скотины не было здесь...
или лежал на палубе, и стал их расталкивать пинками. Адмирал проделал это с
такой верой в свое могущество, как будто не было в его жизни ни "гулльского
инцидента", ни Цусимы, ни позорной сдачи в плен врагу без единого выстрела.
По-видимому, несмотря на революцию и полный свой провал как командующего, он
сознавал себя все тем же властным начальником, каким был раньше. Для
матросов и солдат это было совершенно неожиданно, и, может быть, поэтому
подействовало на них ошеломляюще. Беспорядочной толпой они хлынули к носу,
моментально очистив весь полуют. А когда на его крик появились судовые
офицеры, он, глядя на них исподлобья, буркнул:
каюту, которую уступил для него командир судна капитан 2-го ранга Шишмарев.
власть, возымевшая такое действие на массы, еще не утратила своей силы. Но
он не предполагал, что люди за время войны и плена изменялись и что не
каждый раз ему удается достигнуть такого эффекта. В Порт-Артуре они узнали,
с каким тупоумием, дрожа за свои жизни, управляло ими высшее командование.
Адмирал Алексеев, генерал Стессель и другие царские ставленники не воевали,
а только порочили славу русского оружия! Это по их вине пала крепость и
погибли корабли. По их вине десятки тысяч товарищей, бесплодно сражаясь,
остались на вечный покой на морском дне и в братских могилах. По их вине
торжествует враг. Матросы и солдаты узнали все и про самого Рожественского.
А за время пребывания в плену революционеры и нелегальная литература еще
более пробудили их сознание.
трюмах заволновались. А вечером, когда стали раздавать ужин, все повалили на
верхнюю палубу. Каша оказалась из прогорклой крупы. Эшелон не притронулся к
ней. Поднялся шум, послышались угрозы по адресу начальства. Среди нижних
чинов нашлись ораторы, которые, взбираясь на возвышения, произносили речи.
выдать им другой ужин. Считая дело улаженным, он ушел к себе на мостик. Но
массу волновал уже другой вопрос - посерьезнее, чем каша. К командиру пришел
на мостик делегат от эшелона и заговорил о революции. А потом он заявил,
чтобы Рожественский больше не смел так обращаться с нижними чинами.
якорь у его входа.
квартирмейстер Кузнецов. Его сопровождали человек десять матросов и солдат.
Левую ногу он держал на весу: раненая и недолеченная, она за последние дни
загноилась и стала чернеть.
весь эшелон за тебя, - наказывали ему товарищи.
блюде, - уверенно ответил Кузнецов.
остановился у порога, тяжело дыша, словно он прошел длинный путь и сильно
устал.
голову в сторону двери и, окинув инвалида подозрительным взглядом, спросил:
раз в жизни. Он дернулся и, точно подброшенный пружиной, уселся на койке.
Словно чем-то подавившись, он прошипел кривым ртом.
еще более решительно:
и свою башку разбить.
сокрушит его на месте. Но произошло нечто похожее на чудо: он остался на
месте, словно придавленный тяжелым взглядом квартирмейстера. С полуюта
Рожественскому удалось разогнать сотню людей, а здесь только перед одним
инвалидом в жутком изумлении застыли его черные глаза и отвалилась нижняя
челюсть.
бить своих, чем в бою японцев? Трус!.. Опоганили весь флот, опозорили родину
и до сих пор не бросились от стыда за борт!.. Я пришел сказать вам, чтобы вы
убирались с "Воронежа"! Этого требует весь эшелон!
оставить в покое адмирала. Уходя из каюты, он резко сказал, точно обращаясь
к своему подчиненному:
пятеро из них были вооружены револьверами. После этой ночи они посменно
дежурили у капитанской каюты, охраняя адмирала. Им было досадно, что
тринадцать винтовок, о которых ничего не знали матросы и солдаты, были
спрятаны в упакованном виде. Но пронести их пришлось бы через жилые трюмы, а
это при такой обстановке было делать рискованно.
генерала Данилова секретное предписание: во Владивостоке военное восстание,
поэтому пароход задержать до особого распоряжения. Его перевели в Модзи и
подняли на нем карантинный, флаг. Эшелону объяснили, что в Кобе появилась
чума и, чтобы не завезти ее в Россию, придется стоять здесь на якоре до тех
пор, пока не убедятся в отсутствии этой заразы на "Воронеже".
через торговцев, шлюпки которых приставали к борту. На судне волнение
усилилось. Спустя несколько часов "Воронеж" снялся с якоря и направился в
Нагасаки. Адмиралы и офицеры почему-то решили, что в этом порту будет
безопаснее стоять.
знамя, перед которым еще в Хамадере матросы и солдаты дали клятву верности
революции. Он умышленно повел судно вблизи островов. Офицерам было сообщено,
что если вспыхнет восстание, то "Воронеж" выбросится на скалы.
больше взбудоражило эшелон. С того момента, как у Рожественского произошло
столкновение с людьми, гнев их не переставал разгораться. А складывающиеся
обстоятельства только способствовали этому, как способствует ветер пожару.
оркестр музыкантов. Во время завтрака, обеда и ужина исполнялись марши,
польки, вальсы. Под звуки музыки приятнее было кушать. На флагманском
корабле "Суворов", который остался на
человеческих жизней, адмирал редко садился за еду без духового оркестра.
звуки оркестра, но уже не около каюты, а где-то вдали, а главное - заиграли
марсельезу. Рожественский не знал, что музыканты перенесли свою эстраду на
бак.
нож, зазвеневшие на палубе.
прислуживающий ему постоянный его вестовой Петр Пучков.
заключалось главное зло, резко приказал Рожественский вестовому.
выступали то музыканты, то хор певчих, исполняя революционные песни. В то же
время на палубах и в трюмах происходили митинги и выносились по отношению к
начальству
исполнительный комитет, который постепенно начал забирать власть в свои
руки. Боясь, что судовая команда может, произвести порчи в механизмах и этим
задержать отправку людей на родину, он выделил из своей среды надежных
судовых специалистов. Они посменно день и ночь дежурили на
электрического освещения, в машинном отделении, в штурманской рубке и в
других частях корабля. Наконец, представители исполнительного комитета
заявили командиру:
с якоря. Если это не будет сделано, то оба адмирала и все их приближенные
полетят за борт. А пароход мы сами поведем во Владивосток.
о действиях эшелона. После той ночи, когда у него в каюте побывал Кузнецов,
он и сам убедился, что на корабле создалось положение более серьезное, чем
он думал до этого. Конфликт обострялся, и теперь была лишь одна забота - как
избежать опасности. Матросы и солдаты становились все смелее в своих
требованиях, а исполнительный комитет во всеуслышание заявлял о готовности к
решительным действиям. Против адмирала были 2500 человек нижних чинов, а на
его стороне находились только офицеры. Но и среди них начали выявляться
люди, сочувствующие исполнительному комитету. Все это очень раздражало
адмирала. Сначала от бессильной злобы он рычал и сжимал кулаки, а потом
притих в каком-то оцепенении и отсиживался в каюте, как барсук в норе.