иголок под ногти не загонял. Рисом кормил, в чае и папиросах не отказывал,
на прогулки выпускал... Так какого же еще рожна надобно для поверженного
противника?
министрам, его лично знает сам микадо.
Желательно вам христосоваться с Ямагато - пожалуйста. Но я в таком деле вам
не товарищ...
Губницкого и Неякина. Камчатка уже знавала немало кромешных бунтов, когда
неугодное начальство кровавой метлой выметалось в море, - камчадалы никогда
не были народом покорным: вулканы сотрясали Камчатку, и вулканы страстей
бушевали в душах ее жителей... Скажи им Соломин сейчас одно только слово -
от Неякина с Губницким даже галош бы не осталось, а этот заразный барак
"Минеоллу" разнесли бы по гаечкам! Но Соломин (как и в случае с бароном
Бриттеном) опять допустил дряблость воли, сейчас особенно непростительную.
неудовольствием:
эту нехристь на нас японцы наслали!
телеграмму министра внутренних дел Плеве.
Соломин велел ему тишком ехать в Мильково и предупредить Сотенного, чтобы
урядник не показывался в городе, где его ждут большие неприятности:
продолжит оборону Камчатки от японцев.
осмелился, надеясь, что траппер, как и обещал, сам появится в
Петропавловске, и тогда Андрей Петрович постарается выручить его. Увы,
предупредить траппера не удалось!
продумал свое поведение. Полмиллиона японских иен, собранных самураями в его
пользу, - этот великолепный чистоган надо было как-то оправдать...
часто кланяясь, как заводной петрушка, Губницкий (тоже с поклоном)
торжественно вручил ему саблю.
печальное недоразумение, какое произошло по вине начальника Камчатки...
Уверен, с вами ничего бы такого не случилось, если бы начальник Камчатки был
психически нормален.
речке Ищуйдоцке он тщательно завуалировал незначительным словом -
недоразумение.
обнаженную саблю, в другой знамя, нуждавшееся в стирке с мылом, а грудь он
выпятил, как на параде.
то и бандитов, вооруженных им, тоже следует признать явлением ненормальной
фантазии.
Петропавловска, чтобы с шапок поснимали ополченские кресты, а дружины сдали
оружие. Но сообщать
болезнь Соломина подтвердилась, и пусть они телеграфируют дальше... Смею
надеяться, что это известие вскоре же дойдет и до Токио!
просил его уничтожить протокол, им подписанный. Порывшись в шкафах,
Губницкий отыскал этот протокол. Но он был скреплен булавкою с другой
бумагой, и совсем нетрудно догадаться, что этим двум документам Соломин
придавал особо важное значение.
вторую бумагу. Несколько страниц были заполнены личными показаниями траппера
Исполатова об убийстве им сожительницы Марьяны и явинского почтальона.
он спрятал показания траппера в ящик стола и, зевнув, повторил:
ЛЮДСКИЕ ДЕЛА, ГОСПОДИ!
осмелился, он подтвердил донесение Соломина о битве на речке Ищуйдоцке, в
котором пленили японского командира и захватили знамя противника. Сохраняя
казенную последовательность, Губницкий оказался вынужден утвердить
составленный Соломиным список ополченцев, достойных награждения за боевые
отличия.
ответственности тех же самых геройских ополченцев. Буквально из пальца
прохиндей высосал юридическую формулировку для привлечения к суду
руководителей боевых дружин. Казуистика строилась таким образом: "за участие
в разбоях в отношении к мирным японцам, приходившим к нам ловить рыбу..."
ополченцев, квартировавших в Петропавловске и ближайших от города
поселениях. Отвечать за это преступление следовало бы и Плеве, который дал
Губницкому самые широкие полномочия. Но руки Губницкого (а тем более руки
министра внутренних дел) оказались слишком коротки, чтобы дотянуться до
берегов Охотского моря, где боевые дружины продолжали священную войну с
оккупантами...
от частой пальбы - патронов не жалели. Ополченцы прибрежных деревень и
стойбищ отражали каждую попытку японцев закрепиться на побережье. В
Большерецке произошло уже настоящее сражение - там дружинники перебили всех
налетчиков, факелом сгорела большая японская шхуна.
севере Камчатки, в безлюдном и суровом Карагинском краю, где жили
безграмотные коряки и камчадалы - прямые потомки первых русских
землепроходцев, осевших здесь со времен Дежнева и Атласова. Камчатские
патриоты наголову разгромили японский десант, и лишь пять захватчиков с
трудом добрались до шхуны вплавь, остальных добили меткие выстрелы.
каждого камушка, ответит плотными залпами из гущи диких шеломайников.
Японская военщина замыслила операцию по захвату Командорских островов -
совсем уж беззащитных, благо там проживали лишь 300 алеутских семей (а
здешние богатства котиковых лежбищ и последние каланы давно привлекали
самураев). Рано утречком, когда жители еще спали, японцы высадились на
архипелаге. Японский офицер, потрясая саблей, поведал алеутам, что отныне
Командоры - земля священного микадо, в честь чего над островами был поднят
японский флаг. Алеуты - люди спокойные: они дождались ветра с дождиком, а
потом нанесли захватчикам удар такой убийственной силы, что самураи вверх
тормашками закувыркались с островов в море...[9]
делать, нужна мощь главных корабельных калибров! Но действия японских
крейсеров были скованы единоборством с кораблями Сибирской флотилии, а в
Охотском море еще околачивался английский крейсер "Эльджерейн"...
в камчатском карцере.
для вас отведена самая лучшая каюта...
развитии американской техники, Андрею Петровичу отвели каюту без
иллюминатора и вентиляции, похожую, скорее, на мрачную грязную нору. От
соседства кочегарок переборка раскалялась так, что на ее поверхности,
кажется, можно было отпарить брюки. Легионы тараканов сыпались сверху
шуршащим дождем, от клопов не было никакого спасения...
на палубу. Увы, дверь предусмотрительно закрыли снаружи, очевидно по приказу
Губницкого, боявшегося, как бы этот "сумасшедший" чего-либо не натворил. От
работы склеротичных машин единственный стул в каюте, припрыгивая, начал
двигаться с борта на борт, словно в спиритическом сеансе. Наконец кто-то
вставил ключ в дверь и провернул его в скважине, выпуская Соломина в
коридор.
альбиноса, глазами. Соломин пожалел его.
не мог выбраться из кабака.
признак уважения.
будто его никогда и не было, а лишь приснился в кошмарном и сладком сне.
Слева по борту Соломину подмигнул почти приятельски желтый глаз маяка.
Афанасьев Роман
Василенко Иван
Зыков Виталий
Буджолд Лоис
Роллинс Джеймс