Чтение 18–й страницы книги ~Богатство~

- Чей ход? - спросил Соломин.

- Не помню...

Андрей Петрович смахнул фигуры:

- Жизненный мат! Извините, нет настроения продолжать. И пусть уж
поскорее придет "Сунгари"...

Утром старик Блинов встретил его в канцелярии сочувствующим взором,
сказал, что уже договорился со зверобоем Егоршиным, у которого имеется алмаз
для резания стекла.

- Он придет и вставит вам стекло.

- Благодарю, дорогой мой... чудесно!

Явился Егоршин с алмазом. Подмигнул дружески:

- Ну что, начальство? Допекли небось?

- Допекают. Уже подгорать стал.

- Да, с нашими живоглотами лучше не связывайся. Проглотят вместе с
мундиром и даже пуговички сжуют, не морщась.

Разговорившись с ним, Соломин спросил:

- А кто такой прапорщик Жабин?

- Инвалид. На костыле прыгает.

- Отчего я его нигде и никогда не видел?

- Он дома сидит. На костылях не погуляешь...

За окном вдруг весело закружило метелью.

- Вот и снег, - перекрестился Блинов. - Господи, на тебя единого
уповаю, чтобы "Сунгари" не прошел мимо.

- Да перестаньте, - выговорил Соломин. - Сережа здесь не останется, и я
не буду зимовать с вами... Последний камчатский рейс накладывает на капитана
"Сунгари" особые обязанности, да он и сам это великолепно понимает!

- Отставной прапорщик корпуса флотских штурманов - Жабин Никифор
Сергеевич...

Перед Соломиным в глубине пустой комнаты, опираясь на самодельный
костыль, стоял высокий болезненный человек. Из-под щетки рыжеватых усов
виднелись бледные губы.

- Извините за вторжение, - сказал Андрей Петрович. - Повидаться с вами
мне советовал кавторанг Кроун, отзывавшийся о вас в наилучших выражениях...
Что за беда с ногою?

- Пострадал от собственной глупости. Я, извольте знать, плавал
подштурманом на гидрографических судах. Как-то в Беринговом проливе нас
стало зажимать. Командир и говорит мне: "Никифор Сергеич, брильянтовый мой и
яхонтовый, ну-ка прыгните за борт да гляньте, что там сильно хрустит у
пятнадцатого шпангоута?" Я разом сиганул на лед и неудачно - нога попала
между бортом и льдиной... С тех пор и прыгаю!

Привыкая друг к другу, сначала поговорили о пустяках, потом прапорщик
признался, что помирает от зеленой тоски:

- В школьной библиотеке перечитал все, даже детские учебники. У
обывателей, что у кого есть, все брал читать по нескольку раз... Беда нашей
Камчатки в том, что сюда везут муку, спирт, порох, но никогда я не видел,
чтобы на пристань выгрузили печатное блаженство. Нет ли у вас приличного
чтения? Чтобы посидеть потом да подумать.

- Я в дорогу сюда захватил лишь томик Достоевского, с удовольствием
подарю его вам. Мне сейчас уже не до чтения.

Лицо гидрографа скривилось, как от боли.

- Извините покорнейше, - сказал он. - Но я терпеть не могу
Достоевского! Где он умудрился видеть таких русских людей, какими он их
описывает? В каком сословии? В купечестве таких нет, в мещанстве нет, в
дворянстве - тоже... Почему они не хотят жить нормально? Отчего герои
господина Достоевского не разговаривают, а ведут диалоги на высоком крике?
Русские люди - не нытики, они ведь не ковыряются один у другого в потемках
души и разума. Слава богу, мы, русский народ, уже не раз доказывали миру,
что являемся народом самого активного настроения.

- Всегда ли так? - усомнился Соломин.

- Нет, вы погодите. Я вот часто думал над разгадкою одного явления. За
короткие полвека (вникните, в это!) русские прошли от Урала до Тихого
океана. А когда научные экспедиции появились в Америке, то, к их великому
удивлению, они обнаружили среди индейских вигвамов и русские поселения.

- Как же нашего брата туда занесло?

- А... прыгали с камушка на камушек через Великий океан, будто через
речку. С Камчатки - на Командоры, с Командор - на Алеутские острова, а там
до Америки рукою подать... При этом напомню, - сказал Жабин, - что
европейцам, осваивавшим Америку, удалось достигнуть ее окраин лишь за три с
половиной столетия. Вот теперь часто слышишь: мол, янки активны. А чем мы
хуже?

- В русской жизни, - сказал Соломин, - существует немало сдерживающих
плотин, барьеров и перегородок. Я и по себе знаю, что иногда хочется
размахнуться, а потом думаешь - стоит ли? Еще кулак отобьешь.

