своей матери и выглядел настолько разбитым, что мать посмотрела на него
с тревогой и сказала: "Смотри, Саша, твое будущее разрушает прошлое! Ты
плохо выглядишь. Нужно найти какого-нибудь ребенка, чтобы как следует
потоптался у тебя по спине".
пор неведомые ему разновидности голода и быстро, как плод, созревала
липкая, необоснованная надежда, которая умирала вместе с голодом после
первого проглоченного куска.
мать в тот день, пока он ел. - Наверное, не знаешь... Об этом писал
кто-то, кого я недавно читала, кажется д-р Сук. Это было в то время,
когда он занимался диффузией библейских понятий в степях Евразии, Осно-
вываясь на исследованиях, которые он проводил еще в 1959 году на месте
раскопок в Челареве, на Дунае, он установил, что там находилось поселе-
ние совершенно незнакомой нам популяции, гораздо более примитивной и в
антропологическом отношении более старой, чем авары. Он считает, что это
захоронение хазар, которые пришли с Черного моря сюда, на Дунай, еще в
VIII веке. Теперь уже поздно, но ты мне напомни завтра, когда придешь на
день рождения Джельсомины, я тебе прочитаю потрясающие страницы, где он
об этом пишет. Исключительно интересно...
товая чума разъедала солнечное сияние, оспы и нарывы из воздуха расп-
ространялись по небу и лопались в настоящей эпидемии, которая охватила и
облака, так что они гнили и разлагались, все медленнее двигаясь в выши-
не.
пускало ветры, как выздоравливающий калека. А там, на дне чесоточного
горизонта, голубели растраченные дни Сука, маленькие и здоровехонькие
издали, лишенные календарных имен, они столпились в одно стадо, которое
весело удалялось, свободное от него и его забот, оставляя за собой обла-
ко пыли...
что они менялись штанами,- остановился у киоска, где д-р Сук покупал га-
зеты, и обмочил одну его штанину. Д-р Сук обернулся с видом человека,
который вечером заметил, что целый день у него была расстегнута ширинка,
но тут совершенно незнакомый мужчина со всей силы влепил ему пощечину.
Было холодно, и д-р Сук через пощечину ощутил, что рука ударившего была
теплой, и это показалось ему, несмотря на боль, даже немного приятным.
Он повернулся к дерзкому типу, готовый объясниться, но в этот момент по-
чувствовал, что его штанина, совершенно мокрая, прилипла к ноге. Тут его
ударил второй человек, который ждал сдачу за газеты. Тогда д-р Сук, ров-
ным счетом ничего не поняв в происходящем, кроме того, что вторая поще-
чина пахла чесноком, решил, что лучше ему удалиться. Да, нельзя было те-
рять времени, так как вокруг него уже собрались прохожие, удары сыпались
градом, как что-то само собой разумеющееся, и д-р Сук чувствовал, что у
некоторых из окружавших руки были холодными, что теперь было даже прият-
но, потому что ему стало жарко. Во всей этой неразберихе он отметил одно
утешающее обстоятельство, хотя времени для осмысления у него не было,
ведь между двумя ударами много не подумаешь. Он успел заметить, что ту-
маки (от некоторых из них несло потом) гнали его в направлении от церкви
Святого Марка к площади, то есть туда, куда он и сам намеревался идти, а
именно прямо к лавке, где он имел в виду сделать покупку. И он отдался
во власть ударов, приближавших его к цели.
видно или слышно. Оттого, что сейчас он был вынужден бежать под градом
неослабевающих ударов, зазоры между прутьями ограды слились в его гла-
зах, и он впервые увидел (хотя много раз проходил здесь и раньше), что
за оградой стоит дом, а в окне этого дома юноша играет на скрипке. Он
заметил даже пюпитр с нотами и в то же мгновение узнал концерт Бруха для
скрипки с оркестром, хотя не слышал ни звука, несмотря на то что окно
было открыто, а юноша усердно играл. Изумленный, шатаясь под градом уда-
ров, д-р Сук влетел наконец в лавку (собственно, ради этого он и вышел
утром из дома) и с облегчением захлопнул за собой дверь. Было тихо, как
в банке с огурцами, и только воняло кукурузой. В лавке было пусто, а в
одном углу, в шапке, как в гнезде, сидела курица. Она посмотрела на д-ра
Сука одним глазом, оценивая, нельзя ли получить от него какой-нибудь
еды. Потом повернулась другим глазом и рассмотрела все, что нельзя пере-
варить. Задумалась на мгновение, и наконец д-р Сук возник в ее сознании
полностью, вновь составленный из перевариваемых и неперевариваемых час-
тей, так что в конце концов ей стало ясно, с кем она имеет дело. О том,
как события развивались дальше, пусть расскажет он сам.
