица людей, окружавших Казимира, и
заглянул в их сердца, заметил бы там тревогу, беспокойство и
неуверенность.

Изгнание короля лежало на совести у многих из тех, что его окружали;
они боялся мести своих врагов и самого короля, вспоминали свою вину, и
верили, чтобы король мог забыть о них.

В самом лагере Казимира, в замке Белины много было таких, которым
голос народный ставил в вину, что они попались на удочку Маславовых
козней. Те держались в стороне, смотрели недоверчиво и боялись будущего.

Так радость одних смешалась с опасениями других и завистью к тем,
которые остались верны Казимиру и теперь могли ждать награды.

В лагере его и теперь чувствовалось то же тайное раздвоение, которое
было причиной изгнания сына Рыксы.

В минуты радости на поле битвы после одержанной победы все эти споры
и разногласия были забыты, но завтра они снова могли возродиться.

Между тем те, что остались в Ольшовском городище и были свидетелями
победы, - испытывали глубокое успокоение. Они еще не знали, кто был этот
Богом посланный спаситель, но видели, что свершилось чудо, предсказанное
капелланом.

Настежь открылись ворота... Белина с старшими рыцарями, только теперь