застрявший патрон.
дорогу Воробьев и в свою очередь повысил голос:
броня корабля. Мичман как будто понял свою ошибку, но все же крикнул:
оно снова загрохотало выстрелами. Уже более двух часов длился бой русских с
главными силами японцев. "Ушаков", успевший выпустить сотни снарядов,
оставался невредимым. Но вот "Александр III" с креном вышел из строя.
усиленный огонь. Мимо него русские корабли проходили дальше. Как раз в этот
момент "Ушаков" выровнялся с ним и, имея его на левом траверзе, а на правом
- японскую эскадру, стал случайно мишенью для
направленные в "Александра III", не долетели до него, но зато вокруг
"Ушакова" стало взметываться множество водяных столбов. За несколько минут
на корабле оказались повреждения и человеческие жертвы.
пятнадцатого шпангоута правый борт у ватерлинии, он сделал дыру в три фута
диаметром. Осколками от него были перебиты паровая труба, идущая к шпилевой
машине, и пожарная труба. Хозяин трюмных отсеков, его подручный и двое
матросов остались на месте мертвыми. Четверо из команды были ранены но они,
получив в операционном пункте медицинскую помощь, вернулись на свои места.
Под руководством трюмного механика, поручика Джелепова, матросы заделали
пробоину. Влившаяся через нее вода была спущена в канатные ящики и выкачана
турбинами. Хуже обстояло дело со второй пробоиной, полученной в носовом
гальюнном отделении. На ходу и во время разгара боя ее не могли заделать.
Пришлось задраить дверь непроницаемой переборки на десятом шпангоуте. Все
это отделение наполнилось водою.
точно охромел. При этом он стал плохо слушаться руля, как будто выходил из
повиновения человеческой воле.
своей длине ни одного разделителя. Поэтому она вышла из строя, лишив корабль
главного средства борьбы с пожарами. К счастью, пока машинист Максимов и
слесаря исправляли ее, никакого огня на корабле не возникло.
и повредил палубу. При этом второй раз был ранен младший боцман Григорий
Митрюков, но он в операционном пункте не остался и продолжал исполнять свои
обязанности.
начали выстраиваться в кильватер флагманскому броненосцу. Эскадра прибавила
ход, но "Ушаков" от пробоины зарывался носом в море и стал постепенно
отставать. В это время с ужасом заметили, как из темноты на него слева
катится корабль.
проскользнул мимо кормы "Ушакова" в каких-нибудь пятнадцати футах. Корабли
благополучно разошлись.
приказу командира, из орудий не стреляли, прожекторы не светили. Только
темнота могла быть верной защитой. С "Ушакова" разглядели, как несколько
миноносцев шло мимо, не замечая его. Они спешили к полоскам света на
горизонте, привлеченные прожекторами других русских судов. Комендоры у
заряженных орудий напряженно вглядывались в темноту, которую вдали прорезали
голубые лучи прожекторов. Доносились отдаленные глухие выстрелы с кораблей,
отражавших минные атаки. Но шедший без огней "Ушаков" молчал - молчал даже
тогда, когда недалеко от его кормы вынырнули три японских миноносца и,
уходя, скрылись с глаз. Люди пережили тревожные минуты. На
Миклуха-Маклай по этому поводу вспомнил приказ Небогатова и сказал:
чуть не протаранили нас, полунощные разбойники.
Сельг радостно воскликнул:
доброго, ни худого слова, не вытерпел и, теребя неряшливую бородку,
заговорил с комендорами:
вероятно, приняли наш броненосец за свой корабль. А может быть, стремясь к
судам, которые светят прожекторами, они не заметили нас. Во всяком случае,
под покровом ночи мы идем, как под шапкой-невидимкой.
о минувшей пока опасности.
и в прорывы их проглядывали звезды.
провели бой и теперь стояли усталые, с осунувшимися лигами. Подошел старший
офицер Мусатов. Он обратился к командиру:
неизвестно.
Дмитриеву:
открывать. Пока можете соснуть, а я пойду в штурманскую.
руководящим центром стала теперь штурманская рубка. Здесь шла напряженная
работа по определению места нахождения корабля. Над картой склонился мужчина
среднего роста. Несмотря да все переживания во время боя и беспокойной ночи,
вид его, как обычно, был опрятен. Аккуратно причесанные темные волосы
оттеняли белизну его полного лица. Он имел такой озабоченный вид, точно
готовился к экзамену в Морской корпус, и, не теряя присутствия духа,
старался разрешить трудную задачу. Это был передовой офицер, любимец
команды, старший штурман лейтенант Максимов.
удивил штурманов, понимавших, что от них сейчас ждут решения ответственной
задачи. Не отрываясь от своей работы, Максимов повернул лицо к вошедшему.
подчиненных в них теплилась дружеская ласка, соединенная с неумолимой
требовательностью выполнения долга. Миклуха подошел к развернутой на столе
картечи нагнулся. Показывая на нее обрубками пальцев куцей правой руки, он
негромко сказал:
Максимов, направляясь к выходу вместе со своим помощником.
же время не сделайте ошибки в наблюдении, - дал им наказ Миклуха.
дремотой, он вспомнил рассказы своего старшего брата, знаменитого русского
путешественника, не раз попадавшего в очень тяжелое положение среди дикарей.
Но брату везло, и всегда он как-то выпутывался из самых затруднительных и
безнадежных обстоятельств. Повезет ли также и ему, командиру продырявленного
корабля? Миклуха подпер голову рукою и закрыл глаза.
пришли минно-артиллерийский содержатель Илья Воробьев и ординарец старшего
артиллериста комендор Чернов. Беседуя между собою, они не стеснялись
присутствием здесь командира башни лейтенанта Тыртова.
родственник управляющего Морским министерством, пользовался на корабле
всеобщим уважением, как справедливый человек. Матросы любили его еще за то,
что он больше, чем другие офицеры, рассказывал им о жизни и боевых подвигах
адмирала Ушакова.
артиллеристом, а на поверку выходит совсем другое. Помнишь как на Крите твой
Дмитриев сменял Гаврилова. Где только у него глаза тогда были!
пути. Комиссия принимала их от Обуховского завода тоже в пути, и все нашли
как будто в порядке. А кто-то все-таки тут руки погрел. Артиллерийский
лейтенант Гаврилов после приема пушек тотчас списался по болезни. Я,
конечно, не доктор, но только его болезнь показалась мне подозрительной.
маху твой Дмитриев, а за него теперь нам приходится отделываться своими
боками. Для дальней стрельбы орудия не имеют нужного угла возвышения.
главная беда - уже разошлись кольца, которые снаружи скрепляют орудие. От
этого наша главная артиллерия еще вчера отслужила свою службу. С виду
поглядишь - грозные пушки, а много из них уже не постреляешь. И вреда от них
неприятелю будет не больше, чем воронам от чучела на огороде. Скажите,
пожалуйста, что мы после этого теперь будем делать при встрече с японцами?