Рассказ про яйцо и смычок
перекликались, и из их тихих вздохов можно было сложить целый полонез,
так же как составляют шахматную партию. Только немного изменить звуки и
их последовательность. Наконец вышел венгр, хозяин музыкальной лавки.
Глаза у него цвета сыворотки. Весь красный, как будто вот-вот яйцо сне-
сет, выпяченный подбородок похож на маленький живот с пупком посредине.
Он вынул карманную пепельницу, стряхнул пепел, аккуратно защелкнул ее и
спросил, не ошибся ли я дверью. Меховщик рядом. Все время заходят сюда
по ошибке. Я спросил, нет ли у него маленькой скрипки для маленькой гос-
пожи или, может быть, небольшой виолончели, если они не очень дороги.
сился запах паприкаша. В этот момент курица в шапке приподнялась и ку-
дахтаньем обратила его внимание на только что снесенное яйцо. Венгр ос-
торожно взял яйцо и положил в ящик, предварительно что-то написав на
нем. Это дата - 2 октября 1982 года, причем я с удивлением понял, что
наступит она только через несколько месяцев.
в дверях, ведущих из лавки в его комнату: - Есть пластинки, радио, теле-
видение. А скрипка... Вы знаете, что это такое - скрипка? Отсюда и до
Субботицы все вспахать, засеять и сжать, и так каждый год, - вот что
значит приручить маленькую скрипку вот этим, господин! - И он показал
смычок, который висел у него на поясе, подобно сабле. Он вытащил его и
натянул волос пальцами, охваченными вокруг ногтей перстнями, как бы для
того, чтобы ногти не отвалились. - Кому это нужно? - спросил он и соб-
рался уйти. - Купите что-нибудь другое, купите ей мопед или собаку.
тельностью, хотя она была выражена нерешительной, нетвердой речью, похо-
жей на сытную, но невкусную пищу. Венгр, в сущности, достаточно хорошо
владел моим языком, однако в конце каждой фразы он добавлял, словно пи-
рожное на десерт, какое-то совершенно непонятное мне венгерское слово.
Так сделал он и сейчас, советуя мне:
ки. Это счастье для нее будет слишком трудным. И слишком запоздалым. За-
поздалым, - повторил он из облака паприкаша. - Сколько ей? - спросил
вдруг он деловито.
выйти. Я назвал ему возраст Джельсомины Мохоровичич. Семь. При этом сло-
ве он вздрогнул, будто к нему прикоснулись волшебной палочкой. Перевел
его про себя на венгерский - очевидно, считать он может только на своем
языке, - и какой-то странный запах расползся по комнате. Это был запах
черешни, и я понял, что он связан с изменением его настроения. Венгр
поднес ко рту что-то стеклянное, похожее на курительную трубку, из кото-
рой он потягивал черешневую водку. Пройдя через лавку, как будто случай-
но наступил мне на ногу, достал маленькую детскую виолончель и протянул
ее мне, по-прежнему стоя на моей ноге и тем самым показывая, как у него
тесно. Я прикинулся, что, так же как венгр, просто валяю дурака. Но он
делал это за мой счет, а я - себе в убыток.
тых. И лак хорош... Впрочем, послушайте!
он освободил мою ногу; аккорд, кажется, принес облегчение всем на свете.
для того, чтобы это уловить, нужно слушать четыре разные вещи одновре-
менно, а мы ленивы для этого. Слышите? Или не слышите? Четыреста пятьде-
сят тысяч, - перевел он цену с венгерского. От этой суммы я вздрогнул
как от удара. Он будто в карман мне заглянул. Ровно столько у меня и бы-
ло. Это уже давно приготовлено для Джельсомины. Конечно, не такая уж
особенная сумма, знаю, но я и ее-то едва скопил за три года. Обрадован-
ный, я сказал, что беру.
- Э-э, господин мой, разве так покупают музыкальный инструмент? Неужели
вы не попробуете сыграть?
самой шапки, в которой сидела курица, как будто действительно собрался
играть.
сидит, а вы на суше не знаете как?
положил на плечо, как скрипку.
играл на виолончели, как на скрипке. Де Фалья звучал совсем неплохо,
особенно в глубоких квинтах, мне даже казалось, что через дерево, прис-