- Вот именно! - И совсем неожиданно прозвучала следующая фраза Жабина:
- Я ведь уже давно наблюдаю за вами.

- Зачем? - вырвалось у Соломина против воли.

- Мне интересно, как вы справитесь.

- И каковы же ваши выводы?

- Вы человек мягкий, а здесь нужны крутые решения. Между тем у вас
сейчас нет иного выхода, как только идти напролом и продолжать начатое во
что бы то ни стало.

Соломин сказал, что скоро начнется торговый зимний сезон, который на
Камчатке принято называть "роспуском товара".

- И я заранее с ужасом думаю, сколько спирту прольется на Камчатке в
обмен на пушнину! Боюсь, что, если я встану на пути этого спиртного тайфуна,
он меня сметет, как ничтожную букашку. Сбор ясака тоже сопряжен с "теплой
компанией".

- Да, - сказал Жабин, - с этим злом бороться трудно. Тем более трудно,
что американцы до самого мыса Дежнева понаставили на берегу тайных складов
со спиртом. Первогильдейский Чурин со всей Сибирью торгует, а попробовал
сунуться на Чукотку - и сразу отработал машиной "полный назад". Конкуренции
с американцами не выдержал! Когда я был в Уэлене, меня поразило, что
тамошние чукчи хорошо говорят по-английски, но совсем не знают русского
языка.

Не скрывая своего чиновного бессилия, Соломин попросил совета - как
пресечь вывоз спирта из города?

- Проверяйте все нарты на выезде из города.

- Так просто?

- А зачем излишне мудрствовать лукаво?

- Попробую... Конечно, только в том случае, если меня не выставят
отсюда, как щенка, который забыл попроситься на улицу. Сейчас я жду прихода
"Сунгари".

Андрей Петрович еще раз оглядел нищенскую обстановку жилья отставного
прапорщика, и ему захотелось помочь этому умному искалеченному человеку.

- Нет ли у вас просьб ко мне?

Жабин намек понял и застыдился:

- У меня крохотная пенсия. Потому и застрял на Камчатке, ибо жизнь во
Владивостоке стоит бешеных денег. Если это не затруднит вас, примите меня на
службу. Например, я мог бы стать смотрителем пристани и тех судов, что
остались здесь, догнивая. К весне я обязуюсь полностью исправить рангоут и
такелаж японской шхуны, которую летом конфисковал Кроун... Разве нам
помешает иметь свой корабль?

- Отлично. Буду рад служить с вами, - ответил Соломин. - Так принести
вам "Преступление и наказание"?

- Нет, не надо... ну его к бесу!

Расстались они чрезвычайно дружелюбно, и беседа с прапорщиком укрепила
Соломина в уверенности, что, утопая, не следует пренебрегать любою
соломинкой. В двадцати пяти милях от Петропавловска, при входе в Авачинскую
гавань, неустанно работал маяк - его беспокоящий луч пронзал метельные
всплески, тревожил в ночи проплывающих ради добра и зла.

"Сунгари", где же ты,"Сунгари"? Приди к нам!
ЯСАК БЕЗ СПИРТА

- Господин Неякин как ваше здоровье?

- А как вы себя чувствуете господин Соломин?

- Паршиво, между нами говоря.

- Вот и я тоже... между нами.

- Но я не ради этого вас позвал. Надеюсь, вы еще не забыли моих слов,
которые я произнес, выпуская вас из карцера?

Неякин не отказал себе в удовольствии напомнить.

- Я вам тогда еще в очко попал.

- Плюнули! А я вам сказал, чтобы вы убирались с Камчатки во
Владивосток, где вас должны судить.. Так или не так?

- С трудом, но вспоминаю.

- Вы моего распоряжения не выполнила Однако не надейтесь, что я
отступился от вас... Урядник, где ты? Миша Сотенный предстал.

- Сразу, как придет "Сунгари", это сокровище, - он показал на
съежившегося Неякина, - погрузить без промедления на корабль и проследить,
чтобы по пьянке не выпал за борт.

- Слушаюсь, - отвечал казак.

- У-у, сатрапы! - обругал их Неякин.

Соломин на это сказал ему:

- Цыть!

Блинов все чаще посматривал на календарь

- Пора бы уж "Сунгари" от Анадыря появиться...

Теперь и Соломин испытывал волнение: с Камчатки еще не выехали
некоторые приезжие, скопилась большая почта, немало казенной переписки.
Отъезжающие заранее снесли чемоданы к пристани, сидели как на гвоздях,
ожидая прибытия парохода.

Наконец с маяка сообщили, что вчера "Сунгари" прошел мимо Авачинской
гавани, имея курс к югу - на Владивосток!